Лоренцо Каркатерра - Гангстер
Нико лежал на кровати, положив руки под голову, и смотрел, как я одевался, чтобы впервые отправиться на обед с родителями Анны.
— Ты уверен, что одеться в черное будет правильно? — спросил я, глядя на его отражение в зеркале.
— Большинство жителей этого острова ходит в черном, — ответил Нико. — Всю свою жизнь, каждый день.
— Как будто они все овдовели и носят траур.
Он спрыгнул с кровати, подошел ко мне и поправил воротничок моей рубашки.
— Успокойся. Это всего лишь обед.
— Обед с родителями Анны, и я хочу, чтобы все прошло как надо.
Нико снова сел на кровать.
— Должен признаться тебе, что, когда мы сюда приехали, я не знал, чего ожидать и на что рассчитывать. Понятия не имел, как ты поладишь с этими людьми и их обычаями. Оказаться на этом острове все равно, что уехать на несколько столетий назад. Прошло две недели, и ты стал чувствовать себя так, будто родился здесь. Ну, а потом, в довершение всего, идешь купаться и возвращаешься, обнимая самую красивую девушку на всем острове. Ты должен признать, что это лучше, чем подрабатывать уборкой объедков в ресторане где-нибудь в Катскилле.
— Это все равно, что видеть сон и хотеть, чтобы он никогда не кончился.
— Такие сны и запоминаются лучше всего.
— Мне нужно, чтобы ты сделал одну вещь, — сказал я. — До обеда.
— Если ты о цветах для ее матери, то я их уже заказал, — отозвался Нико, надевая коричневый пиджак.
— Нет, я говорю об Анджело.
— А что с ним случилось?
— Я хотел позвонить ему по секретному телефону, — сказал я. — Но никто не ответил. Такого раньше никогда не было. Там всегда кто-нибудь дежурит, чтобы отвечать по этому номеру.
— Наверно, парень отлучился выпить чашечку кофе, — предположил Нико, направляясь к массивной двустворчатой двери.
— Им не разрешают отходить от телефонной будки. Ты же знаешь, что так приказал Анджело, а у этой будки дежурят твои люди.
Нико распахнул дверь и остановившись, повернулся ко мне.
— Не делай из этого проблемы, Гейб, — сказал он. — Я позабочусь, чтобы все было проверено.
— Проверь сегодня же вечером, ладно?
— Считай, что уже сделано. — Нико положил мне руку на плечо. — Тебе не о чем волноваться, кроме обеда с ее мамой и папой!
Анна, одетая в белое с голубым платье, сидела напротив меня. Волосы, закрепленные шпильками с фигурками ангелочков, обрамляли ее прекрасное лицо, полное радости. Место справа от меня, во главе большого стола, занимал ее отец, Эдуардо Паскуа — высокий, совершенно лысый мужчина с густой темной бородой, удачливый виноторговец, унаследовавший семейное дело от своего отца Джованни Джузеппе. На противоположном конце стола расположился Фредерико, считавшийся его давним другом и явившийся, чтобы официально представить меня семейству Паскуа, в котором, помимо Анны, было еще двое детей — ее застенчивый старший брат Роберто, и Карла, не по годам развитая шестилетка, хихикавшая всякий раз, когда она глядела в мою сторону. По другую сторону от меня расположилась жена Фредерико, Донателла, одетая в простое темно-синее платье, выгодно подчеркивавшее ее сохранившуюся, несмотря на преклонный возраст, красоту. Всякий раз, когда я путал итальянские слова или коверкал фразу, она успокаивающе прикасалась своей теплой рукой к моей руке, от волнения покрытой липким потом (как и все тело). Нико сидел напротив матери Анны, очаровательной высокой смешливой женщины с коротко подстриженными черными волосами. Спокойное обаяние моего спутника помогло им быстро найти непринужденный тон в общении.
Как того требовали обычаи, я преподнес отцу Анны подарок, который должен был символизировать мои добрые намерения. Подарок следовало сделать такой, чтобы им могло пользоваться все семейство; поскольку я не имел ни малейшего представления о том, что выбрать, я препоручил решение этой задачи Фредерико.
— Эдуардо — гордый человек, — сказал он мне однажды утром, когда до обеда оставалось еще несколько дней, — и ему требуется подарок, соответствующий его гордости. В то же время мы не должны перестараться, потому что это оскорбит его. Значит, подарок должен быть таким, чтобы пришелся ему по сердцу.
— Думаю, о бутылке вина и дюжине роз речь не идет, — сказал я, пожав плечами.
— У него своего вина более чем достаточно, — ответил Фредерико, закуривая чируту. Мы шли бок о бок по его прекрасным садам. — Любые цветы его signora может срезать в своем саду, если захочет. И то, и другое они, конечно, оценят, но такой подарок не заставит их задохнуться от восторга.
