Полина Дашкова - Питомник
— А-а! — тихо вскрикнула Раиса, застывшая на пороге.
— Что с ребенком? — Олег вскочил и подлетел к капитану. — Где девочка?
— Сядьте, пожалуйста, — скомандовал Косицкий. — Люся в больнице, в подростковом отделении Института имени Сербского.
— Что с ней? Ну не тяните, скажите мне. — Он тяжело упал на стул. — Ее не ранили, не изнасиловали? Прошу вас, не мучьте меня.
— Никто вас мучить не собирается, — проворчал капитан и достал сигареты. — Ее не ранили. Ее убедили взять на себя убийство тети. Она все время повторяет, что убила тетю Лилю. А что касается изнасилования, — он прикурил и глубоко затянулся, — ваша дочь была на третьем месяце беременности. В больнице у нее случился выкидыш.
— Ой, батюшки, — прошелестел голос Раисы, — я говорила тебе, забери ее оттуда.
Олег схватился за виски, губы его посинели, капитан услышал тихую деревянную дробь и не сразу понял, в чем дело. Солодкин дрожал, и ножки стула под ним стучали, словно барабанные палочки.
— Мне нужен адрес семейного детдома, в котором жила Люся, — быстро, громко произнес Косицкий.
— Ня… лоп, — прохрипел Олег, лицо стало серым, он попытался встать, потерял равновесие, опрокинул стул, попятился к дивану, но не дошел, сел на пол, продолжая трястись так, что был слышен стук зубов. Дышал он часто, хрипло, губы налились синевой, словно он пил чернила.
— Ланрус… ня… бол… ся… тру… восемь… два… — повторял он громко и довольно внятно, глядя на капитана бешеными умоляющими глазами.
— Вам плохо? — тихо спросил капитан.
— Лоп… тру… Руслан…бух… сердце…
— Олежек, миленький, что, сердце болит? — бросилась к нему Раиса. — Ну не дрожи так, что сделать, что?
— «Скорую» надо, вот что. — Капитан присел у дивана на корточки и посчитал пульс. Не меньше ста двадцати в минуту. Кожа мокрая и холодная. — Есть у вас аптечка? Что-нибудь сердечное, кардеомин, или хотя бы нитроглицерин. Да звоните же, быстрей!
Раиса заметалась по комнате, жалко взглянула на капитана и всхлипнула:
— Вечно, вечно куда-то закидывает свой мобильный телефон… Не могу найти…
— У меня есть. — Капитан вытащил свой сотовый и позвонил «03».
Олег трясся, быстро, хрипло дышал, открывал рот, но вместо слов вырывались бессмысленные звуки.
— Что я могу сделать до вашего приезда? — спросил капитан диспетчера «Скорой». — У него судороги, холодный пот, губы синие, пульс сто двадцать, сильнейшая одышка и что-то с речью. Он наркоман. Да, я понял, спасибо.
* * *Илья Никитич вошел во двор и увидел две милицейские машины у подъезда.
— Ну что? — обратился он к старшему лейтенанту, сидевшему за рулем, и показал свое удостоверение.
— Только поднялись, — сообщил лейтенант, ищут.
— Поднялись куда?
— Ну как, в квартиру, конечно.
— Погодите, в какую квартиру? Что здесь у вас произошло? Я попросил только проверить двор.
— Ну, это вы с начальством выясняйте, — пожал плечами лейтенант. — Вот, кстати, и оно. Из подъезда вышли несколько человек с автоматами, в бронежилетах.
— Ну что, что?! Зачем в квартиру?! — Илья Никитич бросился к ним так резво, что налетел на железную трубу низенькой ограды, причем стукнулся все той же коленкой. — Старший следователь Бородин, — морщась от боли, представился он удивленным милиционерам и, размахивая удостоверением, запрыгал на одной ноге.
— Капитан Мельников, — представился высокий молодой человек и пожал Бородину руку. — Все без толку. Разумеется, нет никакого ножа, дверь нараспашку, в ванной свет, и совершенно ничего похожего на нож с ромбовидным лезвием и черепом на рукояти.
— Погодите, вы что, искали орудие убийства в квартире Солодкиных? — опешил Илья Никитич.
Пока ехали до отделения, Мельников вкратце рассказал все, что знал. Прихрамывая, Илья Никитич вошел вместе с ним в кабинет и увидел голубоглазую худенькую девочку, которая кормила грудью младенца.
— Извините, — смутился Илья Никитич.
— Ну что, ножа там, конечно, уже нет? — спросила девочка.
— Нет, — ответил хозяин кабинета капитан Мельников.
— Так я и думала. Маньяка, конечно, тоже не поймали?
— Ловим.
— Ну-ну. А вы кто? — обратилась она к Илье Никитичу.
Он представился, не решаясь переступить порог.
