Полина Дашкова - Никто не заплачет
— Спасибо, — улыбнулась Вера, — может, я все-таки помогу вам с завтраком?
— Ни в коем случае! Женщин нельзя близко подпускать к плите. У меня есть помощница по хозяйству, милейшая дама, но гренки у нее непременно подгорают, мясо получается жестким, рыба крошится и теряет сок, а кофе всегда убегает.
Оставшись одна в уютной чужой комнате, в огромном мягком кресле. Вера на несколько минут закрыла глаза. Она почти не спала этой ночью. Пыталась заглушить тяжелый, тошный страх механической работой над переводом. Но самые простые слова вдруг теряли смысл, она тупо смотрела на экран компьютера и думала только об одном. Почему она. Вера Салтыкова, уже не юная и в общем совсем не глупая женщина, дала себя обмануть, использовать в качестве наживки, подсадной утки или кого там еще?
Ей нагло, сознательно врали, каждый день, каждую секунду. И ведь чувствовала она какой-то тайный подвох. Чувствовала, но врала себе: нет, он хороший, у него просто было тяжелое детство…
Вера так легко оправдывала других, но теперь надо было как-то оправдаться перед самой собой. И она не могла. Да, банальная, старая, как мир, женская потребность быть любимой. Это вполне понятно. Да, сложный многолетний роман со Стасом, усталость от одиночества. И это понятно. Но в итоге Вера дала себя втянуть в чужую, грязную и совершенно непонятную игру. Не только себя, но еще маму, Соню, Стаса…
Чем больше она думала, и бессонной ночью, и сейчас, утром, как бы на свежую голову, тем меньше верила, что Стаса убила его жена. Если эта женщина по имени Инна хотела завладеть квартирой, она не стала бы вот так, открыто и бесхитростно, избавляться от мужа. Ну, предположим, напилась. Можно представить очень пьяную разъяренную женщину, которая в пылу семейного скандала запускает в мужа утюгом, сковородкой или хватается за нож. Но представить, как пьяная женщина крадется ночью и всаживает нож в спящего мужа… Нет, так не бывает.
Надо позвонить этому Завьялову, прямо сегодня.
Узнать телефон следователя. Стас где-то видел Федора и сказал об этом. Стас, как нормальный человек, пытался вспомнить, где и когда они могли встречаться раньше. Стасу было интересно, за кого Вера собирается замуж. Он сказал: это важно, я обязательно вспомню. Федор вошел в комнату в тот момент, когда Стас задал простой вопрос: как вы с ним познакомились? Федор вполне мог стоять под дверью и слышать весь их разговор. Даже если он сам не помнил, где они встречались раньше, ему, уж конечно, не надо было, чтобы это вспомнил Стас.
Пора связаться со следователем и вообще с милицией. Хватит…
— Верочка, вам чай или кофе? — Антон заглянул в комнату.
Вера вздрогнула и открыла глаза.
— Мне кофе, если можно. Покрепче. Антон кивнул и вернулся на кухню.
— Между прочим, очаровательная барышня, — говорил Семен Израилевич, нарезая сыр специальным ножом тончайшими, прозрачными ломтиками, — у тебя с ней как, всерьез или… гм… как всегда?
Антон удивленно взглянул на старика.
— Семен Израилевич, у меня с ней вообще ничего. Мы пришли по делу. Так получилось, что мы оба, не будучи знакомы, вляпались в одну скверную историю. Сначала вляпались, а потом уж познакомились.
— Ну вот, я всегда говорил, нет худа без добра, — хмыкнул старик. Достань-ка там ветчинку из холодильника. Нет, вот резать я буду сам. Ты пока что зеленью займись.
Антон уже в который раз пытался завести разговор о том, ради чего пришел к старику, но все не получалось. Семен Израилевич был так поглощен приготовлением завтрака, что, казалось, все прочее пролетает мимо его ушей. Стоя у раковины с пышным пучком укропа в руках, Антон сделал еще одну попытку:
— Семен Израилевич, я хочу вам показать фотографию. Возможно, в вашем архиве…
— Подожди, — поморщился старик, — какой архив? Нет у меня никакого архива. И вообще, такие вещи не обсуждаются на голодный желудок. Я уже понял, у тебя важный разговор. Но давай сначала позавтракаем спокойно. Ты же знаешь, я не могу говорить о делах натощак. Если я не позавтракаю, у меня, между нами, мальчиками, будет громко и неприлично бурчать в животе. Это отвлекает и не дает сосредоточиться. И перед барышней неловко. Да, а барышня — прелесть. Есть в ней что-то такое… знаешь, когда она вошла, я сразу вспомнил полотна старых мастеров… голландская школа, эпоха Возрождения…
Наконец завтрак был готов. Семен Израилевич постелил на стол белую скатерть, не спеша, со знанием дела, расставил тарелки, разложил приборы.
