Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
И несчастный Люсьен разрыдался, закрыв лицо руками.
— Конечно, мне жаль вас, — сказал Жак Гаро. — Но в то же время мне хочется поддержать в вас мужество… Только что я оказал вам огромную услугу: спас от бесчестья, которое неизбежно постигло бы вас, заключи вы этот недостойный брак. Окажите же и вы мне услугу: спасите мою дочь!… Это же будет счастьем и для вас…
— А если я не могу согласиться?
— А почему бы вам и не смочь?… Отказываясь, вы тем самым убиваете Мэри, а ведь девочка любит вас, любит до безумия! Нет, вы не сделаете этого, — добавил он, умоляюще протягивая к Люсьену руки, — это будет просто преступлением! Только что, разбив все ваши мечты, я, должно быть, поступил жестоко, но я действовал как хирург: причинил вам боль лишь для того, чтобы помочь вам. И вы должны мне быть за это признательны.
— Я признателен вам… Да, мне очень горько, но не испытывать к вам признательности было бы несправедливо. Передо мной разверзлась страшная пропасть… А вы вовремя предостерегли меня… И я благодарен вам…
Молодой человек протянул негодяю руку, тот пожал ее, и торжествующее выражение засияло у него на лице.
— Но вы должны понимать: рана моя слишком глубока, мигом не зарубцуется. Попросите же госпожу Мэри простить меня, если на какое-то время мне придется отказаться от ужинов у вас, несмотря на ее столь любезное приглашение. К чему ей лицезреть мою мрачную физиономию, вряд ли это сколько-нибудь порадует ее… Нужно подождать…
— Но как раз ожидание и убивает мою дочь, ибо душа ее рвется на части, раздираемая надеждой и отчаянием! — пробормотал миллионер.
Люсьен поднял с пола выпавший у него из рук документ и протянул его Полю Арману.
— Покажите ей это. Госпожа Мэри поймет, что я не могу жениться на дочери убийцы моего отца.
Разумеется, Люсьен имел в виду дочь Жанны Фортье, но для подлинного убийцы сказанное им вдруг приобрело совсем иной смысл — страшный, ужасающий, — и он поневоле опустил голову.
— Значит, — произнес он через некоторое время дрожащим голосом, — никакие доводы, никакие мольбы не в силах заставить вас изменить свое решение и ускорить наступление того момента, когда дочь моя будет наконец счастлива?
— Очень вас прошу: не настаивайте. Умоляю: дайте мне хоть несколько дней, чтобы успокоиться и все обдумать…
— Несколько дней! — произнес миллионер. — Ну что ж, пожалуйста! Только это вам следовало бы сказать Мэри, а не мне. Она ведь мне не поверит.
— Хорошо, сударь! Сегодня же вечером я сам скажу ей об этом, — с внезапной решимостью объявил Люсьен.
—Спасибо, мальчик мой, теперь вся моя надежда — только на вас.
— Не позволите ли вы мне взять этот документ, через день я верну его.
— Пожалуйста. Можете сколько угодно держать его у себя.
Люсьен вышел из кабинета, на сердце у него было тяжело. Размышляя о том, что случилось, он с головой ушел в свои мысли.
«Факт остается фактом! Люси действительно дочь Жанны Фортье… Я не уверен, что Жанна Фортье и в самом деле виновна, но Поль Арман прав: сотни улик свидетельствуют против нее, и нет ни единого доказательства ее невиновности!… Брак, о котором я так мечтал, невозможен и теперь не состоится. Ах! Бедная Люси, ведь это разобьет и ее сердце! Прощайте, все мои прекрасные надежды! Прощай, любовь! Прощай, будущее! Больше у меня ничего не будет в этой жизни!»
И, уронив голову на грудь, Люсьен полностью отдался во власть постигшего его горя.
Глава 15
Вернувшись в Париж, молодой человек нанял извозчика и велел ехать на набережную Бурбонов. Люси дома не оказалось — она ушла в мастерскую. Тогда он приказал отвезти его к булочной на улицу Дофина. Когда Люсьен появился там, разносчицу хлеба охватило вдруг дурное предчувствие. Ее внезапно забила дрожь: быстрыми шагами она пошла к нему навстречу; заговорить ей стоило немалого труда:
— Вы, господин Люсьен! Вы пришли ко мне?
— Да, мамаша Лизон. Только что я был на набережной Бурбонов… Люси я не застал…
— Вы хотели ей о чем-то сообщить?
— Да… А теперь скажу все вам. Вы можете отлучиться на час?
— Разумеется, господин Люсьен, — ответила Жанна, окончательно встревожившись, — я сейчас свободна. Но что это с вами? Вы, похоже, страшно взволнованы…
— Я вам все объясню. Пойдемте в карету…
Карета тронулась. Жанна хотела что-то спросить, но он перебил ее:
— Не здесь, мамаша Лизон. То, о чем мне нужно вам сказать, очень серьезно. Потерпите, пока не приедем ко мне.
