Эллери Куин - Последний удар. Лицом к лицу
— Двенадцать? — Мариус Карло протянул пустой стакан. — Вы не считаете слуг, мадам.
— Слуг? — рассеянно переспросила миссис Браун.
— Когда не считают слуг, наступает...
— ...революция. Мы об этом знаем, Мариус, — раздраженно прервала его Валентина. Она вскинула голову. — Ну, Джонни, выкладывай свой большой секрет.
Себастьян засмеялся.
— Во-первых, через две недели у меня день рождения — 6 января. Очень надеюсь, вы все погостите до тех пор.
— Почему?
— По четырем причинам. — Джон наслаждался своей тайной. — Сразу после полуночи 5 января в моей жизни должны произойти четыре важных события. — Он с усмешкой отмахнулся от дальнейших вопросов. — Подождите, пока прибудут остальные.
— Но я уже прибыл, — послышался в дверях высокий мужской голос. — Так что можно начинать праздник.
— Сэм! — Крейг радостно поспешил навстречу гостю. — Вижу, добрался благополучно. Мейбл, возьми вещи доктора Дарка. — Горничная Крейга, румяная ирландская девушка, поспешила к вновь прибывшему, который приветствовал ее, ущипнув за щеку. Хихикнув, Мейбл забрала у доктора Дарка меховую шапку, пальто и галоши и скрылась вместе с ними. — Кажется, Сэм, ты незнаком с миссис Браун...
Доктор Сэм Дарк был полным мужчиной, почти таким же крупным, как Артур Крейг, и даже еще шире. Его рыжеватые волосы торчали на голове, как гусарский кивер. Он бы выглядел нелепо, если бы не умные, проницательные глаза. На нем плохо был выглаженный костюм из голубого сержа; одна пуговица на манжете висела на нитке. Но его надежность и солидность понравились Эллери с первого взгляда.
— Ты договорился, что останешься на неделю? — спросил Крейг, когда доктор Дарк уселся у камина со стаканом в руке. — Ответ должен был быть утвердительным.
— Холлис и Бернстайн меня подменят, — кивнул толстый доктор. — Уже давным-давно я не наслаждался семейным Рождеством. Скажу тебе, как один старый холостяк другому, Артур, тебе повезло больше, чем мне. Эллен, Джон, я пью за связующий турникет... то есть жгут, и давайте не будем говорить глупости, что кровь гуще, чем вода! — Он сделал геркулесовский глоток.
— Вы не присутствовали при появлении Джона на свет, доктор? — До Эллери дошли слухи о какой-то интересной истории, связанной с рождением Джона Себастьяна.
— Нет, — ответил доктор Дарк. — Джон поступил ко мне, можно сказать, post uterum[20].
— В возрасте шести недель — не так ли, доктор Сэм?
— Семи, — поправил Крейг своего подопечного. — Понимаете, мистер Квин, родители Джона умерли в 1905 году с промежутком в несколько дней. Клер и Джон — Джона назвали в честь отца — возвращались на автомобиле из Нью-Йорка в Рай во время сильного снегопада и попали в катастрофу около Маунт-Кидрона. Авария спровоцировала преждевременные роды, и Клер умерла той же ночью. Джон скончался от полученных повреждений менее чем через неделю. Перед смертью он назначил меня опекуном ребенка — Джон-младший был их первенцем, и никаких родственников с отцовской или материнской стороны не осталось. Опытная няня, миссис Сэфайра, которую Джон-старший нанял после смерти Клер, прибыла к нам вместе с ребенком и больше нас не покидала. Она умерла в этом доме несколько лет назад. Мы вдвоем с Сэфи растили юного сорванца.
— С моей немалой помощью, — добавил доктор Сэм. — Мне много раз приходилось приезжать сюда среди ночи, когда Джонни косо смотрел на Сэфи или Артура.
— С немалой помощью всех. — Джон положил руку на плечо Крейга. — Сэфи, доктора Сэма, Эллен, когда она переехала к нам, но больше всего вот этой бородатой личности. Боюсь, Артур, я недостаточно красноречиво характеризую твои заслуги.
— Слушайте, слушайте! — воскликнул Мариус Карло, прежде чем Артур Крейг успел ответить. — Когда польются слезы, я сыграю «Сердца и цветы» на фортепиано, если оно настроено.
— Мариус не понимает сантиментов. — Расти тряхнула рыжей шевелюрой. — Понимаете, у него никогда не было ни отца, ни матери. Он вылупился из икринки в стоячем пруду. Верно, дорогой?
Мариус сердито сверкнул черными глазами, потом пожал плечами и поднял стакан.
— Кажется, мистер Крейг, вы и отец Джона были партнерами в бизнесе? — поспешно спросила Валентина.
— Да, издательская фирма «Себастьян и Крейг». Я занимался производственной частью. В издательском деле я плохо разбирался, поэтому после смерти Джона продал предприятие и вернулся к первоначальному ремеслу типографа.
