Лиза Марклунд - Пожизненный срок
Она пропала.
«Может ли быть еще хуже?»
Главный редактор «Квельспрессен» Андерс Шюман отказался от своего шикарного углового кабинета во имя уменьшения расходов и занял каморку позади отдела комментариев. С каждым днем Шюман все больше жалел о сделанной им глупости. Единственное преимущество реорганизации состояло в том, что теперь он находился непосредственно в редакции и мог из своего кабинета наблюдать за работой.
Было только одиннадцать часов утра, но работа кипела с размахом, немыслимым всего несколько лет назад. Сайт газеты в течение суток обновлялся ежечасно, за исключением затишья около четырех утра. Теперь газета не только текст. Редакция вела радиопередачи, показывала видеорепортажи и транслировала рекламу. Процесс подготовки материалов пришлось уплотнить, и теперь работа в газете кипела весь день, и это было новостью для «Квельспрессен». Традиционно выпуски вечерних газет делали по ночам пропитанные алкоголем закаленные и битые ночные редакторы с мозолями на покрытых налетом никотина пальцах. Сегодня этот дух выветрился из газеты почти без остатка. Редакторы новой эры перестали пить и начали чистить ботинки; в противном случае их увольняли под предлогом несоответствия или с почетом отправляли на досрочную пенсию.
Андерс Шюман тяжело вздохнул.
В течение всех последних лет его не покидало чувство, будто что-то очень важное ускользает у него из рук. Со временем это чувство только усиливалось. Но лишь недавно он понял, в чем суть: речь шла о том, что и зачем они делают, о самих основах журналистики.
Сегодня ежечасное обновление сайта настолько владело умами, что иногда сотрудники забывали, что, кроме обновления, надо еще и сказать что-то содержательное.
Он вспомнил упреки, которыми конкуренты в прежние времена, когда у газеты были самые большие тиражи среди шведских таблоидов, осыпали «Квельспрессен»: самая тиражная, но не самая первая; материала много, но не первой свежести.
Теперь все делалось намного быстрее, но за счет правды и анализа.
Нет, на самом деле все не так плохо, заставил себя подумать Шюман.
Газета осталась неплохим изданием. Анника Бенгтзон изнутри осветила историю Нобелевского убийцы, Берит Хамрин писала проницательные статьи о терроризме, а Патрик Нильссон взял интервью у звезды, в котором та рассказывала, как борется со своим обжорством.
Но беда была в том, что все эти темы уже давно устарели. Газета не успевала попадать в киоски, как сенсации становились вчерашними новостями. Вот и сегодня новостью стало убийство Давида Линдхольма, и в этом преступлении подозревают его жену.
Интернет разрывался от похвал в адрес убитого комиссара полиции.
Талант Линдхольма заключался в знании человеческой природы и в его непревзойденном умении общаться с людьми. Он был мастер беседы, он был самым верным на свете другом и обладал поразительной интуицией.
Что со всем этим делать? — подумал Андерс Шюман, чувствуя, как медленно ворочаются мысли в его мозгу, отвыкшем заниматься этическими проблемами. В его инстинктах, которые должны быть направлены на соблюдение таких принципов журналистики, как оценка новостей, проверка источников и решение о том, стоит ли раскрывать настоящие имена, осталось место только для финансового анализа и объемов продаж.
Он выглянул из кабинета.
Первым долгом следует оценить ситуацию, подумал он, встал и решительно направился в редакцию.
— Что мы будем делать с этим убитым комиссаром? — спросил он Спикена, шефа новостного отдела.
Спикен сидел положив ноги на стол и жевал апельсин.
— Оставим для него первую полосу, колонку новостей, седьмую, восьмую полосу и центральный разворот, — ответил тот, не подняв головы.
— Как поступим с новостью о том, что главная подозреваемая — его жена? — спросил Шюман, присаживаясь на краешек стола, демонстративно подвинувшись ближе к ботинкам шефа отдела.
Спикен понял намек и сбросил ноги со стола.
— Ты имеешь в виду, каким кеглем наберем этот заголовок? — спросил он и выбросил апельсиновую кожуру в мусорную корзину.
— Если мы назовем Давида Линдхольма жертвой убийства и тут же скажем, что в убийстве подозревают его жену, то тем самым назовем ее убийцей, — заметил главный редактор.
— И что? — Спикен удивленно воззрился на шефа.
— Но ее пока даже не допрашивали, — пояснил Шюман.
