Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник)
— Да, — сказал я. — Но чем вдаваться в детали, объяснили бы вы мне, куда мы направляемся и зачем.
— С удовольствием, — говорит. — Мы будем искать самолет.
Я тупо уставился на огонек его сигареты.
— Это тот самолет, на котором летел Маколи, тот, что упал в море? Вы же убили единственного человека, который знал, где он находится.
— Есть еще один человек, который знает это, — сказал он спокойно. — Зачем, по-вашему, мы взяли ее с собой?
— Не глупите, — говорю я. — Он же один летел. Откуда она может знать, где самолет?
— Он ей сказал.
— Вам этот самолет и за миллион лет не отыскать.
— Я думаю иначе. Он явно знал, где упал самолет, был уверен, что, вернувшись, сможет найти это место, иначе не стал бы пытаться нанять яхту и водолаза. Очевидно, там есть какой-то ориентир, например, риф или мыс. А раз он это знал, то мог рассказать ей. Надо только, чтобы она передала информацию нам. Вообще-то общие координаты этого места она мне уже сообщила. Оно находится западнее рифа Скорпион. Думаю, вы знаете, где это?
— Риф обозначен на карте, — отрывисто бросил я и немного повернул руль, чтобы выровнять яхту относительно ряда вех подходного канала. — Послушайте, Баркли, вы дурак. Даже если вы найдете самолет, этими деньгами вам не воспользоваться. Ей я этого не говорил, потому что их главной целью было скрыться от вас и ваших головорезов, но вместо денег там осталась одна целлюлозная каша. Они же несколько недель пролежали в воде.
— Денег? — В его голосе слышалось легкое удивление.
— Только, ради Бога, не надо умничать. Не за тем же вы ищете самолет, чтобы достать оттуда бутерброд с ветчиной, который Маколи взял с собой в дорогу, да не успел съесть.
— Она, что же, сказала вам, что в самолете деньги?
— Конечно, что же еще? Они хотели попасть в Центральную Америку, чтобы вы и ваши гориллы навсегда потеряли их след.
— Мне было интересно, какое объяснение она придумала для вас.
— Что вы имеете в виду?
— Вы довольно наивны, Мэннинг. Мы ищем не какие-то там ерундовые деньги, которые были у Маколи. Мы хотим вернуть себе кое-что, что он у нас украл. Он был вором.
— Не верю.
— Верите вы или нет, совершенно не важно. Но почему вы так уверены? Вы же не были знакомы с Маколи и ничего о нем не знаете.
— Я знаю Шэннон. Не может быть, чтобы она лгала мне.
Он фыркнул.
— Так я и знал. Кстати, это ставит меня в затруднительное положение.
— Почему это?
— Все просто. Один из нас явно говорит неправду. Я могу без труда доказать, что лгу не я, а наша общая знакомая. Но, по большому счету, стоит ли мне это делать? Ваше увлечение прелестной миссис Маколи нам на руку. Доказав, что она вас надувала, мы только себе навредим. Вам может стать безразлична ее судьба…
— Ловко выкрутился, — сказал я.
— Но, с другой стороны, — продолжал он, как будто не слыша меня, — разочаровавшись в сей чаровнице, вы, может быть, с большей охотой поможете нам вернуть то, что украдено ее мужем. Интересная ситуация с точки зрения психологии, не так ли?
— Да, — презрительно бросил я, — очень интересная. — Через несколько минут мы выйдем из гавани. Не будете ли вы так любезны взять руль, чтобы я мог поставить паруса?
— О чем речь, старик.
Началась мягкая качка: «Балерина» вошла в проход между дамбами, куда проникает волна из залива. Вглядевшись в темноту прямо по курсу, я увидел мигающий огонек на буе, установленном на выходе из гавани. Дул умеренный северо-восточный бриз. Интересно, зачем Баркли решил рассказывать все эти байки? Я ведь и так у него в руках, зачем же врать?
— Я нашел их сумку, ту, что она послала на яхту. Я оглянулся. Джорджа Барфилда не было видно, он говорил из каюты.
— Какая-нибудь карта там есть? — спросил Баркли.
— Нет.
Барфилд вышел на кокпит и уселся рядом с Баркли. В тусклом свете звезд я разглядел, что он что-то держит в руке.
— Там был саквояж с деньгами, примерно восемьдесят тысяч долларов. Но карты никакой не было.
— Что?! — вырвалось у меня против воли.
— Что это с нашим Дон Кихотом? — спросил Барфилд. — Орет как оглашенный.
— Боюсь, ты развеял одну из иллюзий Мэннинга, — проворковал Баркли. — Миссис Маколи сказала ему, что эти деньги в самолете.
— Ух ты! — сказал Барфилд. — Всякое я видел, но чтоб такое… Мужику уже за тридцать, а он все еще верит женщинам.
