Элизабет Джордж - Всего одно злое дело
– Я узнала о парне по имени Брайан Смайт, – сказала она. – Он работал на Доути по компьютерным вопросам. Тем, которые требовали способностей к хакерству.
– И?
– Еще не допрашивала его с пристрастием. Планирую на завтра. Но я надеюсь получить подтверждение того, что Доути нанял его для того, чтобы он почистил ему все компьютеры и телефоны от любых следов его общения с Микеланджело Ди Массимо. Это, в общем-то, подтвердит, что Доути в деле.
Линли ничего не сказал. Барбара с нетерпением ждала, что он даст ей новое задание, которым, по логике вещей, должно было быть задание проверить возможность связи между Ажаром и Доути.
Наконец он сказал:
– Что касается этого…
Хейверс быстро прервала его, надеясь, что ее слова прозвучат как заключение:
– Кто-то его, конечно, нанял. Мне кажется, что тут возможны два сценария: или кто-то нанял его, чтобы осуществить план похищения Хадии…
– И тогда это?..
– Да кто угодно, кто ненавидел Ажара, я полагаю. Родственники Анжелины на первом месте. Они знали, что Хадия исчезла из Лондона, потому что я посещала их после ее исчезновения в ноябре. Кстати, посещала вместе с Ажаром. Сэр, они его конкретно ненавидят. Сделать что-то, чтобы помучить его… За это удовольствие они заплатят любые деньги, поверьте мне.
– Ну, а второй сценарий?
– Это уже к вам. Кто-то в Италии все организовал, включая связь с английским частным детективом, чтобы бросить тень на кого-то в Лондоне. Кто, по-вашему, может это сделать?
– Мы знаем, что Лоренцо Мура, возможно, знаком с Микеланджело Ди Массимо. Они оба играют в футбол за городские команды… – Он помолчал, потом она услышала его вздох. – Я передам все это Ло Бьянко. Пусть расскажет это тому, кто займет его место.
– Вы все еще хотите, чтобы я…
– Закончите то, что вы начали с Доути, Барбара. Если найдете что-то интересное, мы перешлем это в Италию, когда я вернусь. Теперь все в руках итальянцев. Моя работа как офицера связи завершена.
Барбара наконец позволила себе выдохнуть. Она все ждала, как он среагирует на сочиненную ею сказку.
– Когда вы возвращаетесь, сэр?
– Я вылетаю утром. Увидимся завтра.
Они попрощались, и Барбара осталась сидеть за своим столом, чувствуя на себе зловещий взгляд инспектора Стюарта. Со своего места он не мог слышать всего разговора с Линли, но на лице его было выражение человека, который ни за что не отступится от своих намерений и доведет дело до конца, чего бы это ему ни стоило.
Барбара не отводила своего взгляда до тех пор, пока он не развернулся на своем стуле и не вернулся к изучению отчетов, горой лежавших у него на столе. Она пыталась разобраться в своих ощущениях по поводу того, что сделала – и чего не сделала – во время телефонного разговора с Линли.
Хейверс быстро приближалась к критической черте. Если она перейдет ее, это навсегда приклеит к ней ярлык. Она спрашивала себя, что должна тем людям, которых любит, и единственный ответ, который приходил ей в голову, был таков: абсолютную лояльность, чего бы это ей ни стоило. Трудность состояла в том, чтобы определить, кто эти люди. Но еще труднее было понять, за что она любит этих людей.
Май, 1-е
Лукка, Тоскана
Сидя на кухне своего дома Торре Ло Бьянко, Сальваторе с удовольствием наблюдал за общением своих детей с их nonna[304]. Предыдущий вечер был один из тех, который дети проводили с отцом, а так как последний жил в родительском доме, то и с nonna. Мать Сальваторе с удовольствием наслаждалась присутствием своих nipoti[305]. Она накормила их завтраком, состоявшим почти из одних dolci, что в другое время вызвало бы протесты Биргит. Единственным реверансом в сторону правильного питания были cereale e latte[306], и слава богу, она выбрала хлопья из отрубей, подумал Сальваторе, – но сразу же за ними последовали пироги и biscotti. Дети съели гораздо больше, чем им полагалось, и на их мордашках были видны следы поглощенного сладкого. Со своей стороны nonna забрасывала их вопросами. Ходят ли они в церковь каждое воскресенье, хотела она знать. Посещали ли они службу в Чистый Четверг? Стояли ли они на коленях в течение трех часов в Страстную Пятницу? Когда они последний раз получали Святое Причастие?
