Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее
– Извините, что я вам все это рассказываю, – спохватилась она.
– Наоборот, – подбодрила ее участливым взглядом Яна, – мне важно знать побольше информации об этой девушке и ее отношениях с вами. Это поможет мне настроиться. У вас есть какой-нибудь принадлежащий ей предмет?
– У меня есть ее фото, вернее, наше совместное фото.
Вероника достала из своей роскошной сумки небольшой блокнот, а из него – картонный прямоугольник. Яна взяла протянутую ей фотографию и принялась ее рассматривать.
Фото являло «святое семейство». Яна без труда догадалась, что мужчина, запечатленный на фото, не кто иной, как Вячеслав. У него были квадратные челюсти, взгляд исподлобья, светлые волосы, пронзительно синие глаза, крупный нос и резко контрастирующий с жестким подбородком сочный округлый рот.
Он был в одних плавках, поэтому Яна могла оценить его фигуру – немного оплывшую с боков, но все еще сохраняющую мускулистую силу юности. Вячеслав был крепкого телосложения, с короткой шеей и мощно развитой грудью.
Рядом с ним стояли две фемины. Одна, в ней Яна узнала Веронику, приникла к тяжеловатой фигуре Вячеслава. Она была в закрытом купальнике, черном с белой отделкой, на шее – изящное ожерелье из слоновой кости. Волосы Вероники были забраны назад, высоко открывали ее красивый покатый лоб и нестерпимо сияли на солнце – огненной медью. Вероника широко улыбалась, демонстрируя свои крепкие ровные зубы.
С другой стороны к мужчине прислонилась юная стройная девушка лет двадцати двух. Она казалась особенно хрупкой и миниатюрной рядом с Вячеславом. Пышные формы Вероники тоже в свою очередь выгодно подчеркивали ее утонченную легкость. Она была на удивление пропорционально сложена, с плоским животом и почти неразличимой грудью. Яна даже подумала, что лифчик ее розовато-белого купальника ей ни к чему.
Лицо девушки было не столько красиво, сколько оригинально: голубые продолговатые глаза под низкими, прихотливо изломанными бровями, правильный, хотя и немного широковатый нос, впалые щеки и большой чувственный рот. Девушка не улыбалась, смотрела исподлобья, словно была чем-то недовольна или затаила на кого-то обиду. На ее высокой шее, смуглую позолоту которой подчеркивали светлые распущенные волосы, висела изящная безделушка – серебристый, приплюснутый с полюсов «волчок».
В ее взгляде таилась какая-то загадочная сила, от лица веяло страстной сосредоточенностью.
– Так это и есть та девушка, которую вы разыскиваете? – нарушила молчание Яна.
– Да, – мотнула головой Вероника, – дочь моего друга.
– Расскажите мне о ней.
– Ее зовут Рита. Знаю только, что она довольно взбалмошна и эгоистична, полна бредовых идей и капризов. Привыкла, что папочка выполнял каждое ее желание. Видите, – недобро усмехнулась она, – какие губы себе сделала? Операция – мне потом Слава сказал – стоила три тысячи зеленых. И все это только для того, чтобы так изуродовать себя! Согласитесь, ее рот выглядит ненатурально, – с брезгливым пренебрежением передернула она плечами. – Ну разве не самодурство? Да с ее характером, какое себе лицо не сделай – все равно никого себе не найдешь!
Вероника сверкнула глазами, чем вызвала у Яны тонкую усмешку.
– А эта ее работа! – гневно продолжила Вероника, – дизайнер не знаю чего! – она судорожно рассмеялась. – Больше по дискотекам да вечеринкам шлендрает, чем учится. Я всегда была несогласна со Славой, что касается методов воспитания… – выразительно посмотрела она на Яну. – Это мы в Сочи, – сменила вдруг нему Вероника, кивнув на фотографию, – отдыхали в «Редисон-Лазурная», – с томным вздохом добавила она.
– Хорошо. Я попробую настроиться на нее.
Яна молча перетасовала карты и, разложив их на столе, выбрала одну, которой она не воспользовалась в первом опыте.
– «Взгляд сквозь пространство». На карте была изображена отвесная скала посреди моря и слева от нее замерший в воздухе диковинный восьмигранник, в который был вписан совершенно круглый глаз. Его зеркальный выпуклый зрачок пугал, плавя и слегка искажая картинку тюремного окна, похожего на бойницу. От скалы по водной поверхнотсти змеилась дорожка, а в нее били своими беспощадными трезубцами исходящие от восмигранника молнии.
Яна положила карту на ладонь. Вероника с легким недоумением и недоверием наблюдала за ее действиями.
– Что? – обеспокоенно спросила Вероника.
Яна только сделала молчаливый пресекающий жест и сосредоточилась на карте. Она медитировала минуты три, потом приковала взгляд к бледному в зеленоватом свете лампы лицу Вероники.
