Дмитрий Вересов - Крик ворона
– Как разбежались? Куда? – встрепенувшись, спросил Иван, совсем заслушавшийся Таниным рассказом.
– Джош с Нюточкой и Лизаветой вернулись в Найроби. Павел через три дня вылетел в Штаты, а я осталась в клинике.
– В какой клинике?
– Заболела?
Ник и Иван задали вопрос, не сговариваясь.
– На операцию. Там лучшие специалисты, а мне, видишь ли, очень хотелось иметь детей. – Она метнула взгляд на Ника.
Последняя реплика определенно адресовалась ему. Он убрал голову в плечи и отвернулся.
– И что, получилось? – спросил Рафалович.
– Да, вполне успешно. Теперь у Нюточки двое братиков. Митька и Алешка.
– Митька – это понятно. В память деда, – сказал Иван. – А почему Алешка?
– В память другого деда. Вы его не знали.
– А фотографии привезла? Взглянуть бы.
– Конечно. В спальне лежат, потом покажу.
– А как Нюточка? – спросил Рафалович. – Большая? И все так же похожа на тебя? Вас, наверное, путают?
– Редко. Фигуры разные. – Таня развела руки в стороны. – Она поступила в Кэл-Юн, это Калифорнийский университет, учится на этнографа, летом разъезжает по резервациям, собирает индейский фольклор. Вся в отца, совсем на своей науке сдвинулась.
– А ты-то сама не работаешь?
– Куда там, с двумя-то малявками! Меня и сюда переводчицей оформили, чтобы с визами лишних хлопот не было. Так, иногда, чтобы переключиться, поем в нашем загородном клубе попеременно с Аланной. А Павел подыгрывает. Ничего, народу вроде нравится, хотя ни слова не понимают.
– Или просто хотят подольститься к жене босса, – вставил Ник.
– Нет, – серьезно ответила Таня. – Таких в нашей фирме не держат.
– Завидую, – сказал Рафалович. – И вообще хорошая фирма, классно поднялись. Вы только с Готей Васильевым на насадки подписались?
– И все-то ты знаешь, – сказал доселе молчавший Павел. – Нет, не только… Перейдем к окошечку, другим мешать не будем.
Они встали и отошли к тому столику, за которым три часа назад дремал Иван.
Сейчас он очень даже бодрствовал. Жадно ел, курил, пил лимонад и блестящими глазами смотрел на Таню.
– А скажи, только честно, после такой-то благодати домой, наверное, и не тянет? – осторожно спросил он.
– Поначалу не тянуло. Долго не могла насытить– ся Павлом, новой жизнью, новыми впечатлениями.
А как все понемногу устаканилось, временами стало забирать. Тоска, ничего вокруг не мило, запрусь и реву в подушку…
– Так вы квартирку здесь купите или даже дом, теперь это просто, были бы деньги. Будете приезжать раз или два в год на недельку, на месяц. Сейчас многие так делают.
– А мы теперь и так будем приезжать. Есть много предложений по работе, вон через месяц в Москву летим с Минздравом соглашение подписывать. А Павел еще хочет по Сибири полазать, по Северу…
– Ага, – сказал Ник. – Вам теперь никакой Шеров не страшен.
– Шеров? – переспросила Таня. – Кто такой Шеров?.. Ах да… Слушай, а ты-то откуда знаешь про Шерова?
– Добрые люди рассказали. – Ник поморщился, как от зубной боли. – Только нет теперь Шерова. Пять лет как грохнули.
– Грохнули?
– Ну, замочили, прикончили. Поехал за бугор проветриться, а там его и… Не дожил, а то сейчас высоко бы парил. Ночным президентом, не иначе.
– Это как?
– Днем Ельцин, а он ночью. Когда все кошки серы.
– Ну и черт с ним! – подвела черту Таня. – Иван, кинь мне сигаретку.
Он подождал, пока она закурит, и сказал:
– Слушай, Танька, ты молодчина, что всех нас собрала, Павла привезла. Представляешь, мы не то чтобы встречаться, а даже здесь друг друга не узнали, пока ты не вошла. А ведь когда-то такие друзья были… Только скажи, а почему ты все так странно устроила? Карточки эти, «доктор и миссис Розен просят пожаловать…» Неужели нельзя было по-простому, позвонить, сказать?
– Драматургия, брат Вано, эффектная концовка, – высказался Ник. – Таня все же актриса, хоть и бывшая.
– Не только. Иначе я бы вряд ли вас всех собрала. Да и объясняться по отдельности не хотелось.
– Ты им про Алиссию расскажи, – подал голос Павел.
Остальные недоуменно переглянулись.
– Про какую еще Алиссию? – спросил Иван.
