Фридрих Незнанский - Кровная месть
— Ого, — не выдержал я.
— Только не спрашивайте меня, как все это реально предполагалось делать, — усмехнулся Рогозин. — Я, увы, не специалист. Но знаю, что ныне практикующийся террор в первоначальном проекте не предусматривался. Идеи были чисты, гуманны и возвышенны.
— Возвышенными идеями вымощена дорога в ад,— сказал я. — Так что же, ваша информированность не дает вам возможности вмешаться в нынешнее состояние дел?
— Информированность моя не такая уж значительная, как вы можете предположить,— со вздохом сказал Рогозин.— Но сейчас делается все, чтобы выйти на контакт с представителями «Народной воли». Выясняется, что в проект были вложены просто огромные средства, и мы не представляем, как все это может сказаться на жизни страны.
— Кто же контролирует это дело?
— Группа глубоко законспирированных политиков,— понизил голос Рогозин, — которые свои личные цели решили поставить во главу угла.
— Разве руководители государства не держали в руках нити управления? — спросил я недоверчиво.
— Разумеется, — кивнул Рогозин, — но август 91-го все спутал, так что структуры управления проектом оказались самоуправляемы. И тогда начались процессы, приведшие к нынешним преступлениям. Вы знаете, что за последний месяц по нашим данным погибло уже более четырех десятков человек, и все по спискам Суда.
— Почему об этом молчит пресса?
— Потому что действует президентская комиссия,— объяснил Рогозин.— Они убеждены, что противостоять можно только так, замалчиванием, ложью и провокациями. Я решительно против.
— Тогда как вы там оказались?
— Не так уж много людей, кто знает о проекте больше меня, — сказал он не без самодовольства. — Только поэтому они меня и терпят. А недавно едва не выгнали вон, когда я сказал, что подобные комиссии были запланированы в разделе правительственного сопротивления.
Я кивнул, усмехнувшись вместе с ним, и спросил:
— Итак, что вы хотите от меня?
— Бэби, — сказал Рогозин. — Нам всём нужен Бэби.
— Разве вы не считаете, что он убит? — спросил я удивленно.
Он покачал головой.
— Нет, Александр Борисович, нет. И вы не считаете, не так ли? Не зря же вы так холите и лелеете этого подонка Тверитина.
Я кашлянул.
— Вы знаете все? — спросил я.
— Все, что мне нужно, — весомо произнес Рогозин.
— Тогда мне непонятны причины этого визита, — сказал я.
— Причина одна, — сказал Рогозин. — Речь идет о большой политической драке за овладение проектом. Бэби неожиданно для всех стал здесь ключевой фигурой.
— А компьютер Феликса Даниленко? — спросил я. — Где он?
— Вы меня спрашиваете так, будто это я его похитил, — сказал Рогозин со смешком. — Но это не суть важно. Если у нас появится ключ, то вся коллегия приползет к нам с предложениями услуг.
— Что за странность, — удивился я. — Все повязано на программе Даниленко?
— Да, это принцип руководящих структур проекта, всеобщее согласие. Выпадение любого отдельного звена стопорит всю систему. Они успели овладеть и взять под контроль большую часть звеньев, но Даниленко был последним из могикан.
— А какой должен быть ключ? — спросил я с интересом.
— Да ключ-то простой,— промолвил Рогозин с досадой, — кодовое слово, пароль, если хотите. В других обстоятельствах быстродействующий компьютер определяет его за несколько минут, но тут та закавыка, что любое неправильно поданное слово уничтожает программу. Нужно только одно слово, правильное.
— И Бэби его знает?
— Это известно только Бэби, — Рогозин вздохнул. — Теперь вы понимаете, что стоит этот молодой человек?
— Что же вы ждете от меня? — спросил я.
— Искренности, — сказал Рогозин. — Вы уже продумали операцию?
— Нет. Нам нужен еще второй убийца. Рогозин пожал плечами.
— Зачем? Он клюнет и на этого. Вы не думали о газетной заметке о захвате вашего Тверитина?
Я покачал головой.
— Тут много сложностей, Александр Александрович, — возразил я. — Не можем же мы прямо зазывать этого Бэби. Надо все продумать.
— Я уже говорил, это надо делать очень быстро, — напомнил Рогозин. — Ситуация настолько обострена, что возможны самые неожиданные ходы с противоположной стороны. Нам бы хотелось непременно участвовать в операции по захвату Бэби.
— Вы полагаете, что мы сами не справимся? — спросил я.
— Будем рассуждать здраво. Один раз вы уже не справились. Теперь важность операции даже не удваивается, а удесятеряется! Надо быть предельно осторожными.
— Я и без того осторожен, — заметил я. — Скажите, а Вадим Сергеевич Соснов знает о вашей деятельности в президентской комиссии?
