Миньон Эберхарт - Две богатеньких малышки
Сейчас краска отхлынула от его щек, черты лица словно заострились, глаза потемнели. Джастин снова опустился в кресло, теребя дрожащей рукой маленькие ухоженные усики (которые он каждое утро аккуратно подкрашивал особой краской).
– Как ты там оказалась? Расскажи!
Эмми снова отхлебнула виски и принялась рассказывать. Джастин непрестанно теребил усики, мял в руках гвоздику, перекладывал одну ногу на другую – но при этом внимательно слушал. Когда Эмми закончила, он произнес:
– Они рылись в ее письмах?
– Не знаю. Какое это имеет значение? Она не получала любовных писем от Гила.
– У нее есть письмо от меня.
– От тебя?!
– А что? Она, между, прочим, моя падчерица; и у нее, между прочим, водятся деньжата!
– Ты хочешь сказать, что просил у Дианы денег? – Эмми ушам своим не верила.
– Почему бы и нет? Но она отказала. И это низко с ее стороны. Ты же знаешь, какая она скупердяйка. Ну, тут я и... – Джастин скривился, подергал себя за усы и произнес: – ...тут я и написал ей гневное письмо.
– Джастин! Но у тебя же уйма денег!
Джастин скомкал гвоздику и швырнул ее в корзину для бумаг, но промахнулся. Он на миг нахмурился; затем на лице его появилась ухмылка:
– В конце концов, какая разница, что я ей писал? Убита-то не Диана, а Гил Сэнфорд!
4
Эмми залпом осушила рюмку, поперхнулась и закашлялась. Джастин вскочил и извлек из кармана тонкий надушенный платок с монограммой:
– Возьми, моя радость. Успокойся, говорю тебе. Все в порядке.
– Что ты ей написал?!
– О Боже, – Джастин опять погрузился в кресло. – Не помню я, что я там написал. Но я не стал бы ее убивать; тем более, повторяю, убита не она, а Гил.
Эмми почувствовала, что голова у нее идет кругом:
– Диана мне и словом не обмолвилась! Джастин, но почему, ради всего святого, ты просил у нее денег?!
– Всего лишь в долг. – Джастину явно было не по себе; он упорно избегал взгляда Эмми. – Видишь ли... я попал в переплет... ну, и попросил Диану одолжить мне некую сумму...
– Но почему ты не попросил меня?!
Джастин был похож на ребенка, который напроказил и горько раскаивается:
– Ну... – Она чувствовала, как он лихорадочно пытается выкрутиться. – Потому что... видишь ли... ты и так много мне даешь ... Дом... еда... одежда... почти все... Я не мог больше просить у тебя, Эмми.
– Но послушай, Джастин. Зачем тебе деньги?! Ты же мог сказать мне...
– Нет, я не мог. Я... дело в том, что... Я... Черт побери, Эмми, не может же человек изо дня в день играть в бридж и никогда не проигрывать!
Он по-прежнему не смотрел ей в глаза.
В мозгу у Эмми мелькнула дикая догадка: Джастин впутался в историю с какой-то женщиной! Он всегда ощущал себя в некотором роде Лотарио. Ухаживая за ее матерью, он был добр, заботлив и неотразимо очарователен – но как-то беспомощен. А мать, если и не была страстно влюблена в него, то с радостью согласилась стать его женой – и, насколько Эмми было известно, ни разу об этом не пожалела.
Да, Джастин вполне мог выкинуть штуку, совсем не подобающую его возрасту. Эмми чуть было не спросила: "Что за женщина?", но вместо этого произнесла:
– Что еще?
– Ну, ты догадываешься: не только бридж. С бриджем я бы как-нибудь разобрался. Но, видишь ли, я ... я увлекся скачками. Должен же мужчина иметь какое-то занятие. Я не могу все время брать у тебя деньги. Диана, между прочим, тоже моя падчерица. Я не понимаю, почему ты одна должна платить за все?
– У Ди большой дом и большие расходы.
– Да брось ты; лучше скажи, что у нее зимой снега не выпросишь. Зато, если ей чего-то захочется, тут уж деньги летят направо и налево.
И Эмми, и Диана считали завещание матери вполне справедливым. До замужества Диана, конечно, тоже жила в этой квартире, а потом перебралась на 63-ю-стрит. Она никогда особо не ладила с отчимом, но он был добр к ним обеим, хотя, конечно, и беспечен, как стрекоза.
Эмми вздохнула:
– Сколько ты задолжал, Джастин? И где?
– Я, видишь ли, занял денег у ростовщика...
– Джастин! Не в банке?!
– Нет ... и теперь он насчитал мне большие проценты. И я...
– Сколько?
– Процентов? Больше, чем в банке...
– Нет, я спрашиваю: какую сумму ты занял?
– Ну, в общем... мой долг вырос... то есть мне не везло, и ...
– Сколько?
Джастин надулся:
– Что ты, что Ди. Можно подумать, вы отчитываетесь за каждый потраченный пенни!
– Меня так воспитали. И Ди тоже. Это – чувство ответственности.