– Это книжка такая есть, и фильм тоже. Когда в девяносто первом Павел получил гражданство и мы с Митькой смогли к нему в Денвер переехать, меня Аланна крепко под крылышко взяла. Про страну объясняла, язык учить заставляла, записала на специальные курсы для иммигрантов. А по вечерам мы друг к дружке ходили, чай пили, разговаривали, она все требовала, чтобы по-английски. Потихоньку я ей про всю жизнь мою рассказала. А она говорит: «А ты знаешь, что есть книжка про тебя?» Я удивилась. Какая, спрашиваю, расскажи. Она книжку из кабинета вынесла, мне дала, а рассказывать ничего не стала. Сама, говорит, прочтешь, а слова непонятные, которых в словаре не найдешь, я, так и быть, подскажу. Я взяла, раскрыла, книжка толстая, непонятная, но я стараюсь, читаю – любопытно все-таки, что там про меня написано. Сначала через пень-колоду понимала, потом ничего, вчиталась. И поняла: как есть про меня. Там главная героиня – киноактриса, Алиссия. Тоже в деревне росла, только в лютой бедности, тоже сиротой, как и я, и тоже старшая сестра была вместо матери; и в город сбежала, потому что сестрин муж проходу не давал. В городе в прислуги нанялась, а потом парня встретила, точь-в-точь как ты, Иван, тоже писателем мечтал стать и выпить любил, и поженились они тайком от его родителей, а родители узнали и попросили одного родственника, большого босса, чтобы разлучил их, тот пришел и деньги ей предлагал и грозился, как тогда Дмитрий Дормидонтович, а потом в кино ее устроил, чтобы, значит, семья не стыдилась, что жена племянника – прислуга… Ну, да это совсем не так, как у меня было. А у этого босса сын был, прямо как Павел…
– Это ты погорячилась, – прервал ее Павел. – Тот был герой, рыцарь, а я обыкновенный.
– Не перебивай… Она того парня полюбила, а с писателем у них все наперекосяк пошло. Тогда дядя их во Францию отправил, от греха подальше, а ей нашел роль хорошую. И вот живут они себе во Франции, а тут к ним является еще один родственник с приятелем, совсем как ты, Никита, к нам в деревню с Огневым приехал. И точно так же писатель на этого родственника с кулаками полез, когда тот тайком его рукопись читал, а он стал этого писателя расхваливать и в кино зазывать, сценарии писать. И вообще тот парень, его в книжке Максимом звали, вылитый ты – такая же язва и с теми же, извини, половыми наклонностями.
– Читал я эту книжку, – пробурчал Ник. – У нас ее переводили. Слезливый дамский романчик. Но похожие моменты есть, согласен, я раньше как-то не задумывался. И этот приятель Максима тоже с собой покончил, как… как Юра, и положительного героя гангстеры якобы убили в Африке, а потом оказалось, что не его. И действительно, в финале героиня всех в одном месте собирает и предъявляет им героя, живого и здорового. Кстати, даже Кения там фигурирует… Только вот одной персоны, по-моему, очень важной, в книге нет, а многим из нас она по жизни как танком проехалась…
– Ты про кого? – спросил Иван. Павел пожал плечами. Рафалович поднялся и подошел поближе.
– А про сестрицу мою лучезарную, а твою, Поль, бывшую благоверную.
– Это про Таню, что ли? – спросил Иван. – Так при чем здесь она?
– Я от нее никакого зла не видел и до сих пор считаю ее достойной и очень несчастной женщиной, – твердо сказал Павел. – И до конца жизни буду ей благодарен за Нюточку.
Рафалович угрюмо промолчал.
– Кстати, кто знает, что с ней теперь? – спросил Иван. – Я ее не видел… страшно подумать, пятнадцать лет.
– Я тоже, – помолчав, сказал Павел. – А последний раз, когда она лежала в коме.
– Я видел чуть после того, – сказал Ник, – хотя и не жаждал. Она жила в Москве, вышла замуж за какого-то англичанина и уехала с ним. Меня на свадьбу не пригласили. Думаю, у нее все в порядке.
– Два года назад точно все было в порядке, – с внезапным остервенением сказал Рафалович. – Цвела и пахла. Я встречал ее на Ривьере.
Он замолчал. Все тоже притихли как-то разом.
– А я так вообще ни разу ее не видела, – сказала Таня. – Так что для меня она точно не очень важный персонаж… Не знаю, кто как, а я за разговорами изрядно проголодалась. Так что предлагаю спуститься в ресторан и пообедать. По дороге прихватим Кристи, Алекса и Джоша с Лизаветой…
– Как, и Лизавета здесь? – изумленно воскликнул Иван.
– Конечно здесь, и все вы ее видели, – с легким злорадством сказала Таня.
– Что, неужели та японская бизнес-дама, которая нас впускала?! – воскликнул Ник. – Ну Лизавета Валентиновна, ну всех нас обула…
– То-то она мне знакомой показалась, – сказал Рафалович.
– Ну прям не жизнь, а книга перемен, – философски заметил Иван.
И, не прекращая переговариваться, все двинулись к выходу.
V
(27 июня 1995)
В проеме распахнувшейся двери стоял весьма внушительный, несмотря на малый рост, усач, видно, в немалом чине. Сделав два решительных шага вперед, он остановился и уже отнюдь не решительно произнес срывающимся голосом:
