Марина Серова - Гиблое место
Уф, наконец-то показалась многоэтажка со знакомым призывом на цоколе, и я остановила машину прямо у входа в подъезд.
Двор был пуст. И понятно — шел дождь, порывы ветра валили с ног, наводя на мысль, что сейчас не разгар лета, а поздняя осень.
Я взлетела по лестнице к квартире Эдика. Слава богу, Ритка не успела забрать у меня ключ… Стоп! Я в растерянности уставилась на гномика, которого достала из кармана куртки. Если ключ остался у меня, тогда ее не может быть здесь! В отличие от меня, Ритка не умеет пользоваться отмычками. Значит, здесь ее быть не может…
Если только не появился Эдик.
Я застыла с гномиком в руке. Отчаяние на миг парализовало меня, заставляя почувствовать собственную беспомощность.
Нет, Иванова, тебе пора покидать плацдарм военных действий! Время выходить на пенсию, детка…
Решив рискнуть, я открыла дверь. А вдруг…
Никакого «вдруг» там не оказалось. Все было точно так же, как и вчера. Воздух дышал затхлостью. Пятна окончательно засохли, и беспорядок в квартире казался незыблемым.
Мне стало страшно. Иногда вот такое мертвое спокойствие способно наполнить душу куда большим страхом, нежели куча «живых» мертвецов, разгуливающих на экране видика. Затаив дыхание, я вслушивалась в тишину. Вот глупость — как будто тишина могла рассказать мне, куда подевались люди, еще недавно населявшие эту квартиру!
Я осторожно прошла по всем комнатам, пытаясь найти хоть какой-то ключ. Телефон… Поискав, я не нашла ничего. Эдик не пользовался автоответчиком. Отшвырнув ни в чем не повинный аппарат, я села на краешек кресла, уставившись в одну точку. На стеллаж с книгами.
Подбор книг меня заинтересовал. Я блуждала взглядом по корешкам, перебегая от полного собрания сочинений Пушкина к творениям Евгения Монаха. Монах… Черт побери, опять монах… Кстати, название у этой книжки замечательное. «Братва». Братва — Монах.
Кажется, мои логические связки потрясают неординарностью, усмехнулась я. Постараемся не увлекаться. Надо быть проще — и люди к нам потянутся. И сны перестанут кретинские сниться…
Я встала. Ничего я тут не найду. Как пить дать… Квартира явно не собирается сообщать мне полезные сведения. И главное: куда исчезла Ритка?
Оставалась еще одна ниточка — тонюсенькая, но все же способная вывести меня к «чистой воде».
Выйдя из квартиры Эдика, я направилась к двери напротив.
Нажав кнопку звонка, услышала шаги, и голос старухи Козленко спросил:
— Кто там?
* * *— Это Таня. Помните, я вчера приходила к Эдику?
Дверь приоткрылась. Старушка изучала меня острым взглядом в щелку, а узнав, открыла дверь.
— Что? Непорядок какой?
Я вздохнула.
— Вчера я сказала вам неправду. На самом деле я из милиции.
Я протянула ей свою «липовую» ксиву. Она взяла ее, водрузила на нос очки и внимательно читала минут пять, заставляя мое сердце трепетать от ужаса, что она сфокусирует свое внимание на просроченном штампе.
— Так бы сразу и сказали, — недовольно проворчала она, возвращая мне удостоверение. — А то — я к Эдику, за квартирой проследить… Проходите.
Она пропустила меня внутрь и сразу спросила:
— Значит, правда Эдька вляпался? С этими монахами?
— Простите, как вас зовут? — поинтересовалась я.
— Вера Семеновна, — сообщила она.
— Вера Семеновна, что это за монахи? И как они могут быть связаны с исчезновением Эдика?
— Да напрямую! — воскликнула старушка. — Мне и батюшка в церкви сказал, что никакие они не православные, а сектанты и шарлатаны. Только Эдик с ними сдружился…
— Поподробнее о монахах. Если можно, — попросила я.
— Они появились тут с месяц назад. Во дворе собирались и все беседы проводили. Тут неподалеку церковь Николы Чудотворца, я туда хожу… Я к этим монахам было подошла, чтоб спросить, откуда они взялись. Только они засмущались и разговаривать со мной не стали…
— А почему вы все-таки причисляете их к монахам? Они же не в рясах были?
— Конечно, нет… Просто они себя называли каким-то «братством». А вот братья-то — это ж у монахов.
«Братья — братва», — подумала я. Может, и не у монахов.
— Хорошо. Попробуйте описать мне, как они выглядели.
