Анатолий Степанов - Привал странников
— Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем, и будет твой австрийский башмак как новый, — успокоил Смирнова Казарян, а Алик обеспокоился:
— Саня, где твоя палка?
— Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.
Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:
— Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.
— Бутылку и стакан нашли?
— Бутылку нашли, а стакан ищут.
— Пойдем, Саня, — поддержал Сырцова Алик.
Смирнов залег в кресло и попросил:
— Водки. Стакан. Полный.
Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.
— Худо, Саня? — осторожно спросил он.
— Хуже не бывает, — признался Смирнов. — Трясусь, как овечий хвост. Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер. Ничего себе вечерок выдался.
Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба: смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь, перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка, потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.
— Прошло, — через некоторое время признал он, откинулся в кресле ждать благодетельного удара.
— Как же ты, Рома, допустил такое? — с упреком спросил Алик.
— Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в зеркало за ним следил. — Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как это получилось. — В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда выманят.
— Не казнись, Рома. — Смирнов слегка поплыл и заговорил: — Просто они хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.
— Хорошо продумали, а в тебя промахнулись! — не ощущая кощунственности своей фразы, уличил Смирнова в неточности Алик.
— Это не они промахнулись, это я от них ушел, — высокомерно отпарировал Смирнов. — Оказывается, фронт сидит во мне и будет сидеть до конца жизни. Недаром один знакомый танкист все время приговаривал: "Болванка до моего танка пяти метров не долетела, а я, сталинский танкист, уже в кювете".
— Как ты все-таки смикитил? — осторожно спросил Казарян.
— Вот только сейчас просек: свет фонаря, освещенная площадка. Я из тьмы на нее шагнул, и вдруг понял: если выстрелит, то сейчас. Ну и рухнул как подкошенный.
— Бог за тебя, Саня, — признал это Алик.
— Солдатский бог, — уточнил Смирнов, — Алька, давай кино посмотрим, а? Но сегодня без выстрелов чтобы. Веселое что-нибудь. И еще полстакана налей.
Алик начал с последнего — принес полстакана и начал перебирать кассеты. Нашел что надо, включил телевизор, включил деку. На экране возник Париж, а затем Мулен-Руж. Пошла программа знаменитого варьете. На уютную сцену вырвался новаторски обнаженный традиционный кордебалет. И тут Казаряна пробил неудержимый смех.
— Ты что, Рома? — встревожился Алик. Указывая пальцем на экран, Казарян продолжал хохотать. — Сбрендил, что ли?
Не отрывая глаз от обнаженных французских титек, Казарян сказал, давясь:
— Их бы, как Таньку, всех разом за соски крутануть… — И уже закатился, не сдерживаясь. Тут смех напал и на Алика со Смирновым. Алик грохнулся на диван и дрыгал ногами. Смирнов никак не мог выпить полстакана.
Задребезжал дверной звонок. Не прекращая смеяться, Алик пошел открывать.
Махов вошел в комнату и остановился в растерянности. Глядя на него, троица стала утихать.
— Садись, капитан, — смог наконец предложить Смирнов. — А Сырцов где?
— Занят пока, — ответил Махов, косясь на обнаженных девиц на экране. Троица на экран не смотрела: боялись нового приступа.
— Хороший он у тебя паренек, — сказал Смирнов.
— Хороший-то хороший, а навалял.
— Ты его не дави, Леонид. Он один больше того, что сделал, сделать не мог. Для того чтобы их опередить, нужно было перекрестное наблюдение. Как у них. Должно было быть задействовано не меньше трех оперативников, порассуждал Смирнов и выпил наконец свои полстакана.
— Одного-то — на свой страх и риск, а вы — трое. — Махов не удержался, полюбопытствовал: — А что это вы такое смотрите?
— Программа французского варьете, — объяснил Алик.
— Да, — опомнился Махов. — Ни сегодня, ни завтра мы вас, Александр Иванович, беспокоить не будем. А денька через три вы уж дайте показания следователю. Договорились? Теперь насчет завтрашнего дня. Я попробую нажать, чтобы рабочие были…
— А Ларионов-то что?
— А Сергей Валентинович пока меня не вызывает. Ну и я не высовываюсь. Да, я совсем забыл про вас, товарищ Казарян. Вы ведь свидетель…
— Я, пока Смирнов в Москве, с ним одной веревочкой. Так что, Леонид, всегда к вашим услугам.
— Тогда все, — решил так и не присевший Махов и направился к дверям. Погоревал на прощанье: — С вами бы посидеть, кино посмотреть, да дел невпроворот.
Было два часа ночи. В три уехал Казарян, Смирнов и Алик легли спать.
