Фридрих Незнанский - Опасное хобби
Оценил и Мыльников, но более скромно:
— Молодцы, мужики, неплохо сработали. На подобные дела, помнится, несмотря на всякие строгачи, и месяцы уходили.
По какому-то непонятному его сигналу в комнату вошла изящно одетая девица под сто восемьдесят, тоже на модель похожая и при та-аких ногах, что Турецкий только носом покрутил. Она поставила перед каждым из них по чашечке черного кофе и удалилась. Проследив взгляд Турецкого, Мыльников чуть развел в стороны ладони и сказал:
— Облес оближ…
«Положение обязывает, — перевел про себя с французского Турецкий. — Особенно в такой конторе».
Выпив еще по рюмке и посмаковав кофе, Мыльников встал, взял со своего письменного стола блокнот и авторучку, пепельницу и пачку любимого Сашей «Честерфилда» с зажигалкой, устроил все это хозяйство на столе, показав жестом: курите! — и открыл блокнот.
— Итак, — начал он деловито. — От вас мне потребуется полный список пропавших полотен. Автор, название, дата, желательно размеры, хотя бы приблизительные, общий сюжет. Проблема, сразу скажу, не слишком сложная. Мы введем все эти данные в компьютер и, надеюсь, получим положительный результат. По поводу всемирно известных имен, таких, как, скажем, тот же Мане, Дега, Гойя, да и Кандинский, гораздо проще. Они находятся на учете, и их перемещения фиксируются. За исключением откровенного воровства и продажи полотен и других произведений искусства в закрытые частные коллекции. А таких, к сожалению, становится все больше. О менее значительных именах говорить преждевременно, но сведения и о них также могут быть. Так. С этим вопросом решили. Жду от вас полный список, ваша быстрота, сами понимаете, и есть наша скорость. А теперь по второму вопросу. В принципе Интерпол, как вы знаете, занимается экономическими преступлениями, контрабандой наркотиков и вообще всякой международной уголовщиной. У нас огромная картотека на международных преступников, и совсем не исключено, что некоторые имена могут всплыть. По поводу Богданова — мне будут нужны все его личные данные — я переговорю с венгерскими коллегами. Те свяжутся с полицией. Если он конвертировал и перевел к ним тридцать миллиардов рублей, сами понимаете, такие операции редко проходят мимо их внимания. Поэтому тоже не исключаю, что у них кое-что на него уже имеется. И, наконец, о Грязнове и его частном бюро. Ну исходя из личных наблюдений, могу сказать, что примеры такого сотрудничества имеются, причем весьма удачные. В Англии, к примеру, частные сыскные агентства довольно успешно сотрудничают со Скотленд-Ярдом. Начиная от убийств и кончая супружеским адюльтером. Я постараюсь тем же путем, то есть через своих коллег в Венгрии, связаться опять с той же уголовной полицией. Что получится в результате, сказать пока не могу, но возможность встретиться с Богдановым и даже допросить его, думаю, реальна, они помогут. Даже в том случае, если он уже успел сменить гражданство на какой-нибудь Парагвай. Еще вопросы?
— Пока благодарю, — сказал Турецкий, поднимаясь и гася окурок в пепельнице.
— Жду материалы, — Мыльников пожал Саше руку, — и мой самый сердечный привет Константину Дмитриевичу, — и тоже мизинцем почесал кончик носа.
Вошла та же длинноногая девица и вежливо открыла перед гостем дверь. Проходя мимо нее, Саша легким кивком поблагодарил ее и почувствовал аромат знакомых духов.
«Надо будет сегодня же позвонить Карине… по поводу ее картин», — решил он.
Вернувшись к себе, Турецкий сразу отправился к Меркулову.
— Ох, ну есть же Бог! Александр Борисович! — всплеснула руками, увидев его, меркуловская секретарша Клавочка.
— А от чего радость? — удивился он.
— А вы разве про себя ничего не знаете? — изумилась она.
— Что я должен знать? — сделав ужасное лицо, прошептал он.
— Да про бомбы ж…
— А-а, — махнул он рукой. — Это уже по радио передавали.
— Правда?!
— Точно, Клавочка. У себя? Один?
— Идите, идите, я вам сейчас чаю принесу.
— Ну садись, рассказывай, — осуждающе покачал головой Костя.
— Вам горячий пионерский привет от друга детства Виктора.
— Не паясничай. Договорились?
— Обо всем. Линия Грязнов — Богданов идет в проработку. Завтра отдадим все данные по Вадиму Борисычу. Вариант, сказал, вполне реальный. Грязнов может чемодан укладывать: носки, пижаму. В загранице без пижамы не спят. А то он привык в трусах.
— Тебе, конечно, видней, — сыронизировал Костя, — вы ж парами гуляете.
— Обижаешь, шеф. Исключительно ради дела. Сложнее другое, но тут я на Леню крепко надеюсь. Список пропавших картин нужен, и не просто авторы и названия, а объем, формат, сюжет, будь они неладны. Я в этом деле ни бум-бум. Как он за ночь успеет? Не звонил еще?
