Фридрих Незнанский - Тузы и шестерки
— Ну как скажешь… Случилось что-нибудь?
Гордеев отрицательно помотал головой. Трапеза была закончена, разговор тоже.
Денис был немного изумлен. На его памяти Гордеев никогда не вел себя подобным образом. Сказав «а», он всегда говорил и «б». А уж в его порядочности сомневаться не приходилось. Можно было предположить, что Юрий Петрович тянет резину, заботясь о чьих-то интересах. Вот только чьих? Возможно, того самого загадочного клиента, имя которого он не успел назвать. Или вообще не собирался говорить? Может быть; этот телефонный звонок был инсценировкой, призванной помочь Гордееву прекратить разговор с Денисом?
Перед дальней дорогой в Калугу Денис решил заскочить в офис по некоторым техническим надобностям, а заодно посмотреть, как продвигается работа у Макса. Макс предложил ему сверток с бутербродами (с брауншвейгской ветчиной и сыром «Атлет») и справку на зампредседателя думского комитета по безопасности В. Б. Чепцова. Денис торопился и не глядя сунул распечатку в карман, а развернул уже в машине.
«Генерал-майор госбезопасности Валентин Борисович Чепцов родился 28 сентября 1950 года в Томске. Его отец был участковым милиционером, мать работала на заводе подшипников.
В 1973 году Чепцов окончил Томскую высшую школу милиции МВД СССР.
В органах госбезопасности работает с 1975 года.
В декабре 1979 года переведен в Москву, в специально созданный отдел, занимающийся обеспечением безопасности предстоящей Олимпиады.
С начала 1983 года работал в отделе, занимающемся диссидентами.
С июня 1991 по сентябрь 1994 года возглавлял экономический отдел ФСБ.
В 1999 году избран депутатом Государственной думы, где выполнял функции советника заместителя спикера Горелова по юридическим вопросам и безопасности. Затем — зампредседателя комитета по безопасности.
Женат. Имеет двоих детей. Член совета попечителей Английского клуба.
Награжден орденами Почета, «За личное мужество», а также знаком «Заслуженный работник ФСБ».
Кроме того, Макс сделал подборку наиболее красноречивых выражений господина Чепцова в качестве публичного политика. Надо думать, его имиджмейкеры (если таковые в природе имеются) за головы берутся, когда Чепцов только рот открывает.
«Мы самая великодушная страна в мире. Мы очень великодушные. Я горжусь тем, что мы такие великодушные. Но, несмотря на наше великодушие, мы не должны хвастаться своим великодушием».
«Я редко читаю газетные статьи, но люди, которые, вероятно, иногда читают газеты, часто готовят для меня доклады».
«Россия — это страна, которая любит свободу и любит нашу страну».
«Я думаю, что война в Чечне — это опасное место».
«Я думаю, мы все Можем согласиться — прошлое уже прошло и пора оставить его в прошлом».
«Если вы устали от политики цинизма, социологических опросов и моральных принципов, то присоединяйтесь к моей предвыборной кампании».
«В России бывают трудные времена. Но мы переживали трудные времена в прошлом и, как я надеюсь, обязательно постараемся пережить их в будущем».
Действительно, ума палата, — вздохнул Денис даже с некоторым сожалением и бросил распечатку на заднее сиденье.
Бедняков. 19 мая
В ванной над хладным телом шаманил знакомый судмедэксперт с немилосердной фамилией Нарезайло.
Самоубийца, бледный до прозрачности, лежал в черной ванне, от которой все еще поднимался пар. Черной ванна была не от грязи, разумеется, просто вся сантехника у покойника была черного цвета — и ванна, и полочки-шкафчики, и плитка на полу и на стенах. Во второй половине санузла цветовая концепция сохранялась, только ролик туалетной бумаги вызывающе белел на стене.
— Чем резал-то? — по-свойски спросил Бедняков.
— Судя по глубине, ножом или опасной бритвой. — Нарезайло, ухватившись за большой палец, вытащил из воды руку и стеклянной палочкой раздвигал порезы на запястье и у локтя.
— Нашли?
— Нет, воду спустим, может, отыщется.
Нарезайло тихонько потянул за цепочку, обмотанную вокруг смесителя, другой ее конец терялся в бурой воде и, очевидно, был прикреплен к пробке. Вода зажурчала, устремляясь в сливное отверстие и медленно приоткрывая тело самоубийцы. Он был в футболке, джинсах и носках, домашние тапочки стояли рядом на коврике. Длинный — примерно метр восемьдесят, кавказский тип лица, тонкий нос с горбинкой, короткие черные волосы.
— Следы борьбы, ссадины, удавка на шее?