— В ваших устах это звучит, как шаг вниз, мистер Крейг, — сказал Эллери. — Я предпочел бы владеть «Эй-Би-Си пресс», чем большинством других издательств. Вы не Дэну Фримену продали бизнес? Нет, он тогда был слишком молод.
Крейг кивнул:
— После 1905 года предприятие несколько раз меняло владельцев. Дэн купил его в начале двадцатых. А вот и он! Вместе с Роландом. Входите!
* * *Издатель и адвокат являли собой странную пару.
Дэн З. Фримен был худощавым человеком лет сорока с желтоватым лицом, блестящими карими глазами и крупной головой, которая казалась еще больше из-за того, что волосы начинались где-то на макушке. Он выглядел смущенным предстоящим ему испытанием в виде знакомства с наполнявшими комнату посторонними людьми и пожал руку Эллери с жаром утопающего, хватающегося за ниспосланный Провидением обломок кораблекрушения. Эллери встречался с ним лишь однажды, когда Фримен принимал для публикации рукопись «Тайна исчезнувшей шляпы».
— Приятно видеть вас снова, Квин, — пробормотал Фримен, при первой возможности скользнув в кресло и затаившись там.
Роланд Пейн не мог затаиться при всем желании. Это был высокий румяный мужчина лет за пятьдесят, с красивой седой шевелюрой и постоянной, слегка рассеянной улыбкой политикана. Его густой баритон сделал бы честь актеру старой школы. Эллери слышал о нем от инспектора Квина, любившего похваляться, что знает всех адвокатов в Нью-Йорке. Пейн был осторожным и проницательным адвокатом, который, подобно самым надежным ценным бумагам, привлекал наиболее консервативную клиентуру. Несмотря на броскую внешность и голосовые данные, он редко выступал в суде. Основу его практики составляли работы с завещаниями и имуществом.
— Теперь, когда господа Пейн и Фримен здесь, — объявил Джон, — я готов сообщить о первых двух из четырех упомянутых мною событий космического масштаба. В качестве адвоката семейства Крейг, мистер Пейн, скажите, как изменится мой статус 6 января.
— На эту дату приходится твой двадцать пятый день рождения, — улыбаясь, ответил седовласый адвокат, — когда, по условиям последнего завещания твоего отца, Джона Себастьяна-старшего, ты вступаешь во владение основным капиталом, который с 1905 года хранился для тебя в виде трастового фонда. Уверен, Джон не станет возражать, если я добавлю, что это сделает его весьма обеспеченным молодым человеком.
— И притом совершенно невыносимым, — сказала Эллен Крейг, стискивая руку Джона. — Только вообразите его миллионером!
— Тошнотворное зрелище, не так ли? — усмехнулся Джон. — А теперь очередь мистера Фримена. С вашей профессиональной точки зрения, что произойдет 6 января, о чем мне следует знать?
Издатель покраснел, когда взгляды всех устремились на него.
— По-моему, куда более важное событие, чем вступление во владение капиталом. 6 января издательство «Дом Фримена» выпустит первую книгу стихов многообещающего молодого поэта — сборник «Пища любви» Джона Себастьяна.
Все зашумели.
— Как чудесно, Джон! — воскликнула Расти. — А ты даже не намекнул мне! Вы знали об этом, мистер Крейг?
Борода Крейга качнулась.
— Не думаешь ли ты, Расти, что кто-то мог лишить меня удовольствия изготовить первую книгу Джона! Но Дэн и я — пара старых траппистов[21]. — Крейг ласково похлопал издателя по костлявому плечу. — Мы умеем держать язык за зубами.
— Я так рада за тебя, Джон, — пробормотала Валентина. — Поздравляю. — Она наклонилась и поцеловала его.
Расти Браун улыбнулась.
— Я требую свою порцию! — весело сказала Эллен. Умудрившись вклиниться между Валентиной и Джоном, она поцеловала его и осталась там.
Джон покраснел до ушей.
— Я хотел, чтобы это было сюрпризом. Разве это не здорово? Я все еще щиплю себя, боясь проснуться.
— Будут проданы ровно четыреста пятьдесят девять экземпляров книги, — сказал Мариус, размахивая пустым стаканом, как дирижерской палочкой, — которая получит убойную рецензию в «Журнале ветеринарной медицины».
Но его скрипучий голос потонул в шуме, а когда прибыл последний гость, Мариус уже крепко спал в своем кресле.
* * *Человек, чей скромный саквояж Фелтон принес из «пирлесса», был энергичным поджарым стариком с едва тронутыми сединой черными волосами, детскими голубыми глазами, большим носом янки и воротником священника. Артур Крейг представил его как преподобного мистера Эндрю Гардинера, недавно оставившего пост приходского священника епископальной церкви в Нью-Йорке. Он был другом семьи Браун — Оливетт Браун много лет являлась прихожанкой его церкви, а Расти он крестил и конфирмовал.