Наталья Солнцева - Золотые нити
– Тинния! – Он опустился перед ней на колени, ощущая щекой тяжелый бархат юбки, поднял глаза, в которых стояли слезы боли и счастья… – Я знаю, кто ты, и кто я. Я все вспомнил…
Воздух в высоком пространстве зала начал отсвечивать, одновременно наполняясь неуловимыми шелестящими звуками, словно любовным шепотом в замирании ночи…Свечи вспыхнули и погасли, сизо дымя…
Молодые люди не сразу услышали раздающиеся снаружи шум, крики, конское ржание и лязг оружия. Из приоткрытой рамы глубокого витражного окошка потянуло густым черным дымом.
Рыцарь Сиург вскочил, сорвал со стены громадный боевой топор, выглянул во внутренний дворик. В ту же секунду, резко взвизгнув, вторая стрела с горящей на конце просмоленной паклей, впилась в дубовую раму. Несколько убитых, среди которых он узнал и старого конюха, лежали на мокрой от дождя, взрыхленной лошадиными копытами земле.
Сильный грохот сказал ему, опытному воину, что дверь в дом взломана, и теперь у нападающих считанные минуты на то, чтобы подняться по лестнице. Немногочисленные, оказавшие сопротивление слуги, скорее всего, убиты. И теперь они с Тиннией остались только вдвоем.
Громкий топот и возбужденные крики, раздающиеся все ближе, подтвердили его расчеты. Чувство смертельной опасности всегда придавало ему хладнокровия и решимости; мимолетный страх уступил место непреклонной жажде боя, стихии, закипевшей в его крови.
Рассекая воздух с тяжелым свистом, поблескивая бирюзовыми инкрустациями длинной ручки, огромный топор, пущенный со страшной силой недрогнувшей рукой рыцаря, сметая все на своем пути, достиг цели. Тело ворвавшегося в высокие двери зала воина, осело, разрубленное почти до паха. Теснившиеся за ним вооруженные люди в испуге отпрянули.
– Сюда!
Обернувшись на мгновение, он позволил женщине увлечь себя к завешенной гобеленом стене. Ему нравилось, сидя у огня, любоваться этой сценой королевской охоты, пышной и многочисленной, где свора гончих догоняла прекрасную тонконогую лань, а разодетые всадники, егери, трубящие в рога, слуги и оруженосцы, скакали среди сочно зеленеющей дубравы вслед погоне. Отшвырнув тяжелую ткань, Сиург увидел отходящую в сторону панель, и скользнул за Тиннией в темный проем.
Вход не успел закрыться до конца, и преследователи, с трудом протискиваясь в узкую щель, тем не менее, проникли в коридор, прежде чем панель встала на свое место. Часть нападавших, со свирепыми криками и проклятиями безуспешно пыталась штурмовать стену, которая теперь ничем не отличалась от всех остальных стен в зале. Прекрасный гобелен был изрублен и брошен в огонь.
Однако количество воинов теперь разделилось. Оставшихся в зале было больше, и они, круша все на своем пути, ринулись в другие помещения, надеясь догнать своих товарищей. Комнаты и коридоры начали наполняться удушливым дымом от загоревшихся занавесей и деревянных деталей отделки.
Сиург и Тинния бежали длинным внутренним коридором, слыша вдалеке шум просочившейся в потайной проем погони. Теперь молодой рыцарь по достоинству оценил и постройку дома, и извилистый коридор, полный неожиданных поворотов и резких изгибов, глубоких ниш и сужающихся стен. В некоторых местах проход становился настолько узким, что они с Тиннией едва пробирались по одному. Все это создавало трудности преследователям, которые сильно отстали.
– Мне надо взять кое-что в моей комнате.
Она с трудом переводила дыхание. Румянец еще резче выступил на побледневшем лице.
– Это так необходимо? Нам нужно спешить. Насколько мне удалось изучить устройство помещений, здесь есть еще один выход. Но дом наверняка окружен. И мышь не проскочит. Откуда только взялись эти люди? И что им нужно?
– Иди один, не подвергай свою жизнь опасности. Там, из комнаты, где статуя Богини, есть вход в подземелье. Им давно не пользовались, но не думаю, чтобы он обсыпался. Впрочем, выбора все равно нет.
– Быстрее, пойдем, я помогу тебе.
Рыцарь подумал, что, пожалуй, они еще успеют добраться и до ее комнаты, и до святилища Богини.
