Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря
Не отвечая на вопрос, Рут заглянула в кошелек.
Наличных не было.
Она протянула кредитку.
Чита недовольно надула губы и, сунув карточку в ридер, принялась набирать номер.
Рождественские фотографии все еще были там, где Рут видела их в прошлый раз. Пробежав по ним взглядом, она быстро отыскала улыбающуюся физиономию Камерона. Он походил на правителя какого-нибудь веселого африканского государства. Рядом с ним, повернувшись в профиль, стоял мужчина, лицо которого показалось Рут смутно знакомым. Кид? Нет, тот повыше и не такой плотный. Впрочем, лица на фотографиях, если они немного смазаны, всегда кажутся знакомыми. Небольшая творческая неопределенность, и люди уже спешат дать всему собственную интерпретацию. Каждый видит то, что хочет увидеть. А ведь на фотографиях, как и на картинах, подлинная загадка — это лицо, которое не видишь: лицо того, кто снимает или пишет. Творец отсутствует на фотографии или картине, хотя именно его глазами мы смотрим на мир. Вот оно, настоящее чудо — проникновение в чужое сознание, нечто вроде виртуального похищения тела. В некоем метафизическом смысле мы как будто попадаем в голову художника.
— У нас проблема, милочка, — бесстрастно сообщила Чита. Постукивая длинным лакированным ногтем по крышке ридера, она смотрела на Рут с тем скучающе-высокомерным видом, с каким шлюшка в дешевом вестерне смотрит на проигравшегося ковбоя.
Дисплей аппарата сухо извещал: в оплате отказано.
— Черт, не подумала. Я же сама закрыла сегодня карточку.
— Вот как? Обычно карточки закрывают, когда теряют.
— Кто-то воспользовался моим номером. Понимаете? У меня украли номер, хотя карточка осталась.
— Хороши же у вас друзья.
— А кто сказал, что это друзья?
— Как будешь платить? — Чита подбоченилась, готовая к словесной схватке. Лицо у нее раскраснелось, и оспинки на высоких скулах стали заметнее.
— Дайте адрес, я вышлю вам чек.
— Ну уж нет! — Она презрительно фыркнула и покачала головой.
— Что вы предлагаете?
Девушка снова наклонилась и вдруг схватила Рут за запястье. Ее тонкие пальчики превратились в цепкие когти. Чита поднесла руку Рут к свету и удовлетворенно хмыкнула.
— Стоящие часики. «Ролекс»?
Рут не без труда высвободила руку.
— Не получится. Это не «Ролекс», а кроме того, я вам их не дам. Мне часы и самой нужны. Они стоят в десять раз больше, чем вся выпивка!
— Тебе нужны часы, лапа, а мне деньги. Два джина. Два скотча. Плати. У меня здесь бизнес, а не какая-нибудь бесплатная столовка. Напитки хорошие, дорогие. И люди сюда приходят издалека. Отдохнуть. Выпить. Притаскиваются на костылях. А уходят на своих двоих. Называй это как хочешь, но мне и о себе надо думать. Придешь с деньгами, получишь часики. Договорились?
Рут вздохнула, стащила часы с руки и подбросила вверх. Чита ловко поймала добычу на лету.
— Чтоб тебе… — пробормотала, поднимаясь по ступенькам, Рут.
— И тебе того ж, сестричка! — весело отозвалась Чита, покачивая плечами в такт зазвучавшей музыке.
Выйдя на улицу, Рут сложила карточку пополам и бросила в урну.
Если время — деньги, а деньги — время, то она ухитрилась потерять и первое, и второе, причем буквально за несколько часов. Это уж не говоря про мобильник, предмет первой необходимости современных ловкачей. Не так-то просто в наше время быть в шкуре «белой швали» без цента в кармане.
Вот когда пригодилась бы одна из тех крутых платежных карт, которые рекламируют по телевизору: «Америкэн экспресс», «Дайнерс клаб», «Виза». Они обеспечивают уважение, они заставляют мир ползать перед тобой на коленях. Впрочем, если подумать, была у нее в запасе и еще одна карточка — Лукаса. Эта карточка, помимо того, что не отличалась от вышеперечисленных кредиток размерами, имела и еще одно, особое, свойство.
Она открывала нужные двери…
По пути домой Рут было над чем поразмыслить.
Откровенно говоря, ей просто крупно повезло наткнуться вот так, совершенно случайно, на Лукаса.
Она уже давно подумывала о том, как украсть проклятую картину. Пусть не совсем всерьез, пусть скорее играла с этой идеей, но… Все, что ей требовалось для реализации, — это средства, инструменты. И вот теперь вдруг их преподнесли ей чуть ли не на тарелочке.
А если все подстава?