— Танечка, да обычные! Штаны широкие на всех, черные. Куртки спортивные. Стрижки, ну почти под горшок… Эдька потом тоже так подстригся… Он с ними в контакты вступил и начал дружбу водить. Правда, я заметила, все тайком, по вечерам… Пытался скрыть. Даже стрижку эту свою. Я его спросила, что это он с головой своей удумал. А он: «Это мода такая, баба Вера». Деньги у него завелись. Как будто они платили ему за то, что он бредни их слушал. А потом они исчезли. Батюшка-то мой сказал, что их разогнать надо — вредные, мол, они люди. Молодежь баламутят… Сам к нам приехал. После его приезда-то они и сбежали. Да и Эдьку с собой прихватили, видно.
— А Эдик — он раньше верил в бога? — поинтересовалась я.
— Эдька? Да ты что, Таня? Он только в деньги верил. И с этими монахами он из-за денег спутался. Платили они ему. Вот за что — не знаю.
Ситуация действительно странная.
— Вера Семеновна, а в течение суток его никто не искал? — спросила я, имея в виду Ритку. — Здесь не появлялась девушка, длинноногая и очень хорошенькая? Короткая стрижка, каштановые волосы? Глаза карие?
— Нет, такой вчера не было. А вот после тебя появлялся парень. Он очень интересовался Эдиком. Я ему про тебя-то не сказала — очень уж он был подозрительный…
Интересно, кто же еще пытается найти нашего Эдуарда?
— Как он выглядел?
— Черный такой… Глаза у него красивые. Ресницы длинные, и так и хлопает ими. Если бы не говорил по-русски без акцента, я бы подумала, что он из этих… из кавказцев. Но он точно наш… Тоже про «монахов» выспрашивал. Только он напрямую спросил, приходил ли к Эдику перед исчезновением мужчина лет сорока, с длинными волосами и бородой. Я ему честно сказала — нет. Только эти, с горшками, а волосатых не ходило…
— А как он объяснял свой интерес?
— Никак. Сказал, что он с Эдиковой работы, просто нет его там давно, они беспокоятся.
Да уж, болтун — находка для шпиона… Взяла баба Вера и изложила все еще и моему конкуренту… Кстати, кто же этот конкурент?
Занял он мое воображение.
— Баба Вера, я вам сейчас оставлю свой телефон, а вы мне позвоните… Если этот «кавказец» еще появится. Или монахи эти мелькнут. И еще… Можно мне с вашим батюшкой поговорить?
— А чего же нельзя… Он и сейчас, наверное, в церкви… Спросишь отца Николая и скажешь ему, что я тебя послала…
Я изобразила на лице благодарность, хотя подозревала, что с отцом Николаем мы нашли бы контакт и без блата, но старушке хотелось быть полезной…
Через минуту я уже ехала в сторону высокого голубого купола, уносящегося в небо.
* * *Церковь еще достраивалась. Когда я ту-да вошла, сверху доносился стук молотка и чей-то голос распевал «Царю небесный» в веселом темпе. Я задрала голову и увидела высокого мужчину, уверенно работающего на лесах. Торчал он на этой непомерной высоте без всякой страховки.
Служба закончилась. Я огляделась, пытаясь найти хоть кого-то, кроме строителя. Он-то мне помочь ничем не мог. Откуда ему знать про монахов?
— Ты чего в церковь в таком виде пришла? — услышала я скрипучий голос за спиной. Обернувшись, увидела пожилую даму во всем черном. Дама сверлила меня крайне неодобрительным взглядом.
— Извините, мне нужно встретиться с отцом Николаем.
Она бросила взгляд на леса и быстро сказала:
— Ты к батюшке в штанах пришла? И без покрова? Занят батюшка… Иди срамоту свою исправь, а потом приходи.
— Евфросиния!
Зычный голос заставил нас обеих вздрогнуть. Дама затрепетала. Подняла глаза ввысь и перекрестилась.
— Евфросиния, ты думаешь, я не слышу, как ты тут мне паству разгоняешь?
Он спускался с лесов. В руке нес огромный молоток, и на его лице было написано страстное желание обрушить его на голову негостеприимной Евфросиньи.
— Да ведь она в штанах пришла, батюшка…
— Ну не без штанов же, — произнес он, оглядывая меня с симпатией. — А ты мне тут свои законы не устанавливай. Из-за вас, мои черешни, моя паства к монахам бежит. А там — погибель.
Глаза у него были потрясающие. Голубые и веселые. Наполненные жизненной силой и отвагой.
Наверное, он был совершенно не похож на стереотип священника. Плечи у него были широченные, и рост высокий.
— А по закону в церковь в штанах нельзя… — пробурчала Евфросинья, пытаясь все-таки взять верх.
— Ты еще меня учить решила? Педагог ты наш… Сейчас напомню вот тебе про истинную-то срамоту… Разве не знаешь, что гордыня — любимый грех Сатаны?
— Да я же не горжусь…
— Ага. А чего же ты тут делаешь? Иди, дай с девочкой поговорить. Может, у нее беда приключилась, а ты ей лекции принялась читать. Пошли, деточка.