Знакомая дверь в комнату, где он долго и мучительно выздоравливал, проваливаясь в лихорадочный бред, метаясь в жару, где смутно узнавал темные глаза, бездонные, затаенно-тревожные; склоненное обеспокоенное лицо, тонкие руки, подающее целебное питье… разбудила в нем тоску и опустошенность. Он снова терял, и терял безвозвратно. Во всяком случае, ему так казалось.
Тинния открыла маленьким ключиком, который висел на золотой цепочке у нее на шее, крышку резного сундучка, достала оттуда кое-какие вещи, быстро сложила в мешочек из синего бархата. Уже собираясь уходить, стремительно вернулась, сорвала со стены арбалет, и, не оборачиваясь, выскользнула в коридор.
– Торопись, сейчас они будут здесь.
Чувство времени у нее было развито прекрасно: не успели молодые люди скрыться за очередным поворотом, как появились разгоряченные погоней воины. В коридоре уже запахло дымом, и стал доноситься зловещий гул бушующего внизу пожара.
…Рыцарь Сиург сражался, как во сне, – задыхаясь в дыму, медленно отступая к заветному входу в святилище далекой Богини. Его меч свистел, отсекая руки, разрубая головы, плечи и груди, бешено мелькал, молниеносно отражая удары, раскалывая железные панцири, словно яичную скорлупу… Наступающие мешали друг другу в тесном задымленном пространстве коридора, спотыкались о трупы и истекающих кровью раненых, усеивающих путь отступления рыцаря и женщины. Скользкий пол дымился от крови, приторный запах которой перемешивался с густеющим дымом…
Крики и проклятия раненых, гул пожара, отрезавшего отступление, рычание сражающихся, тяжелые, высекающие искры удары металла о металл, вопли отчаяния, тонкие взвизги тетивы, стоны, пот, заливающий глаза, перекошенные, оскаленные лица, – все слилось в одну мелькающую, гудящую, дымящуюся, кровавую воронку, неумолимо затягивающую в свой неистовый круговорот, высасывающий силы и последнее дыхание…
Рыцарь Сиург не замечал, что уже несколько раз ранен, весь в крови, своей и чужой. Короткими вдохами ловя удушливый едкий воздух, раздирающий горло и легкие, мучительно кашляя, смаргивая стекающий на глаза пот, перемешанный со слезами, не чувствуя тела и рук, сверхусилием преодолевая нечеловеческую слабость, головокружение и тошноту, – защищал своим мечом и телом женщину и путь отхода. Между нею и поредевшими рядами яростно сражающихся воинов, которым путь к спасению отрезал пожар, – ничего и никого больше не было. Если он упадет…
Он уже не чувствовал боли, как не чувствовал ничего, даже того, дышит он, или нет, – дым заполнил все пространство коридора и ничего не стало видно. У него не было времени думать о том, куда идти, и что будет, – пульс жизни измерялся ударами меча, непрерывно-тяжелыми, горячими, туманящими сознание… кровавая пелена застилала все вокруг, звуки отплывали в непроглядную даль, судорожное напряжение достигло своего последнего предела, и он ощутил, как мягко и невесомо опускается в прохладное и прозрачное небытие, наполненное тишиной и ледяным, обжигающим отравленную грудь воздухом…
Холод медленно сковывал спину, распространяясь на руки и ноги, леденя затылок… Полная тишина давила на уши, дыхание улавливало сырую затхлость подземелья. Он открыл глаза, и ничего не произошло. Густая темнота ударила в зрачки, опалив сознание страшной мыслью… слепота? Что-то с глазами!
Теплая рука провела по его щеке.
– Здесь темно. Где-то есть факелы, но я не могу их найти.
Он не поверил сам себе. Они живы? Как им это удалось?
– Поднимайся, – Тинния, невидимая в темноте, шурша бархатом, пропахшим дымом и кровью, пыталась помочь ему сесть. – О, Господи, ты весь в крови!
– Так я жив?
Онемение тела проходило, и медленно возвращались привычные ощущения и восприятия. Мир принимал свой обычный вид – проявляясь звуками, запахами, осязанием и болью. Боль постепенно заполняла каждую клеточку измученной плоти. Сердце билось тяжелыми толчками, резко отзывающимися в висках и открытых ранах. Каждый вдох давался с трудом.
– Конечно, мы оба живы. А ты что, подумал, что уже в раю?
Он усмехнулся, тут же скривившись от боли.
– Для рая, пожалуй, темновато. Как мы сюда попали?
Она недоуменно молчала.
– Разве ты не помнишь?
– Нет.
Даже короткая беседа отнимала у него слишком много сил.
