Кирилл Воробьев - Дуэль Пономаря
Поверху ограды шла колючая проволока. Можно было бы, конечно, перелететь через неё, или, став невидимым, пройти мимо охранника, но Сергей Владимирович запоздало сообразил, что так и не провёл рекогносцировку. Лезть в неизвестное место, не зная, что и кто там может встретиться, было, по крайней мере, опрометчиво. Вздохнув, Изотов вновь отделил сознание от тела и начал путешествие по территории клиники.
Сразу же выяснилось, что забор не так прост, как казалось снаружи. Фээсбэшник, в своём тонком теле сразу наткнулся на несколько инфракрасных лучей, проходивших на разных уровнях от поверхности земли параллельно забору. А под снегом электромагнитное излучение выдавало множество вибрационных датчиков, которые могли дать сигнал тревоги если кто-нибудь просто прошёл бы мимо. Преодолеть эту линию сигнализации можно было лишь по воздуху. Но Изотов не был силён в таком способе перемещения. Подняться в воздух он мог, но его тело вело себя там как воздушный шарик, его болтало воздушными потоками, и справиться с этим, заставить себя лететь куда нужно, Сергей Владимирович мог лишь с помощью неимоверных усилий.
Продолжив разведку, майор определил, что здание, где лежит Пономарь так же находится под охраной. Мало того, что по четверо вооружённых мужиков сидели в помещении у каждого входа, пробиться к ним можно было лишь преодолев десятиметровую полосу, по которой кружили голодные овчарки.
А у палаты самого Дарофеева тоже дежурили трое дюжих молодцев. Дежурили?
Изотов пригляделся. Нет, все охранники в разных позах спали на полу, обнимая автоматы, как будто это были любимые игрушки. Один из боевиков даже пускал слюни и во сне нежно поглаживал дуло оружия.
Самого Дарофеева в палате не было.
Глава 4
Он открыл глаза и понял, что проснулся.
Тело было на удивление лёгким, настроение — приподнятым. Хотелось завопить во весь голос что-нибудь бравурное, развернуть плечи и совершить подвиг.
Но оглядевшись, он вспомнил, что находится в больнице. И что его зовут… На память пришло лишь прозвище — Пономарь. Ну, Пономарь, так Пономарь. Не хуже и не лучше других кличек.
Он свесил ноги с кровати и резко сел. От движения в руке возникла непонятная боль. Он посмотрел на свой локтевой сгиб, и в пронзительно-белом свете фонаря за окном обнаружил там многочисленные мелкие коросточки и обширный, во всю ширину руки, синяк.
Теперь перед его мысленным взором возникла картина, как двое мужиков делают ему укол. Грубо заголяя его руку, безжалостно втыкая иглу под кожу и ещё ворочая ею там, чтобы воткнуть в ускользающую вену.
Вспомнилось, что он хотел бежать отсюда. И как только у Пономаря промелькнула эта мысль, пришло чувство опасности. Бежать? Да! Но это будет не так просто…
Откуда-то он узнал, что за дверью сидят трое вооружённых охранников. Поймав себя на уверенности в этой информации, Пономарь удивился и секунду раздумывал, доверять этому ощущению, или нет. И, решив, что практика — критерий истинности, смело шагнул к двери.
Бесшумно переступая босыми ногами, тапочек в палате не оказалось, Пономарь подкрался к двери. Прислушался. Ему почудилось, что там действительно кто-то дышит.
Беглецу вдруг захотелось, чтобы те, кто находится там, в коридоре, заснули сладко-сладко. Сном младенцев. И в этот момент что-то произошло. Пономарь не понял, что именно, но ощущение было таким, что от него внезапно что-то отделалось и это что-то исчезло за дверью. Через мгновение послышался грохот.
Подождав секунды две, Пономарь приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель хлынул яркий свет люминесцентных ламп и в нём он увидел чьи-то ноги. Ноги эти принадлежали лежащему на полу парню. Он, очевидно, заснул и опрокинулся вместе со стулом, на котором сидел.
Выскользнув из-за двери, Пономарь обнаружил ещё двоих. Эти тоже спали. Причём, как было видно, заснули они лишь несколько мгновений назад. Иначе, не чем было бы объяснить слегка напугавший беглеца грохот.
Но удивляться времени не было. Поняв, что удачей надо пользоваться немедленно, Пономарь, огляделся. В пределах видимости никого не было. Он автоматически посмотрел на дверь палаты. Триста четырнадцатый номер. Следовательно, он находится на третьем этаже.
Стараясь наступать на внешний край стопы, он побежал по коридору. При таком способе передвижения босые ноги не шлёпали, и была вероятность, что побег не заметят.