Он посмотрел на меня рассеянно и сказал:
— Нет, разумеется. Но в комитете я занимаюсь тем же вопросом, то есть делами Суда Народной Совести. Нашего председателя эта проблема, как мне кажется, не интересует.
Тут появился Лаврик Гехт, истомившийся блужданиями по чужим кабинетам, и мой гость поднялся прощаться. Я проводил его по коридору, чтобы зайти в компьютерный к ребятам, и на прощание он сказал:
— Я вас очень прошу, Александр Борисович, при первой же информации о Бэби — немедленно звоните мне в комитет. Это очень важно.
Я пообещал, и на этом мы расстались. Этот человек, как я понял, приходил меня или завербовать, или запугать. Ему не удалось ни то, ни другое.
— А где вдова? — спросил я у Сережи, который уже сидел за компьютером.
— Я проводил ее.
— Что-нибудь нашел? — спросил я, кивнув на экран дисплея.
— Ищу, — отозвался он.
— А Лара где?
— Все еще у Моисеева, — сказал Сережа, не отвлекаясь от своей работы.
— Если что узнаешь, зайдешь ко мне. Он кивнул, и я оставил его.
Конечно, можно было бы воспользоваться и одним Тверитиным для заманивания Бэби в ловушку, но я, во-первых, еще не представлял себе, что это может быть за ловушка, а во-вторых, меня страшно интересовал тот большой человек, по чьему повелению Чекалин с Тверитиным совершили налет на дом Ратникова. Я предполагал узнать про это от Чекалина.
Не успел я об этом подумать, как в прокуратуру заявился Слава Грязнов и, задыхаясь от спешки, доложил:
— Саша, он уже здесь, в Подмосковье. Едем скорее!
Конечно, участвовать в оперативных действиях следователю прокуратуры как бы не пристало, но Слава меня видел насквозь и знал, насколько все это важно для меня. Я спешно накинул пиджак, сказал Гехту, чтоб отвечал на звонки, и помчался вниз по лестнице.
В дороге разговор был об одном — о Бэби.
— Я уже думал насчет операции, — говорил Грязнов. — Нужно сделать такой мешок, чтобы ни один микроб не ускользнул, понимаешь?
— Ты лучше подумай, как нам его известить о наличии клиентов, — возразил я. — Может, у тебя есть его адресок?
— По-моему, это его заботы, — отмахнулся Грязнов. — Понимаешь, Саша, я этому Бэби верю. Если ему это надо, а ему это точно надо, то он и сам узнает.
— У него был информатор, — напомнил я. — На него работала машина «Народного суда»... А теперь что?
— Если ты начнешь ему помогать, — сказал Грязнов, — то все провалится.
— Может, ты и прав,— проговорил я задумчиво.— В конце концов, кому это больше надо, мне или ему?
Грязнов рассмеялся, и мы перешли на другие темы.
— Вчера на хуторе около Тучкова фермер рэкетиров положил,— рассказал нам водитель.— Как есть уложил, из двухствольника. Наповал.
— Тоже ведь, — хмыкнул Грязнов, — суд народной совести. А, Саша?
— Ну, там-то решения Политбюро не предусматривалось, — отозвался я.
— Умеют они, гады, народом прикрыться,— сказал Грязнов. — Радетели...
— Расскажи лучше про Чекалина, — попросил я. — Где он и что?
— Сценарий тот же, — негодовал Грязнов. — Прибыл с товаром для московских дельцов. Перевал у них в Ногинске. Туда мы сейчас и едем. Клиент отдыхает на квартире у бабы, которую ему сняли загодя.
— Бабу или квартиру?
— Обеих,— махнул рукой Грязнов.— Поведение спокойное, пьет умеренно.
— Там твои люди или местными силами? — спросил я.
— Обижаешь, — сказал Грязнов. — Все ж таки особо важное дело, как-никак.
— Этот Чекалин будет покруче своего напарника, — заметил я. — Надо быть поосторожнее.
— Ты еще укажи, как мне его брать,— буркнул Грязнов. — Скажи спасибо, что я тебя с собой взял. Уж конечно не для операции, а только для первоначального допроса, чтоб попробовать его расколоть, пока тепленький. Сиди в машине и не дергайся, товарищ следователь. Или господин?
Я не ответил. Сомнения относительно операции с облавой на Бэби снова нахлынули на меня. Я очень опасался Рогозина. Конечно, у нас не было полной уверенности в том, что он являлся человеком «Народной совести», но уж очень он для этого подходил. И потом, когда он рассказывал про ключевое слово для проникновения в программу компьютера, не слишком ли много он об этом знал? И откуда? И даже если он не из «Народной совести», то кого он теперь представляет? Может, он представитель уже следующего поколения, которое рвется к финансовой базе проекта?..