– Не хотел бы я иметь такое чувство ответственности. Я помню тебя ребенком, Эмми. Однажды ты мне заявила совершенно серьезно... я всего-навсего после кино предложил купить тебе мороженого, – а ты сказала, что скоро обед, и поэтому ничего покупать не надо. Посмотрела мне прямо в глаза и выдала: "Если деньги потрачены, они потрачены навсегда". – Джастин передернул плечами: – Меня до сих пор в дрожь бросает, когда я вспоминаю, каким тоном ты это произнесла!
– Я, наверное, была жутким ребенком, – задумчиво сказала Эмми.
– Ну уж нет, – рассудительно возразил Джастин. – Если вдуматься, ты была очень мила, так что не беспокойся. Конечно, большей частью вы с Дианой были в школе...
Эмми заставила себя вернуться к прежней теме. Джастин, как никто, умел переводить беседу в другое русло, если предмет ее был ему неприятен.
– Сколько ты должен?
Джастин покрутил ус и покосился на нее:
– Тысяч десять...
– Сколько, я спрашиваю?
– Ну... в общем и целом... около сорока тысяч.
– Сорок тысяч?! – Эмми подскочила, как ужаленная. – Джастин, но это же бешеные деньги!
Он поморщился, точно от боли, и потупил взгляд:
– Знаю...
– Но, Джастин, выписать чек на такую сумму просто невозможно. Ты должен... – Что он должен, растерянно спросила себя Эмми. – Я не знаю, что делать...
– Пусть Ди тебе поможет.
– И все эти деньги ты проиграл на скачках?
Он опять скривился:
– Ну не может же человек все время выигрывать.
– Не помню, чтобы ты хоть раз выиграл.
– Дело в том, – сказал Джастин, – что тот человек... ну, мой кредитор...
– Ростовщик, – холодно подсказала Эмми.
– ... хочет получить свои деньги обратно. И у него есть на то резон. Вот я и написал Ди.
– А чем ты поручился, что вернешь долг?
– Поручился? О, он не требовал особых гарантий. Во-первых, у меня все-таки имеются какие-то средства. То есть, конечно, я не могу трогать основной капитал, но он же есть. Ну, а во-вторых, всем известно, что вы с Дианой – мои падчерицы. Я полагаю, он рассуждал так: вряд ли вы захотите, чтобы со мной что-то случилось.
– Что, например? – резко спросила Эмми.
– Говорят, ростовщики весьма неучтиво обращаются с теми, кто не возвращает долгов. – Джастин помрачнел. – Не скажу, чтобы мне хотелось закончить свои дни на дне Ист-Ривер с камнем на шее...
– Мы должны отдать этот долг. На моем счету никогда не было подобной суммы. Придется что-нибудь продать. Рынок сейчас в упадке. Я буду продавать себе в убыток.
Эмми намеренно старалась сыпать Джастину соль на раны – но ран, похоже, не было вовсе. Джастин, напротив, просиял:
– Но это тебе даже на руку, правда? В смысле налогов...
Эмми – далеко не в первый раз за свою жизнь – с трудом преодолела искушение закатить отчиму оплеуху.
– Ладно. Я подумаю, что можно сделать.
Лицо Джастина просветлело еще больше:
– Ты и впрямь хорошая девочка, – радостно произнес он. – Сказать по правде, в последнее время я чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Знаешь, мне не то чтобы угрожают; просто звонят по телефону и говорят, что лучше бы я заплатил. Так что я написал Ди, и... – Глаза его расширились. – Слушай... а вдруг это ростовщик убил Диану? Ох, нет, это же Гила убили, а не Ди!.. Я никогда не был в восторге от Гила, ты знаешь. Но все равно, это ужасно. Кто его все-таки застрелил?
– Я же сказала тебе: не знаю.
– А он не мог сам застрелиться? – с надеждой предположил Джастин.
– Без пистолета – вряд ли, – отрезала Эмми и встала. – Где Агнес?
Ей снова показалось, что Джастин уклончиво отвел глаза, но ответил он достаточно быстро:
– Она ушла еще в полдень, сразу после того, как ты отправилась за покупками. Сказала, что ей зачем-то нужно в бюро по найму, а потом она едет к племяннице. Просила передать тебе, что вернется через пару дней. По-моему, сегодня приходила уборщица. Моя домашняя куртка была черт знает где.
– Кстати, – сказала Эмми, – можешь снять свой роскошный бархатный сюртук и помочь мне с ужином.
– Хорошо, – покладисто ответил Джастин. – С удовольствием. Вот только выпью еще рюмочку. Да, прискорбные новости. Убийство. В доме Дианы. Кошмар, да и только! Ты иди, Эмми, а я подойду через пару минут. Кстати, Агнес сказала, в холодильнике что-то есть.
Эмми сбросила пиджак, допила последний глоток, еще раз мечтательно подумала о том, как хорошо было бы наградить отчима звонкой пощечиной, и двинулась в кухню. Оказалось, что Агнес оставила начищенный картофель и спаржу.