Миновав закуток, в котором стоял стол с телефоном, Пономарь остановился. На вешалке, рядом с умывальником, висели белые халаты. Решив, что камуфляж ему не повредит, он развернулся и снял один из них. Уже надев врачебную униформу, Пономарь понял, что пуговицы на халате застёгиваются на женскую сторону. Кое-как справившись с облачением, он обнаружил и несколько пар шлёпанцев. Все они оказались малы, но это было лучше, чем ничего.
И лишь взглянув в зеркало, Пономарь понял, что вся маскировка была совершенно бесполезной. Его щёки покрывала многодневная щетина. В таком виде не мог появиться ни один врач…
В его мозгу что-то щёлкнуло. Врач. Ведь он здесь вроде как на лечении. И, следовательно, именно тут, в сестринском «аппендиксе» должна храниться его карточка. А в ней — все сведения об его личности!
Несмотря на опасность обнаружения, Пономарь распахнул ближайший к умывальнику шкафчик. Ему повезло с первого захода. Пространство за дверцами занимали аккуратные ячейки с написанными на них номерами палат. Найдя свой, 314-й номер, он вытащил единственную находившуюся в ячейке карточку.
Несмотря на то, что следовало бы поспешить, Пономарь прочитал всё, что было написано и на титульном листе, и внутри. Выяснилось, что его зовут Харитоньевский Глеб Дмитриевич, что ему сорок четыре года. Там же был и его адрес и диагноз: сотрясение мозга.
А на последней странице, Пономарь обнаружил вклеенный листок, в котором говорилось, что его вещи хранятся на складе в той же триста четырнадцатой ячейке.
Глеб Дмитриевич знал, что на улице зима, а бегать по ночным морозным улицам в пижаме и тапочках на босу ногу — верный способ попасть в другое заведение аналогичного профиля.
Лестница начиналась через несколько метров от сестринского закутка. Пономарь, засунув на всякий случай карточкув карман пижамы, повесил на шею валявшийся на виду стетоскоп и нагло зашагал вниз.
Подвал встретил его сыростью, нагромождениями каких-то котлов и поломанных стульев. Преодолев его из конца в конец, Глеб Дмитриевич наконец нашёл необходимую ему дверь с крупной надписью «Склад личных вещей». Дверь, естественно, оказалась заперта. Пономарь безнадёжно подёргал за ручку. Бронированное чудовище не шелохнулось. Нет. Не открыть… И не выбить…
И вдруг его глаза увидели внутренность замка. На глазах удивлённого беглеца, там зашевелились пружинки, что-то повернулось, щёлкнуло, двухсантиметровые штыри, удерживавшие преграду на месте покинули пазы, в которых покоились и втянулись в металл двери.
Глеб Дмитриевич двумя пальцами толкнул её и она бесшумно распахнулась.
И вдруг, опять каким-то шестым чувством, он понял, что тем самым вызвал тревогу. Что счёт идёт уже не на минуты, а на секунды. Влетев в помещение склада, Пономарь, не осознавая, что делает, в полнейшей темноте, повернул сперва направо, потом налево. Остановился у какого-то шкафчика и рванул на себя его дверцу. Он не глядя схватил вешалку с одеждой, прихватил ботинки и так же стремительно выскочил наружу, захлопнув за собой бронированную дверь склада. На бегу он как-то её запер и, завернув в какое-то помещение, притаился за ярусами стоявших там ящиков.
Через мгновение прогремели шаги. Потом раздалось непонятное лязганье, а под конец грубый голос проворчал:
— Вот, сучья техника!..
После этого шаги удалились в обратном направлении.
А Пономарь вдруг обнаружил, что превосходно видит в темноте. Стараясь не шуметь, он снял с себя казённые одеяния, разобрался в брюках и рубашке, натянул на ноги тёплые носки, ботинки, облачился в длинное пальто. Не забыл переложить в один из карманов похищенную карточку со своим адресом.
Теперь надо было покинуть здание.
Поднявшись на первый этаж, Пономарь направился, было, к выходу, но едва он вышел в вестибюль, где, по стандартной схеме, должен был находиться вход в корпус, Харитоньевский замер на месте. Спинами к нему, в рядок, сидели четверо. Стоило одному из них случайно оглянуться — и беглого пациента отправили бы обратно в палату. От сидящих исходила такая угроза, что Глебу Дмитриевичу захотелось спрятаться, стать невидимкой…
И, опять неожиданно для себя самого, Пономарь понял, что он невидим!
Он неловко переступил с ноги на ногу, один из охранников моментально среагировал на шум и обернулся. Внимательно посмотрев на беглеца, он повернулся обратно и вполголоса продолжил беседу.