В девять часов утра бритый и уже позавтракавший Смирнов наяривал по телефону, Махова искал. Нашел и огорчился: не получилось у Махова, рабочие могли быть только после двух. Рассказал об этом Алику. Пригорюнились.
— Чем бы заняться? — с тоской вопросил Смирнов.
— Мне к одиннадцати на пресс-конференцию, а ты отдохни. Я в полвторого буду.
— Отдохнешь тут, — проворчал Смирнов.
— Ромку дождусь и поеду потихоньку, — Алик протяжно зевнул: — Не выспался.
— Как грудного дитятю, из рук в руки меня передаете.
В десять явился Казарян.
— Прошу извинить за опоздание. Увлекся воспитательным процессом.
— Сынка драл, что ли? — бесцеремонно поинтересовался Смирнов.
— Учил, — уклончиво ответил Казарян.
— Я пойду. Буду в половине второго, — объявил Алик и удалился, приветственно вознеся руку.
— До двух — пустое время, — сообщил Смирнов Казаряну. — Что делать будем?
— Может, поспим? — мечтательно предположил Казарян.
— Да не могу я спать! — закапризничал Смирнов и вдруг вспомнил, ликуя: — Ромка, есть дело! Мои новые портки должны быть готовы к сегодняшнему дню. Вперед, за портками!
У подъезда их встретил милиционер Демидов в штатском. Он внимательными собачьими глазами осмотрел пожилую парочку и сказал:
— Здравствуйте, Александр Иванович. — А Казаряну кивнул.
— Здорово, Демидов, — без удовольствия поздоровался Смирнов. — А Сырцов где?
— Капитан отдыхать Сырцова отправил. Переживает парень. Первый раз в человека стрелял.
— Лучше было бы, если бы этот человек в меня стрелял?
— Да нет, конечно. Только вот убил.
— Пускай привыкает, раз такую профессию избрал. Поехали, Рома. — И полез в "восьмерку", где уже сидел Казарян.
— Я с вами, Александр Иванович, — твердо сказал Демидов и ухватился за дверцу автомобиля.
Не обижать же паренька. Ему приказали.
— Тогда садись, телохранитель, — согласился Смирнов и пропустил Демидова на заднее сиденье.
— Куда? — голосом танкиста осведомился Казарян.
— На Рижский рынок.
Через зеркальце Смирнов посмотрел на Демидова. Тот сидел, нахохлившись.
— Пушка-то при тебе, защитник мой любезный?
— При мне, — ответил Демидов и непроизвольно пощупал слева пестренький свой пиджачок.
— А если что, стрелять из нее будешь?
— Это смотря в кого, — понял Демидов подначку и улыбнулся.
— Давно в милиции? — спросил Казарян.
— Второй год, — ответил Демидов и, в свою очередь, спросил: — А вы в кино работаете?
— В нем, служивый, в нем.
— А Гурченко знаете?
— Гурченко тебе зачем? Не по годам вроде.
— Просто интересно. Я ее книжку прочел.
— Так что же спрашиваешь? Ты же про нее все знаешь.
— Так то — книжка. А в жизни совсем другое.
— Хорошим книжкам надо верить, — изрек глубокомысленный Казарян и вырулил на стоянку у Рижского рынка. Виртуозно втиснулся в мелкую щель и остановился.
Вениамин Беленький встретил их приветливо, но сдержанно, ибо присутствие посторонних по старой привычке настораживало его.
— Ваши джинсы, — объявил он и кинул на прилавок элегантный пакет. Сквозь прозрачный пакет Смирнов орлиным взором углядел кожаную нашлепку на кармане штанов с надписью на иностранном языке "Bell".
— "Бел", — с трудом прочитал он. — Что это значит, Веня?
— Bell — по-английски колокол, — объяснил Вениамин. — А с другой стороны, начало моей фамилии — Беленький. Знак фирмы.
— Фирма веников не вяжет, — разглядывая извлеченные из пакета джинсы, заметил Казарян.
— Может быть, хотите примерить? — предложил Веня.
— А можно? — робко спросил Смирнов, вырвавший джинсы из рук Казаряна.
— Прошу! — Вениамин широким жестом указал за угол, где к стене государственной палатки была прикреплена согнутая полукругом проволока, на которой висела тряпицей ширмочка. На земле лежал чистый половичок. Смирнов скрылся за ширмой. Оставшиеся на свободе внимательно наблюдали за его ногами: они были видны из-за не доходящей до земли тряпицы. Ноги разулись у коврика, затем встали на коврик. Вниз пали старые штаны, ноги освободились от них, и штаны исчезли. Потом была одна нога в носке. Потом вторая в штанине, и наконец стали видны обе новые штанины. За ширмой чиркнула "молния", и Смирнов явился на свет.