Я смотрел прямо перед собой, продолжая держать руль. Что еще я мог сделать? Мне было тошно.
— Заткнись, сукин сын, — сказал я. — Положи сумку на палубу и посвети на нее фонариком. Фонарик на скамейке с правого борта.
— Он у меня при себе.
Барфилд положил сумку у моих ног.
Он зажег фонарик и расстегнул застежку саквояжа. Внутри были пачки денег: двадцатки, полу сотенные, сотенные.
«Я продала свои драгоценности, взяла ссуду под машину. Это наш последний шанс. Я не знаю, почему они хотят убить его, что-то случилось на вечеринке…»
— Ладно, можешь закрыть, — сказал я.
— Ты что, забыл мой титул? — спросил Барфилд.
— Что?
— Надо было сказать: «Можешь закрыть, сукин сын».
— Заткнись, — сказал я.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы выучиться судовождению, Джой?
— Слишком много, — ответил Баркли. — Оставь его в покое.
— У меня в школе были хорошие отметки по математике, — сказал Барфилд, — может, мне попробовать? Сколько можно его терпеть?
— Прекрати, — коротко бросил Баркли. — Даже если бы мы смогли добраться до места, без водолаза нам не обойтись.
— С аквалангом каждый дурак может нырнуть.
— Джордж, старина… — мягко сказал Баркли.
— Ладно, ладно…
— А что в самолете? — спросил я.
— Алмазы, — ответил Баркли. — Я бы сказал, довольно много алмазов.
— Чьи они?
— Наши, конечно,
— И она знает об этом?
— Да.
Я подумал, нет ли у меня скрытой тяги к мазохизму. Чем еще можно объяснить мое непреодолимое желание узнать эту поганую историю во всех подробностях?
— Они, что же, не собирались бежать в Центральную Америку?
— Собирались, по крайней мере поначалу. Но Маколи не мог взять ее с собой в самолет, потому что ему был нужен водолаз. У этих алмазов прямо тяга какая-то к воде. Вы будете уже третьим водолазом, который достанет их со дна моря.
— Ты ему еще роман об этом напиши, — посоветовал Барфилд.
— Ты опять вмешиваешься в вопросы стратегии, Джордж?
— Нет, нет, — торопливо сказал Барфилд. — Но какой смысл рассказывать этому психу…
— Здесь он никому об этом не расскажет, поверь мне.
А на берег ему не вернуться. Намек прозрачней некуда. Наверное, они говорили что-то еще, но я ничего не слышал, как будто вдруг остался на кокпите один. Все было неправдой, от начала до конца. Она лгала мне. Зачем теперь искать какие-то оправдания? Все ясно как день. Надо быть полным идиотом, чтобы давным-давно во всем не разобраться. Меня не интересовал ни этот их самолет, ни дурацкие алмазы, ни прочие подробности всей этой заварухи. Она лгала мне, все время лгала!
Я болван, кретин. Я верил ей. Даже когда у меня хватило ума понять, что все это звучит как-то странно, все равно верил. «Она не станет меня обманывать». Как же, не станет, идиот несчастный! Смотрел в ее невинные, манящие серые глаза и думал: «Она просто не способна сказать неправду». Господи, надо же быть таким дураком! Она не смогла полететь с ним на самолете, потому что нужно было поставить дополнительный бензобак. Я — их последний шанс на спасение, она доверяет мне последние деньги. Она, наверное, хохотала до судорог. Не надо прятать голову в песок. Вот тебе вся правда, Мэннинг. Я даже представил себе, как она говорила мужу: «Дорогой, этот болван верит всему, что ему ни наплетешь».
Меня провели как школьника. А я и поверил. И поэтому убил в драке этого несчастного мерзавца, и теперь полиция будет у меня на хвосте до конца моих дней. Только он, конец этот, не за горами. Это такой же факт, как то, что я свалял дурака. Они избавятся от меня, как только я найду самолет и достану из него то, что им нужно.
И ее они тоже убьют. Жалко, правда? Я подумал, понимает ли она, что ей их не разжалобить. Как только она расскажет им, где искать самолет, они сразу ее и порешат. Им это что комара прихлопнуть. А если не скажет, они будут ее бить, получая от этого удовольствие. Так что лучше уж ей протереть свои красивые глазки и понять, что ей принесет эта прогулка по морю при луне. Я должен был бы испытывать какое-то удовлетворение от того, что она поплатится за свое вранье, что ее убьют вместе со мной, но ничего такого я не чувствовал. Мне было тошно.
Может, мне еще пожалеть ее? Этого только не хватало. Ее подлое, предательское вранье… Тут я остановился. Мне в голову пришла одна мысль.
Если она знала, что в самолете и где он находится, почему они давным-давно ее не схватили? Почему они все пытались найти Маколи, захватить его живым и расспросить, если ее они могли прибрать к рукам в любое время?