Что ж, в таком случае она проглотила наживку, как призер конкурса «Чья башка тупее». Но кто мог организовать подставу? Сам Лукас — «Возьмите карточку… любую»? Нет, она не могла поверить, что он мог так сыграть. Дешевый план требует дешевых исполнителей.
Если не Лукас, то кто?
Возможно, никто.
Возможно, Провидение просто повернулось к ней лицом и предоставило случай. Выглянуло из своего милого уголка в эмпиреях — или где там еще оно обретается — и выбрало первого попавшегося бедолагу. Вот тебе шанс, пользуйся.
А может, все еще проще, и небеса помогают тем, кто сам себе помогает. Так или иначе, Рут больше не чувствовала себя болванчиком. Она чувствовала себя хозяйкой судьбы.
Вперед ведет только одна дорога — вперед.
Такова жизнь.
Ты входишь в дверь, она закрывается за тобой, и тебе остается только одно — двигаться дальше.
Глава тридцать первая
Лидия умирала.
Мысль эта не оставляла Рут, не давала ей покоя. Она не только понимала это разумом, но и ощущала интуитивно. Дело было не только в последних приступах, тех, о которых она знала, — могли ведь быть и другие. И не в завещании, которое Лидия сначала составила, а потом изменила. Было кое-что еще, куда более определенное и убедительное, но притом гораздо менее ощутимое — некая аура постепенного остывания, истечения. Еще одна человеческая история, растянувшаяся чуть ли не на столетие, неторопливо опускала ставни, позевывала и готовилась отойти ко сну.
Лидия и прежде была дряхлой и немощной и, казалось, пребывала в таком состоянии не первый десяток лет. Но за дряхлостью и немощностью чувствовались почти непристойная сила, тупое упрямство и вульгарная живучесть старого солдата. Она кряхтела и пила, ныла и ругалась. Теперь неукротимый дух бойца уходил Лидия стала мягче, добрее, покладистее — сорванный с ветки и понемногу портящийся в вазе фрукт. Над ней повис тяжелый аромат увядания. Шаг за шагом она уступала надвигающейся ночи.
Хотя… кто может точно сказать, сколько кому осталось?
У богов свои расклады, и в их карты не заглянешь.
Другое дело, что оставлять все на волю случая Рут не хотелось.
Дома ее ожидало сообщение от Майлса. Есть информация от Фишера. Он раскопал в архивах письмо Ганса Поссе, в котором речь, в частности, идет о ван дер Хейдене.
Ответ Рут занял две строчки:
Дорогой Кочерыжка, с сего дня освобождаю тебя от всех административных обязанностей. Рут.
Сообщение возымело желаемый эффект — Майлс позвонил уже через десять минут.
— Зайти можно? — спросил он.
— Не получится. Я ухожу.
— Тогда по крайней мере скажи, в чем дело. На каком основании меня освобождают от административных обязанностей?
— Не сейчас, ладно?
— Обиделась, да? За то, что я не рассказал про те соскобы? Зуб за зуб и око за око. Вы, женщины, все такие, постоянно уравновешиваете эмоциональные весы: ты мне это, а я тебе то.
— Сначала расскажи о Поссе и о том письме, о котором ты упоминал.
— Сам я письмо не читал, но Фишер говорит, что Мидль имел дело со Скилем и остался очень им недоволен. Мидль сразу почувствовал, что Скиль нервничает и что-то скрывает. Потом они обнаружили надпись на задней стороне картины, вцепились, расшифровали и поняли, на что наткнулись. Поссе просто голову потерял от радости. В письме он использует такие выражения, как «революционный процесс» и «открытие исторического значения». Фишеру я ничего говорить не стал, но понятно, что нацисты все-таки докопались до сути. Поэтому картину и решили отправить в Альт-Аусзее. Вот и все. А теперь признавайся, что ты, черт возьми, задумала.
— Иду за покупками.
— Со мной могла бы быть и пооткровенней.
— Майлс, ничего не изменилось. Будем и дальше жить в полном симбиозе. Но опыт показывает, что иногда левой руке лучше не знать, что затевает правая.
— Вот как?
— Да.
Он обиженно засопел в трубку, потом, смягчившись, добавил:
— У меня для тебя хорошие новости. Или просто новости — понимай как хочешь.
— Что за новости?
— Мы со Смитсом поговорили с Кабролем. Объяснили ситуацию, убедили, что никакого заявления ты не подавала, что это все происки врагов. В общем, ему пришлось отменить собственный приказ. Сказал, что будет счастлив видеть тебя на работе. Едва не запрыгал от радости.
— Спасибо, Майлс.
— Не стоит благодарности.
— Сказать по правде, я не вполне уверена, что готова вернуться прямо сейчас.