— Это вопрос времени, — парировал Спикен и снова уставился в экран компьютера. — Кроме того, все уже успели это произнести вслух. Наши конкуренты и даже уважаемые утренние газеты назвали участников преступления по именам.
«Ладно, — подумал Шюман, — этическую инициативу я проявил».
— Где ты достаешь апельсины в это время года? — спросил он.
— Они немного жестковаты, но я и сам такой же, — пошутил Спикен.
К его столу подошла Берит Хамрин — с сумкой на плече и плащом, перекинутым через руку.
— Ты написала отличную статью для сегодняшнего номера, — сказал Шюман, стараясь подбодрить Берит. — Какие-нибудь отклики уже есть?
Берит остановилась перед главным редактором и кивнула в сторону монитора Спикена.
— Я хочу сказать о Юлии Линдхольм. Мы приняли решение назвать ее в Интернете убийцей?
— Под «мы» Берит имеет в виду всех журналистов Швеции, — язвительно произнес Спикен.
— Насколько я понимаю, только еще одна вечерняя газета и одна из утренних выдали сюжеты о том, что подозреваемая — его жена, — заметил Шюман.
— Нам не надо называть имя его жены, — вставил Спикен.
Берит подошла еще ближе к Шюману.
— Сам факт, что мы публикуем имя Давида Линдхольма, описывая, как он был убит в своей постели, а потом пишем, что подозреваемая — его жена, означает, что нам и не надо называть ее по имени. Всякий, кто знает Юлию, сразу поймет, кого мы имеем в виду.
— Но мы должны освещать сенсационные убийства, — возмущенно произнес Спикен.
— Я бы не стала называть то, что мы сейчас публикуем на нашем сайте, освещением, — сказала Берит Хамрин. — Нормальные люди называют это сплетнями. До тех пор, пока в полиции не подтвердили подозрение, все наши публикации — не более чем слухи.
Андерс Шюман заметил, что сидящие за соседними столами сотрудники поднимают головы и начинают прислушиваться. Хорошо это или плохо? Является ли публичное обсуждение этических проблем признаком здорового климата, или это признак слабости главного редактора?
Шюман решил, что верно скорее последнее.
— Давайте продолжим этот разговор у меня в кабинете, — сказал он, жестом приглашая коллег в свою каморку.
Берит Хамрин принялась надевать плащ.
— Мне надо встретиться с моим источником, — сказала она.
Берит повернулась и пошла к лестнице, ведущей в редакционный гараж.
Шюман вдруг понял, что продолжает указывать рукой в сторону кабинета.
— Значит, вопрос о жене Линдхольма ясен, — сказал Шюман, тяжело уронив руку на колено. — Кто принял это решение?
Спикен напустил на себя вид оскорбленной невинности:
— Откуда я знаю?
Да, да, он прав. Печатной газетой и онлайновым изданием руководят разные люди.
Андерс Шюман встал, повернулся на каблуках и направился в свой кабинет.
Прежняя мысль не давала покоя, укоряя его «эго». «Действительно, что я здесь делаю?»
* * *Берит принесла восемь туго набитых пакетов.
— Я старалась не обращать внимания, для кого предназначены вещи — для мальчиков или для девочек, — сказала она, протискиваясь в крошечную комнатку гостиничного номера. — Привет, Калле, здравствуй, Эллен…
Дети мельком посмотрели на Берит и снова принялись смотреть на экран. Анника выключила телевизор.
— Смотри, Калле, — сказала она, — какие потрясающие джинсы!
— А вот эти для Эллен, — сказала Берит, садясь на прикроватный столик и расстегивая плащ. — В этом пакете белье, а здесь разные принадлежности — мыло, зубные щетки и прочее…
Дети одевались молча, с серьезным видом. Анника помогла Эллен почистить зубы и одновременно посмотрела на себя в зеркало. Зрачки были такими широкими, что занимали почти всю радужку. Казалось, в глазах отразилась зиявшая в груди рана.
— Сколько я тебе должна? — спросила она Берит.
Коллега встала, сунула руку в сумку, достала оттуда конверт и вручила Аннике.
— Я проходила мимо банкомата и сняла немного денег. Вернешь потом, когда сможешь.
В конверте было десять тысяч крон пятисотенными купюрами.
— Спасибо, — тихо сказала Анника.
Берит оглядела тесную комнатку.
— Может, прогуляемся?
Дети надели обновки. Они молча вышли из отеля и, перейдя улицу, отправились в Хумлегорден.
Небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами, дул порывистый холодный ветер. Анника плотнее запахнула новый кардиган.