Тревога, охватившая Жанну, перешла в ужас; она замолчала и погрузилась в размышления. Зная о том, что произошло между мастерицей и Мэри, она понимала, что речь сейчас наверняка пойдет о Люси, но о чем именно?
Вскоре они наконец оказались одни — в очень скромной квартире. Молодой человек, до сих пор державшийся из последних сил, рухнул на стул и тут же разрыдался. Жанну этот внезапный взрыв отчаяния страшно перепугал.
— Господин Люсьен, — воскликнула она, — ваши слезы — красноречивее всех слов. Ведь речь пойдет о Люси, да? Вы хотели поговорить со мной о ней?
— Да… — ответил Люсьен так тихо, что Жанна поняла это лишь по его кивку.
— Ах! С самого утра, после визита госпожи Арман, я все время чувствовала, что произойдет какое-то несчастье.
Люсьен изумленно посмотрел на Жанну.
— Вы не знаете о том, что госпожа Арман любит вас?
— К сожалению, мне это известно. И уже довольно давно. Но зачем она приходила к Люси?
— Она просто с ума сходит от ревности. И пришла предложить Люси три тысячи франков — а если та захочет, то и больше — за то, чтобы та согласилась уехать, причем не просто из Парижа, а вообще из Франции, и навсегда забыть вас.
— Как она могла! — ошеломленно прошептал Люсьен. — Как она посмела предложить Люси подобную сделку!…
— Посмела. Просила, умоляла. На колени встала, упрашивая спасти ей жизнь: заявила, что, если вы не согласитесь ее полюбить, ей останется только умереть. А Люси возмутилась… Тогда госпожа Арман повела себя совсем иначе и, уходя, заявила, что отомстит ей… А что вы об этом думаете?
— Думаю, что ревность — плохая советчица и что стоит простить того, кто обезумел от любви.
Эта фраза Жанну совсем озадачила.
— Значит, вы нисколько не порицаете госпожу Арман?
— Порицаю, но считаю, что она вполне заслуживает жалости.
— А Люси разве жалости не заслуживает? Или госпожа Арман не ранила ее в самое сердце, не вселила ей в душу ревность и печаль? Если бы вы только видели, в каком она была состоянии — вся в слезах, растерянная, — вы бы поняли, какие муки она испытывает!
— Мне от души жаль ее, мамаша Лизон.
— И только-то?… Господин Люсьен, ваша холодность пугает меня… Боюсь, как бы через пару минут вы не объявили, что больше не любите Люси, что…
— А если так оно и будет? — вдруг перебил ее Люсьен, голос его дрожал.
Разносчица хлеба страшно побледнела.
— Значит, вам приходило такое в голову?
— А если я не должен больше никогда видеться с Люси?
— Ах! Вы, должно быть, шутите! Не видеться с Люси! Это было бы ужасно! Только подумайте о том, Как безумно девочка любит вас! Да она просто умрет! Нет, нет! Вы такого не сделаете!
— А если честь вынуждает меня поступить именно так? Если между нами сейчас стоит непреодолимая преграда?
— Но это же просто невозможно! Вчера не вынуждала, а сегодня уже вынуждает! Или всему виной богатство господина Армана — это из-за него вы голову потеряли?
— Мне открыли глаза на кое-какие факты, и теперь я вынужден поступить так, как велит мне долг.
— Неужели вы собираетесь оскорбить Люси, в чем-то подозревая ее?
— Боже упаси! В чем ее можно подозревать?
— А тогда что же вам о ней сказали? Что выдумали Поль Арман с дочерью? Неужели вы посмеете повторить мне эту постыдную ложь?
— Они вовсе не лгали и ничего не выдумывали. Клянусь вам: преграда, разделяющая теперь нас, непреодолима. Нас с Люси разделяет пролитая кровь!
— Кровь! — повторила Жанна, окаменев от изумления.
— Да… Люси я все так же люблю; может быть, даже больше, чем прежде. Расставаясь с ней, я повинуюсь лишь голосу чести. Увы, честь не позволяет мне жениться на Люси!
— Но почему же, почему вдруг!
— Потому что я не могу жениться на дочери убийцы моего отца!
Жанна вскрикнула и обеими руками схватилась за сердце, словно опасаясь, что оно вот-вот разорвется. Потом пошатнулась.
— Что вы такое сказали? — спросила она вдруг очень отчетливо. — Наверное, я плохо поняла. Вы утверждаете, что Люси — дочь той женщины, которую суд приговорил за убийство вашего отца?
— Да… Она — дочь Жанны Фортье…
— Дочь Жанны Фортье! Ее дочь! Люси — ее дочь!
Жанна буквально рассудка лишилась. И едва не выдала свою тайну. Она уже готова была сказать: «Люси — моя дочь!» Однако довольно быстро опомнилась: вряд ли стоило доверять подобную тайну сыну Жюля Лабру.