— Молодые люди, я понимаю, у вас серьезные неприятности, — сказал он, когда они уселись за стол, — но не стоит думать о них во время еды. Аппетит лучше не станет, а неприятностей не убавится. Верочка, этой кофейной чашке сто лет, — он поставил перед Верой тончайшую, почти прозрачную фарфоровую чашку. Мой дедушка вез сервиз из Китая в девяносто седьмом году. В восемьсот девяносто седьмом. Он добирался до Москвы почти месяц. Во Владивостоке у него украли все деньги, много было приключений. И в Москву он привез черепки вместо сервиза. Только одна чашка уцелела. И прошла эта чашечка три войны, революцию и много чего еще. Но уцелела, такая хрупкая, почти прозрачная. Вы, Верочка, выпейте из нее кофе. Я не суеверный человек, но она приносит удачу.
— Даже страшно держать ее в руках, — улыбнулась Вера.
— А вы не бойтесь. Пейте кофе на здоровье. И взбодритесь, взбодритесь.
После завтрака все трое закурили, и Антон достал фотографию. Вера уже видела ее. Антон показал сразу, как только они сели в машину. И все равно взглянула еще раз.
Старик осторожно, двумя пальцами, взял снимок, поднес совсем близко к глазам, долго рассматривал сквозь очки. Потом резко встал и, ни слова не говоря, вышел в другую комнату. Вернулся он минут через пять, сел в кресло и тихо спросил:
— Антоша, откуда это у тебя?
* * *Соне очень хотелось мороженого. В ее кошелечке было пять тысяч. В супермаркете на углу продается ее любимое, сливочное в белом шоколаде, с орешками. Оно как раз стоит четыре восемьсот.
Дома никого не было. Надежда Павловна ушла на работу, Верочка отправилась вместе с Курбатовым к какому-то старому адвокату, выяснять про Федора…
Будет неприятно, если сейчас он заявится, собственной персоной. У него есть ужасная манера — приходить без звонка. У него вообще все манеры ужасные. Он начнет выспрашивать, где Вера, и, чего доброго, останется здесь, будет ее ждать. Вдруг Курбатов проводит Веру до квартиры? И тогда Федор все поймет… А может, он уже понял? Бандюга, урка несчастный. А эти тоже хороши, в милиции. Когда она заинтересовалась фотографией особо опасного преступника, они далее внимания не обратили, не спросили: а где ты его видела, девочка? Будто и вовсе не хотят ловить. А человека, который застрелил мразь, ловят. Очень старательно ловят. Конечно, хорошего человека поймать проще, чем бандита.
В том, что убийца сумасшедшего маньяка — человек хороший и поступил совершенно правильно, десятилетняя Соня Логинова не сомневалась ни секунды.
Соня надела шорты, футболку, немножко повертелась перед зеркалом, размышляя, оставить ли волосы распущенными или лучше сделать хвост. С распущенными красивей, зато с хвостиком удобней и не так жарко. На полочке у зеркала она заметила свою любимую заколку, большую, удобную, с нарисованным пятнистым далматинцем. Соня ее без конца теряла, а Надежда Павловна находила. Вот и сейчас нашла, положила у зеркала.
Она расчесала волосы, собрала их в толстый хвост на затылке. Нет, так тоже неплохо. Мама сейчас наверняка бы сказала: ты вертишься перед зеркалом, как будто на бал собираешься, а всего-то в супермаркет за мороженым. А папа сказал бы: да ладно тебе, она ведь девочка. Кому, как не ей, вертеться перед зеркалом?..
Когда Соня застегивала сандалии в прихожей, Мотя засуетился, запрыгал вокруг нее.
— Я потом тебя возьму, — пообещала она, — тебя в магазин не пустят. Ты же не согласишься сидеть и ждать меня у двери.
Мотя изо всех сил стал крутить хвостом. Наверное, он хотел сказать, что согласен ждать ее где угодно и сколько угодно, только бы она взяла его с собой.
— Ты не расстраивайся, я быстро. А мороженого тебе все равно нельзя, Соня погладила пса по голове. — У тебя от сладкого глаза портятся.
Было жаркое, ясное утро. Соня побежала через пустой двор. Дети все разъехались. Гулять одной, конечно, скучно. Но все равно лучше, чем сидеть дома в такую погоду, да еще Федор может прийти в любую минуту…
Она вошла в длинную темную арку, отделяющую двор от площади. Сзади послышался шум мотора и грохот тяжелого рока. Соня отошла в сторонку, прижалась к стене арки, чтобы пропустить машину. Темно-вишневый «жигуль» притормозил рядом с ней. Окна в машине были открыты. Оглушительно орала музыка. За рулем сидел светловолосый очень бледный мужчина.
— Девочка, ты не знаешь, где здесь ближайшая аптека? — прокричал он, высунувшись из окна.