На каждый из этих вопросов Бьянка отвечала, опустив глаза. На каждый из этих вопросов Марко отвечал с таким торжественным выражением лица, что Сальваторе так и подмывало спросить его, где он этому научился. По дороге в школу отец велел им, чтобы ложь nonna была Темой Номер Один, когда они в следующий раз пойдут к исповеди. Прежде чем оставить их в Скуола Данте Алигьери, он рассказал Бьянке, что ее маленькая подружка Хадия Упман наконец нашлась. Сальваторе поспешил заверить дочь, что с ней теперь все в порядке. При этом он потратил несколько минут на то, чтобы убедиться, что Бьянка понимает – anche tu, Marco[307], сказал он, – что ни за что, ни за что на свете она не должна доверять кому бы то ни было, кто пригласит ее пойти с ним, по какой бы то ни было причине. Если это не ее nonna, ее мама или папа, тогда она должна сразу же начинать звать на помощь и не успокаиваться до тех пор, пока эта помощь не придет. Chiaro?
Хадию Упман подвела любовь к отцу. Она очень скучала по нему, и никакие фальшивые электронные письма, которые ее тетка присылала ей якобы от лица ее папы, не могли ее успокоить. Все, что преступнику надо было сделать, чтобы завоевать ее доверие, – это обещать маленькой девочке, что он отведет ее к отцу. Слава богу, что Хадия оказалась в руках ненормальной Доменики Медичи. С ней могло случиться много чего и похуже.
После того, как Хадия воссоединилась со своими родителями в больнице, Сальваторе и детектив из Лондона пошли каждый своим путем. Работа Линли в качестве офицера связи была закончена, и он не хотел вмешиваться в дальнейший ход следствия.
– Я буду пересылать вам всю информацию, которую удастся найти моей коллеге в Лондоне. Сам же я возвращаюсь в Англию. Buona fortuna, amico mio, – сказал он в завершение. – Tutto è finite bene[308].
Сальваторе постарался взглянуть на все с философской точки зрения. Дело действительно закончилось хорошо для инспектора Линли, чего нельзя сказать о нем самом.
Ло Бьянко сообщил все il Pubblico Ministero, как только они расстались с Линли. Он считал, что Фануччи будет интересно узнать, что девочку нашли живой и здоровой. Он также полагал, что ему будут небезынтересны показания самой девочки: об открытке, возможно, написанной почерком ее отца; о том, что Роберто Скуали использовал ее детское прозвище; и больше всего о том, что эти два факта указывали на виновника ее исчезновения. Она ведь, в конце концов, ни слова не сказала о Карло Каспариа.
Однако Сальваторе не смог предвидеть реакцию Фануччи на то, что последний назвал открытым неповиновением старшего инспектора Сальваторе Ло Бьянко. Его ведь освободили от расследования, не так ли? Ему сообщили, что расследование передается другому офицеру, nevvero? Тогда что же он делал в Апуанских Альпах, когда ему надлежало сидеть на своем рабочем месте и дожидаться появления Никодемо Трильи, которому передали это дело?
– Пьеро, – сказал Сальваторе, – жизнь девочки находилась в опасности, и вы не могли ожидать, что я буду спокойно сидеть и ждать у моря погоды, имея сведения о том, где она находится. Я был обязан немедленно отреагировать.
Фануччи согласился, что Торо вернул девочку родителям в целости и сохранности, но дальше этого его признание заслуг старшего инспектора не пошло.
– Как бы то ни было, расследование теперь переходит в руки Никодемо, и ты обязан передать ему все, что у тебя есть по этому делу, – сказал он.
– Позвольте мне попросить вас пересмотреть ваше решение, – попросил Сальваторе. – Пьеро, наш последний разговор закончился очень плохо. Меня переполняет чувство вины. Я бы только хотел…
– И не проси, Торо.
– …чтобы вы позволили мне закруглить последние мелочи. Там есть любопытные вещи, касающиеся поздравительной открытки, а также того, что было использовано детское прозвище малышки… Любовник ее матери настаивает, что этот человек – ее отец – должен быть тщательно допрошен, прежде чем он покинет страну. Позвольте сказать, Пьеро, что, хотя я и не очень верю любовнику, мне кажется, что дело еще не закончено.
Но это Фануччи даже не захотел выслушать.
– Basta, Topo, – сказал он. – Ты должен меня понять. Я просто не могу позволить неповиновение в ходе расследования. И пусть это тебя успокаивает, пока ты ждешь Никодемо.
Сальваторе знал Никодемо Трилью, человека, который ни разу не пропустил свой послеобеденный pisolino[309]. У него был живот, как пивная бочка, и он не пропускал ни одного заведения на своем пути, чтобы не выпить кружку пива и не провести там минут тридцать, пока она усваивается.
