Фридрих Глаузер - Современный швейцарский детектив
Поскольку он ожидал услышать от меня смиренное «нет», я промолчал.
— Так в чем же дело? — Гуэр не отставал от меня, желая с самого начала сломить всякое сопротивление.
— Я не считал себя посторонним. Мне и раньше приходилось снимать на аварийных объектах, в том числе за ограждениями. Снимки во вторник вечером получились неудачными, поэтому я решил поправить дело.
План защиты я продумал во время конгресса косметологов. Главное, не выпалить все доводы и отговорки сразу, сказал я себе, и простодушно взглянул на Гуэра. Лучше всего сыграть роль эдакого сверхусердного исполнителя своих обязанностей.
— Откуда вы узнали, что снимки не получились? Вот господин доктор Феш сказал мне, что фотографии долго не удавалось найти, и ваша секретарша передала их сюда только сегодня утром, не успев показать вам.
Он утер свой широкий лоб мятым платком. Либо последняя реплика стоила ему немалых усилий, либо ему становилось жарко, так как он и на сей раз не снял своего макинтоша.
— Мотивы были слишком невыразительны, ведь в опытный цех мне зайти не удалось. А кроме того, у меня не было с собой вспышки.
— Ага. Зато сегодня вы вооружились ею, чтобы поснимать внутри объекта.
У меня и сегодня утром не было вспышки, так как обезьян Ляйбундгута нельзя было снимать с искусственным освещением, но я не собирался давать показаний Гуэру против себя самого.
— Господин Фогель, вы признаете, что вам нечего было делать на объекте номер 71? Объект закрыт, поскольку там полным ходом идет расследование, проводимое прокуратурой и технической службой вашего концерна. Необходимо отыскать и изучить все оставшиеся следы. Ваше вторжение могло бы, я повторяю: могло бы, помешать нашей работе. Вам это ясно?
Вот теперь мне показалось уместным изобразить кающегося грешника, и я пробормотал виноватое «да». Этот раунд я выдержал. Но тут Гуэр нанес мне удар ниже пояса. Как бы между прочим он сказал:
— Однако меня удивляет. Сегодня утром, когда на объекте номер 71 вы так любезно выдрали мне листок бумаги из блокнота, я не заметил вспышки в вашей сумке…
Мне показалось, что мис-ван-дер-роэвское кресло покачнулось подо мной. Значит, тот белый робот, который так грубо выпер меня с подозрительного объекта, был сам Гуэр. Ну конечно — я же помню его цюрихский говор.
Я даже не пытался скрыть своего удивления:
— Так это были вы?
Даже самодовольная ухмылка не промелькнула на его губах, он продолжал вопросительно глядеть на меня. Надеюсь, по моему голосу не было заметно, что шницель по-охотничьи и яблочная водка вновь подступили мне к горлу. Я попытался ответить с небрежностью специалиста.
— Жаль, что вы не углядели вспышку. Впрочем, знаете ли, господин Гуэр, нынешняя фототехника уже не так громоздка, как еще несколько лет назад. Дилетант может вполне не обратить внимания на компакт-блиц.
Ну, как, Гуэр? По-моему, я неплохо ушел от этого удара? Тут очков не наберешь.
— Возможно, вы правы, господин Фогель. Но вы все еще не дали убедительных объяснений тому, зачем вы проникли в здание, нарушив запрет. Хотелось бы выяснить и еще один вопрос, который беспокоит вашего начальника.
Хотя Фешу было явно неприятно включаться в подобную беседу, однако он откашлялся и продолжил тему, затронутую Гуэром:
— Гм, господин Фогель, не знаю, видели ли вы уже эту бумаженцию.
Двумя пальцами он протянул листовку ШАП.
Я наклонился к ней и утвердительно кивнул.
— Да, сегодня в обед их раздавали у входа в административное здание.
— Вот именно. — Он брезгливо помахал листовкой, словно держал в своей тонкой руке грязные подштанники. — Вы читали?
— Да.
— Гм. И что вы на это скажете?
Теперь вид у Феша стал решительным и целеустремленным. Но у меня не было ни малейшего желания ступать на хрупкий лед политических дискуссий с либерал-демократом, то есть ни либералом, ни демократом, членом кантонального парламента, доктором философии и права Филиппом-Августом Фешем, вице-директором концерна «Вольф-Хеми АГ», начальником отдела информации, а также ответственным за работу с общественностью.
— А что вы имеете в виду, господин доктор Феш?
Он сделал нетерпеливый жест.
— Я хочу услышать ваше мнение. Можете быть абсолютно откровенны.
Как бы не так!
— По-моему, это обычные нападки со стороны Швейцарской автономной прогрессивной партии. Стиль хромает, полно ошибок, опечаток.
— А содержание? — Феш так далеко откинулся назад и так глубоко ушел в свое роскошное кресло, что его хрупкая фигура совсем потерялась среди кожаной массы.
