Елена Сулима - Московские эбани
— Что с ней случилось?
— Отчалила. — Незадачливо ответил панк Миша.
— То есть как? Где она?!
— В поезде.
— В каком ещё поезде?! Она же не собиралась никуда уезжать! Она мне ничего об этом не говорила! Куда она едет?!
— В Париж, через Сибирь. — Миша панк был уверен, что изъясняется кратко и понятно.
— Сибирь?..
Вадим на мгновение потерял дар речи. Тайланд… Париж… но чтобы Сибирь!.. — в голове его закружились стрелки: — Что ты имеешь под этим ввиду? Сибирь? Натуральную?
— Ну да. Фальшивую вроде ещё не придумали.
— Как это… в Париж через Сибирь? В какой ещё Париж?!
— Столицу Европы, не знаете что ль?..
— Нет. Нет! — замотал он головой, и услышал в ответ разумное удивление подростка:
— Ну и тьма — пошел народ. Парижа не знает.
— С кем Париж?!..
— С мужиками какими-то. А кто же рюкзак-то ей будет носить?
— С какими ещё мужиками?! Зачем ей рюкзак в Париже?!
— Как зачем? Она же сначала в Сибирь поехала, в тайгу, а потом уже в Париж поедет.
— Сначала в Сибирь, тайгу… а потом в Париж?.. — растерянно переспросил Вадим и залпом выпил стакан водки, — Но в тайгу-то за что?.. Зачем?!
— Как зачем? Дорога так легла.
— Слушай, парень, не понимаю я что-то.
— А что тут понимать? Это ж Виктория — полный дзен.
— Какой ещё «дзен»?
— Это когда говорят: понимай "без комментариев".
— Ничего себе без комментариев! Если она сейчас в Сибирь поехала, значит, ещё вчера знала, что поедет. Тогда зачем посуду побила? — чувствуя, что говорит что-то не то, выпалил Вадим.
— На счастье, наверное. — Не растерялся панк Миша.
— Как это на счастье? Ничего себе на счастье! А ещё двадцать две бутылки отличного вина у меня на глазах перекокала!
— Для профилактики пьянства, наверное…
— Да же это за женщина такая?!
— Нормальная. Мне нравится. А вам — нет?
— Нра… нра… — Вадим глотал воздух, — С кем она поехала?! Я должен знать!
— Не знаю должен ли ты знать, мужик, или нет, но секрета, по моему, нет. Только я сам толком не понял с кем, но то, что там, в компании их, некий Спиин, это уж точно. Без него явно не обошлось.
"Спиин! — беззвучно орал в свое гулкое одиночество посреди осколков Вадим. — Да не может быть! Да что же это за черт такой — Спиин?! Кто он такой? Какой-то то бывший ли младший, то ли старший научный сотрудник! выпил водки и замотал головой: — Надо же… — Спиин!..
В полном недоумении, вставил в видеомагнитофон кассету с фильмом о её картинах, который сделал Митя по его заказу — все как-то недосуг было посмотреть. Пристроился пить и видеть.
Сначала забрезжил серый свет, и зазвучало лунатичное хоровое пение. Пение словно вытаскивало наружу его нутро. Стало муторно, окончательно муторно. Он никогда не слышал такого пения, оно выходило словно из глубины, глубины сна. Вадим вспомнил, про её хор глухих. "Зачем, зачем она заставляла их петь? Они же сами не ведают, что поют! С чем они могут себя сравнить? Со своей тишиной?!" Пение продолжалось, на экране проступил абрис прозрачной фигуры, она постепенно переросла в другую и тогда только он догадался, что это те самые символы сущностей, которые рисовала Виктория, но не было видно кромок бумаги, фон казался меняющимся в цвете космосом без границ. Голос наложился на нечленораздельное пение: "Что большому счастье, малому — погибель". Он с трудом догадался, что это голос Виктории, слишком у спокойным, тихим, был он, словно доносившийся до него сквозь толщу будущих лет. Такой голос её он слышал лишь раз, по дороге к нему. Еще вчера. И снова только пение и живые, потусторонние существа перетекающие одно в другое. И снова голос: "Что слабому счастье, то сильному — досада. Прости, за несбыточное. Прости".
Наступила пустота.