— Вы что, стесняетесь? — Она широко улыбнулась. — Никогда не видели, как ребенка кормят? Ничего неприличного в этом нет. Заходите, присаживайтесь.
— Может, я все-таки подожду? — Илья Никитич кашлянул и потер коленку.
Мельников тихо хмыкнул у него за спиной.
— Да ладно вам, мы уже закончили. — Ксюша опустила майку, младенец у нее на руках сонно причмокнул. — Прежде всего хочу вам сказать, что, пока здесь сидела, успокоилась и поняла, кто мог передать ему ключ от квартиры. Пожалуйста, если не сложно, дайте мне попить.
— У меня только пиво, — грустно сообщил Мельников, — теплое, но свежее.
— Кормящей матери пиво нельзя, — наставительно произнесла Ксюша. — Вот если бы вы могли послать кого-нибудь, например капитана Смачного, за соком в ларек, было бы отлично. Я дам деньги, и на чай ему добавлю щедро, от души. Пусть сбегает, проветрится, заодно заработает, он ведь от бедности такой злой.
— Ксения Михайловна, ну ладно вам, — проворчал Мельников, — давайте деньги, я пошлю кого-нибудь за соком.
— Апельсиновый или грейпфрутовый. — Ксюша достала из кармана пятьдесят рублей и вручила капитану. — Спасибо, очень мило с вашей стороны. Ну вот, — она повернулась к Бородину, — ключи от квартиры маньяку могли передать девушки-близнецы. Высокие, очень красивые блондинки лет восемнадцати. Совершенно одинаковые.
***Крокодил ворочался в аквариуме, бил хвостом по стеклу, и следователь ФСБ то и дело с отвращением косился на хищную тварь. В стекле ясно отражалось лицо хозяина, и следователь обратил внимание на определенное сходство этих двух существ. Крокодил хотел есть. Об этом сообщил заглянувший в комнату повар в белом крахмальном колпаке.
— Владимир Васильевич, малышу ужинать пора, — произнес повар, не обращая внимания на следователя и таким тоном, словно речь шла о маленьком, нежно любимом ребенке.
— Через двадцать минут, — ответил хозяин, встал, подошел к аквариуму, легонько постучал по стеклу костяшками пальцев и, оскалившись, спросил:
— Потерпишь, лапа моя?
— Чем же он питается? — поинтересовался следователь.
— Разными живыми зверюшками, — ответил Пныря, возвращаясь в свое кресло, — кроликами, цыплятами, иногда рыбу ест, тоже живую. Осетринку любит, форель. Он у меня не капризный.
У крокодила были такие жуткие глаза, что казалось, сейчас его взгляд вырежет аккуратную дырку в стекле аквариума и вместе с потоком воды выберется наружу, проползет на своих коротких растопыренных лапах по персидскому ковру и вцепится следователю в ногу. Пономарев Владимир Васильевич, старый авторитет по кличке Пныря, тоже хотел есть. В отличие от крокодила, он не был голоден, но постоянно жрал кого-то живьем. Следователь думал о том, как все-таки странно сидеть напротив преступника-рецидивиста, спокойно беседовать с ним, зная, сколько всего страшного числится за этим тощим, больным старикашкой, и не имея возможности просто взять его и арестовать. В данном случае приходилось допрашивать его как родственника потерпевшего, поскольку иных поводов для разговора, кроме гибели его племянника при взрыве в торговом центре, пока не было.
О том, что погибший — житель города Воронежа гражданин Ларчиков Геннадий Николаевич не просто случайный провинциал, а родственник легендарного Пныри, стало известно почти сразу. Возле трупа вплоть до приезда опергруппы и «скорой» тщетно хлопотали два огромных бритых молодца. У них были проверены документы, в том числе и разрешения на ношение огнестрельного оружия. Оба охранника, реанимируя покойного, скинули пиджаки, забыв, что под ними прятались портупеи с новенькими пушками.
Документы оказались в полном порядке. Мальчики числились служащими частного охранного агентства «Скорпион». Ну а то, что агентство это является личной службой безопасности авторитета по кличке Пныря, знали все. На вопрос, какое отношение к агентству имеет погибший провинциал и почему к нему приставлена охрана, мальчики ответили, что он — родной племянник Владимира Васильевича Пономарева.
— Значит, вы утверждаете, что ваш племянник оказался рядом с эпицентром взрыва совершенно случайно? — в третий раз произнес следователь и в третий раз услышал тот же ответ:
— Да, утверждаю. Это был террористический акт, никого конкретно они убить не хотели.
Следователь понимал, что стоит за этим ответом. «Не лезь в мои дела, я сам разберусь», — говорил старый вор.
— Владимир Васильевич, а вы не собирались пройти по магазинам вместе с племянником? — не унимался следователь. — Насколько нам известно, Геннадий впервые приехал в Москву, он совсем не знает города. Почему бы вам его не сопровождать?