— Домыслы завистников, потуги на сенсацию.
— Здесь утверждается, будто сведения получены от сотрудника концерна, — теперь он говорил отрывисто и четко, словно выступал на пресс-конференции. — Вы считаете это возможным?
— Что?
— То, что эту клевету пустил в ход наш сотрудник.
Я рискнул взглянуть на Гуэра, который потел в своем кресле и, казалось, дремал.
— Да, пожалуй.
— Гм, а я так уверен. Когда вы передали этим людям фотографию доктора Кавизеля?
— Но, господин доктор Феш!
Мне даже не пришлось разыгрывать своего удивления.
— Это, — Феш ткнул пальцем в снимок со скандальной подписью, — взято из фотоархива нашей фирмы, а фотоархив находится в вашем ведении.
Ну это уж слишком! Значит, это я снабжал левых фотографиями и сведениями о технологических процессах, в которых ни черта не понимал? Я вскочил со своего стильного кресла.
— Хотите, я вам кое-что покажу?
Он враждебно уставился на меня через свои очки в тонкой металлической оправе.
— Хочу.
Я подошел к его письменному столу, за которым вольготно могла бы пировать дюжина феодалов, но где сейчас лежала только листовка.
— Господин доктор Феш, вы более или менее знакомы с полиграфической техникой? Посмотрите внимательно на печать. — Поскольку столешница из мореного дуба насчитывала в ширину метра полтора, я пододвинул к Фешу лежавшую посередине листовку. — Листовка отпечатана офсетным способом на простейшем оборудовании. На снимке отчетливо виден муар на растре, убедитесь сами.
Феш подался вперед и прищурил глаза.
— Знаете, отчего получается муар? Оттого, что растровую форму для печати делают с уже растрированного снимка. Так было и тут. То есть использовался не фотооригинал, а снимок из какой-нибудь газеты или журнала. Может, портрет доктора Кавизеля уже появлялся в «Вольф-ньюс»?
Феш хмуро поглядел на меня и отодвинул листовку на середину гигантской столешницы.
— Возможно. Только об этом я у вас должен спросить.
Я опять опустился в кресло.
— Я могу это выяснить. Если фотография использовалась для публикации, то на обороте делается пометка.
Гуэр сопя выпрямился и порылся во внутреннем кармане своего клетчатого пиджака.
— Вот она, — проворчал он, достал замусоленную записную книжку и без особых поисков вынул фотографию.
— Фройляйн Брённиман разыскала ее нам, — пояснил Феш.
— 25.9.80. Вероятно, это дата выпуска? — Гуэр, кряхтя, приподнялся и выложил фотографию на стол.
Феш наклонился к переговорному устройству и попросил свою секретаршу, фигуристую блондинку, принести номер нашей газеты за это число.
Комок в горле у меня пропал, но зато я почувствовал, что вспотел. Заподозрен безо всякой вины, а от страха чуть не умер!
Секретарша не удостоила меня даже взглядом; узкая юбка — здешние девушки не носили джинсы — чуть не треснула по шву, когда она протянула шефу уже раскрытую подшивку таким жестом, каким заведующий винным погребом в шикарном ресторане вручает карту дорогих вин.
— Спасибо.
Едва приметный кивок, и секретарша исчезла. Феш закрыл подшивку, поправил своим тонким пальцем очки и, обменявшись взглядом с Гуэром, обратился ко мне:
— Вы нам очень помогли.
Судя по всему, допрос — а теперь уж скорее просто беседа — был закончен. Поскольку у меня сложилось впечатление, что я покидаю поле боя непобежденным, то мне захотелось взять маленький трофей.
— Могу я попросить вернуть мне пленку, которую господин Гуэр отобрал у меня сегодня утром? Нам срочно нужны снимки обезьян.
— Разумеется. Но снимки, сделанные в четверг вечером, останутся пока у меня.
— Все?
— Да. Снимки с места аварии еще понадобятся, а фотографии господина Бальмера я отберу с ним сам.
О'кей, босс, можешь оставить их себе. Зато про пленку в моем портативном фотоаппарате вы ничего не знаете, а вот ее-то я и проявлю сегодня же вечером.
Конечно же, поблизости от дома места для парковки не оказалось, поэтому я поставил свой «опель» на берегу Рейна, минутах в пяти ходьбы. Год тому назад у меня здесь однажды выкачали весь бензин, поэтому я не очень любил оставлять машину на этой плохо освещенной набережной. А может, я стал слишком опаслив, с тех пор, как у меня из закрытой машины украли всю аппаратуру и пленки, когда я приехал на Хокенхаймский ипподром снимать тренировочные скачки на Большой германский приз. По счастью, воры не заметили уже проявленных пленок, которые я сунул вместе с продуктами в сумку-холодильник, поэтому рывок Регаццони на вираже не был потерянным для потомства.