— Я должен вручить подарок, как только войду? — спросил я. У меня слегка закружилась голова от всех сложностей, какими должна была сопровождаться такая простая процедура.
— Нет, тебе следует подождать, — сказал Фредерико, положив руку мне на плечо, — пока не кончится secondo pietanza, come si dice?
— Второе блюдо, — перевел я, кивнув.
— Si, второе блюдо, — согласился Фредерико. — И только тогда ты скажешь о своем подарке.
— А если ему не понравится? — От этого вопроса я не мог удержаться.
— В таком случае, mio саго amico[31], мы все равно насладимся прекрасным обедом, — сказал Фредерико. — Просто выпьем кофе, выкурим по сигаре и отправимся домой. Вечер это никому не испортит.
— У вас такой маленький остров, а как много правил, — заметил я.
— Мы тут тщательно соблюдаем обычаи, это верно, — сказал Фредерико, глядя на меня, и наставительно поднял палец. — Но это делает жизнь намного проще. Всегда знаешь, чего следует ожидать, будь это свадьба, похороны или простой летний обед с гостями.
— В таком случае, наверно, будет полезно позаботиться о том, чтобы сделать хороший подарок. — Я взглянул в лицо Фредерико. — Не просто хороший, а замечательный.
Фредерико рассмеялся, покачал головой и прибавил шагу.
— Ты прав, — сказал он, удалившись от меня на несколько шагов. — Поверь мне, mio саго, он будет действительно замечательным.
Я отрезал кусок от толстой лазаньи. Все это время я старался не только есть, но и участвовать в нескольких беседах, которые текли параллельно и никак не были связаны между собой. Эдуардо следил за тем, чтобы мой бокал ни на минуту не оставался пустым, и встречал улыбкой чуть ли не каждое мое слово. Я то и дело поглядывал на Анну и время от времени с удовольствием ловил ее ответные взгляды. Я провожал ее взглядом, когда она уносила на кухню пустые тарелки и приносила на смену им полные. Настроение было праздничным, и самым счастливым из присутствовавших за столом был, безусловно, Фредерико. Суровый старый дон ел досыта и пил явно больше, чем ему требовалось бы, чтобы утолить жажду. Его настроение делалось еще лучше оттого, что он все время помнил, что помог подобрать замечательный подарок, при виде которого Анна и ее родные наверняка онемеют от радости.
Мы подарили им лошадь.
Пегую с белой гривой двухлетку отличных кровей по имени Аннарела. У нее был золотистый, как солнце, чепрак, белые ноги, хвост и треугольная отметина на голове. Подарок предназначался и отцу, и матери Анны — они оба любили ездить верхом и сейчас были просто ошеломлены тем, что у них появилось столь прекрасное животное, особенно если учесть, что в этой части света таких очень немного. Фредерико понадобилась неделя, чтобы купить и доставить лошадь, притом что он делал все тайно и не пользовался для организации покупки ни телефоном, ни телексом.
— Вы уверены, что она понравится отцу Анны? — спросил я Фредерико, который стоял посреди своего ярко освещенного сарая и смотрел, как пегая лошадь с белой гривой осторожно брала губами ломтики яблока с моей ладони. — У него же дюжина лошадей в конюшне. Зачем ему еще одна?
— Те — работяги, они годятся только на то, чтобы возить в город телеги с вином, — ответил Фредерико, поглаживая гриву Аннарелы. — А это чемпионка, от которой у него пойдет род чемпионов. Таких, на которых никому не будет стыдно сесть.
— Дон Фредерико зря деньги не выбросит, — восхищенно заметил Нико, рассматривавший лошадь со стороны и внимательно оценивавший ее ноги и мускулистую грудь. — Только если бы этим занимался я, то купил бы сразу пару. Одну сюда, а одну в Штаты.
— Вот уж не знал, что ты любишь верховую езду, — удивился я. Аннарела ласково потерлась носом о мое плечо.
— Сам я никогда в жизни не залезал на такую скотину, — ответил Нико. — Я предпочитаю, чтобы верхом ездили другие. Например, жокеи на ипподроме. Такая лошадь может принести миллионы.
— Вместо миллионов она принесет огромное удовольствие моим друзьям Паскуа, — сказал Фредерико и повернулся ко мне. — Ты хорошо проявил себя здесь, даже за такое короткое время. Ты относился к нашим урокам, как подобает серьезному молодому человеку, и научился уважать наши обычаи. Мне хотелось бы, чтобы ты запомнил то, чему научился, на всю свою жизнь. Если это получится, то я буду чувствовать, что выполнил свою задачу.