– Где она? – привстала Вероника, вконец потерявшая терпение.
Яна, наконец, заговорила с закрытыми глазами:
– Ваша девушка совсем рядом, я чувствую ее дыхание. Немного учащенное, внутри – жар. Я слышу металлический звук… так хлопает дверца… Снег дрожит, в нем – черные дыры… Она проходит сквозь серое… Свет… она хочет укрыться от него. Синие поверхности следуют одна за другой. Из их брюха торчит что-то белое, мягкое, жалкое. Оно вываливается, падает вниз, когда она трогает его. Дальше, дальше, – крикнула как в экстазе Яна, – тяжелое, неживое лицо выплывает навстречу, темное, со сросшимися бровями, над ним – диадема, тоже из дерева… В зеркале – полая голова, она молчит. Угроза… Дыхание… Шаги… Кто-то хочет скрыть свои шаги…
«Бред какой-то!» – испуганно подумала Вероника.
– Страх, – неистово крикнула Яна, чем повергла Веронику в самую настоящую панику, – что-то сдвинулось, что-то не так, хаос! Красное пятно… боль… оползень… растерянность… страх…
Яна резко опустила голову, потом запрокинула ее. Не открывая глаз, она вещала, как пифия.
– Лунная немота отверзает раны будущего! Женщины обманывают так же, как и мужчины. Оранжевое хочет поглотить красное тело, вдается в него, как море – в сушу. Красная кромка… на ней – синие глаза. Она там, она боится. Скрежет, я слышу сухой скрежет. Сердце падает в бездну. Тишина, наводненная отчаянием. Прячься!
Яна в изнеможении упала на спинку стула. Ее заполонила неимоверная слабость, что была сродни усталости роженицы. Так же, как женщина, произведшая на свет ребенка, Яна дивилась внезапной пустоте и молчанию, открывшим перед нею тоскливые просторы безразличия. Слепота сковала ее глаза, ее опорожненное духовное чрево ныло, руки дрожали, на лбу выступила испарина.
– Куда вы? – открыв глаза, она увидела Веронику, стоящую у двери.
– Я положила… – боязливо кивнула та на стол.
Яна опустила глаза и увидела пять пятисотрублевых купюр.
– Этого достаточно?
– Вполне, – горько усмехнулась Яна. – Сегодня я уже ничего не могу для вас сделать.
– Ага… – попятилась Вероника, – думаю, я вас больше не побеспокою.
Яна озадаченно пожала плечами.
– Вы удовлетворены?
– Вполне, – натужно улыбнулась Вероника. – Я должна спешить. Простите меня.
– Конечно-конечно, – устало улыбнулась Яна, – всего доброго.
* * *
Вылетев из дома, точно пробка из бутылки с шампанским при неумелом открывании, Вероника села в свой одиноко стоявший «Фольксваген» и помчалась на улицу Пороховую. У нее не было никаких сомнений в том, что там, наконец, она сможет встретиться с этой «мерзавкой», как она нелестно про себя именовала дочь Вячеслава. Гибель Вячеслава была столь таинственной, столь внезапной, что Вероника даже чувствовала себя какой-то обманутой. Да, трагическая смерть, да, воля случая или судьбы, если это не одно и то же, а может, чья-то месть или зависть, жестокое соперничество, но все же Вероника не находила в себе сил примириться со столь молниеносным уходом Вячеслава из жизни. Ведь она считала себя дамой его сердца, а потому частично считала его своей собственностью, ибо откровенно полагала, что Вячеслав обязан ей не только суммой денег, которую она добыла для него, заложив в ломбард свои драгоценности, но и вообще хорошим положением в обществе, счастьем быть обласканным и любимым.
Любовь и собственничество сливались в ее сознании, не привыкшем к саморефлексии и самокритике. Она просто не могла допустить мысли, как ни смешно и абсурдно это звучит, что Вячеслав перед тем, как распрощаться с жизнью, не обязал свою дочь рассчитаться с Вероникой. Несомненно, – думала она, останавливаясь у блеснувшего красной ухмылкой светофора, – он не посмел бы вот так кинуть меня, отдать меня на произвол судьбы. Ведь он знал, чего мне стоило достать для него эти деньги!
Вероника от досады прикусила губу, да так больно, что чертыхнулась вслух.
Внезапность и быстрота, с которой ее любовник покинул этот свет, ничего не значили для Вероники, они казались незначительно малыми и бледными перед амбициями ее самодовольного эгоизма. Словно за несколько секунд перед гибелью Вячеслав должен был спросить ее разрешения на смерть. Могу я, мол, тебя, дорогая, покинуть, или мне еще следует некоторое время потусоваться на этой грешной земле, дабы потешить твою жажду повелевать и властвовать?