— У-у, — отрицательно качнул головой Нарезайло. — А вот и ножичек.
На дне лежал кривой кинжал с красивой инкрустированной ручкой. Нарезайло повертел его в руке:
— Острый.
— Тот самый?
— Не сомневайся.
— А время смерти?
— В общем, по состоянию тела я бы определил интервал с семнадцати до двадцати часов.
— А точнее?
— Сейчас у нас восемь двадцать, а прибыли мы в восемь, и он был уже абсолютно мертв. К сожалению, когда мы приехали, горячая вода продолжала течь, так что температура и динамика остывания нам не помогут…
Явились санитары из труповозки с носилками, а Бедняков побрел поглазеть на квартиру. Комнат было всего две. В гостиной уже заканчивали с отпечатками.
В спальне было пусто, черный итальянский гарнитур и на стене большой черный с красными маками ковер из тех, которые где-нибудь в шестидесятых годах можно было еще увидеть во дворцах пионеров или бракосочетаний, сохранившихся со времен тесной дружбы СССР с Китаем. Этот был, конечно, не таким старым, но вполне китайским, и на нем красовались сабли в дорогих, изукрашенных ножнах и несколько кинжалов. Очевидно, и кинжал, найденный в ванне, был отсюда.
Вернулся оперуполномоченный Стас Шаповалов, здоровенный мужик с чуть скошенным взглядом, и поделился сведениями, добытыми после блиц-опросов соседей.
— Короче, так, Толян. Покойник — Резник Семен Ильич, жилец из квартиры напротив его опознал. Тридцати двух лет, проживал один, жены нет, родственников нет, есть приходящая уборщица — бывает два раза в неделю. Пока все. Ты его знаешь, Толик?
— Резника?
— Ну.
Бедняков отрицательно покачал головой. Помолчали.
— Кстати… Дверь была открыта? — полюбопытствовал Бедняков.
— Шиш тебе с маслом. Закрыта изнутри на цепочку, перекусили плоскогубцами.
— Следов взлома, конечно, нет?
— Нет. Дверь не ломали, но сейф вскрыт.
Шаповалов потащил его в кабинет и театральным
жестом снял со стены картину — тонкий лунный серп на абсолютно черном фоне, — за которой обнаружился встроенный в стену сейф. Замок был довольно аккуратно высверлен.
— Смотри! Работал профессионал — никаких пальчиков, стружку тоже тщательно собрал.
Бедняков пошел изучать окна и балконную дверь. Все было закрыто изнутри на нормальные советские шпингалеты, да и затруднительно уходить таким образом: во-первых, шестой этаж, а во-вторых, наверняка было еще светло, и народу во дворе толпилось много.
— Стас, как же он звонил, проверили?
— Да это не он, компьютер звонил, — ответил Шаповалов. — Мы, как приехали, линию из модема выдернули, а то эта зараза продолжала по «ноль два» наяривать.
На экране компьютера светилось сообщение Windows: «Отсутствие соединения. Проверьте все соединения и восстановите связь».
А под ним — свернутый файл Word с многообещающим названием «Предсмертное письмо».
— Читали? — поинтересовался Бедняков.
— Нет, эксперты только-только с мышкой и «клавой» закончили — на предмет пальчиков.
Предсмертное письмо начиналось неоригинально: «Не могу больше жить». Зато содержало постскриптум: «См. файл d: dairymay.doc, пароль — Мария».
Файл нашли.
«9 мая. День Победы. Сегодня я убил Сергея Гарина. Убил впервые в жизни. Он, по-моему, так ничего и не понял. Пистолет спрятал в недостроенном бассейне на школьном дворе в нише справа от входа. Как я буду с этим жить, не знаю. Пробовал пить — не помогло. Что еще предпринять — не знаю. Наверное, стоило застрелиться прямо там же. Но он сам виноват. Кто его заставлял проводить эту дурацкую внезапную проверку?! Подождал бы два дня и был бы жив…»
— Да уж, весело, — вздохнул Шаповалов.
На этом файл обрывался, хотя сегодня было уже 19 мая. День рождения пионерской организации, совсем некстати вспомнилось Беднякову. В школе он в горн дудел. Неплохо получалось. Легкие развитые. Либо у Резника не было особой охоты обращаться к дневнику, либо остальные записи кто-то стер. Возможно, он сам. А возможно, он вообще не графомания, а писал от случая к случаю. Нужно было бы просмотреть остальные файлы, а их в указанном каталоге-календаре хранилось еще четыре — как раз по числу прошедших месяцев и с соответствующими названиями. Но все они, как и тот, который опер с участковым только что смотрели, были защищены паролем. Бедняков попробовал снова набрать «Мария» — ничего не вышло.