— Он-то как раз звонил. Все как сказал Бай. Я прочитал ваш совместный труд. — Меркулов вынул из папки протоколы, составленные в аэропорту и на Петровке. — Бай не боится, пять полотен действительно обнаружены. Они из каталога Константиниди. И больше того, там нет пометки «проданы». Значит, украдены. Господи помилуй, ну что за жизнь? Одни сплошные обыски… Надо ехать в Староконюшенный, к Ларисе этой. На Комсомольском работает Полунин со своими… — Костя повздыхал и перелистнул страницу в блокноте. — Во Фрязине обнаружен труп контролера СИЗО Скибы. Почерк тот же, что и у Малахова, — от уха до уха. Погосов?
— А кто ж другой! И фейерверк у моего дома — тоже его рук дело. Но он не пиротехник, к бомбам отношения может и не иметь. Они, скорее всего, дело рук Андрюши Беленького. У покойничка, кажется, действительно были золотые руки, прав Бай… А как ты думаешь, Костя, кому было выгодно, больше — нужно! — убрать нас с Ларисой: Баю или Ованесову? Ну, скажем, ее Гурам может опасаться, все-таки сто семнадцатая статья, четвертая часть, для «авторитета» — это гроб с музыкой. А я при чем тут? Тогда уж скорее Никита? Малахова убрал Погосов, он же — и своего, так сказать, спасителя, Скибу. Это и должно было произойти, только один телок не догадывался. Погосов обязан был по идее убрать тогда и Ларису. Но на веревке висел Беленький? Считай: три часа ночи — в Староконюшенном, раз. В это же время рвануло и у меня во дворе… Останки хоть увезли? Или век теперь на них смотреть?
— Увезли, — мрачно буркнул Меркулов. — Но тебе там с недельку лучше вообще не появляться… У меня, что ли, поживи? — спросил без всякой надежды.
— Вот-вот, в добропорядочную семью вторгаться. И как тебе такое могло только в голову прийти! У тебя ж дочь невеста! Красавица! Разговоры пойдут, сплетни. А ты… Эх, па-пашка!.. Другого и не скажешь. А почему мне дома нельзя?
— Но при чем здесь дочь-невеста?! Ты-то тут при чем? Турецкий! — почти возмутился Костя.
Турецкий только руками развел, пошутил:
— Да потому что не устоит она, Костя, придется тебе тогда спешно Лидке мужика подыскивать, чтоб женился и ничего не спрашивал. Неужели не понятно? Ну это я шучу, шучу, не сердись. А ты что, боишься, что за все ночные художества соседи меня могут разорвать?
— Балда… — вздохнул Костя. — Потому что у нас и так людей мало, и каждого охранять…
— Это пустое, Костя. Мне другое интересно. Ведро-то ты видел?
— Какое? Ах то, что с бомбой? Нет, конечно.
— А если его к Баю домой отвезти и старушке показать? Есть у него Клавдия Ивановна, болтливая такая, в доме прибирается. И еще сторож— Леша, совсем молодой парень. Но… с ним бы я пока не стал беседовать. Так вот, а вдруг узнает свое ведро старушка божий одуванчик, а? Старые люди к старым вещам относятся с почтением.
— А может, они его просто на помойке нашли?
— Но и в этом надо быть уверенным.
Костя молча снял трубку и позвонил Романовой. В двух словах передав ей предложение Турецкого, попросил выяснить у знакомого ей Синцова, что это было за ведро и на какой помойке его нашли. Явно не нравилась Меркулову догадка Саши. И пока они обсуждали тактику поведения, позвонила Шурочка и подтвердила сомнения Кости — ведро было старым и дырявым, и именно через эти рваные дырки были протянуты почти незаметные проводки к двери Турецкого. Новое ведро привлекло бы внимание, предположил Синцов, на старое же все плевали. Мало хламу на лестницах? На том у этих гадов и расчет строился.
Да. Турецкий только почесал затылок и поднялся, чтобы идти выяснять, как дела у Полунина, и перебазировать его с группой в Староконюшенный. Прав Костя пока в одном: надоели эти проклятые обыски, будь они неладны!
47Сильные потрясения на людей слабых чаще всего оказывают угнетающее воздействие. Так, думал Сергей Полунин, сам человек резкий и в чем-то безапелляционный, произойдет и с Ларисой Георгиевной. После всех трагических передряг— да еще эта ночная история! И когда утром он приехал к ней, чтобы объяснить необходимость еще одного тщательного осмотра — он не сказал обыска, так вроде проще, — квартиры на Комсомольском проспекте, и, по его выражению, ожидал увидеть перепуганную и уставшую женщину, его постигло разочарование. В лучшую сторону. Так он объяснял позже. Лариса Георгиевна была, конечно, слаба физически, но весьма деятельна духовно. Она сразу заявила, что не возражает даже против обыска, но поставила непременным условием, чтобы при этом присутствовал тот «оперативный работник» — термин даже усвоила, — который ее спасал и вчера был с ней на Комсомольском. «Турецкий, что ли? — спросил Полунин. — Но он сейчас допрашивает Бая. И всю ночь не спал. Его, кстати, тоже чуть не взорвали прошедшей ночью. Машину, во всяком случае, спалили начисто». То есть сказал все, что знал. «Нет, — сказала Лариса, — не его, не следователя, а второго, он рыжий такой». — «Ах, Грязнов? — понял Полунин. — Что ж, ему можно позвонить, если он дома».
