Дик Фрэнсис - Игра без козырей
— Вероятно, она пожалела его, — высказала предположение миссис ван Дизарт.
— Вероятно, — согласился Чарлз. Но он еще не кончил свой рассказ и не собирался отклоняться от намеченного курса. — Если бы она встретила пусть столь же неподходящего, но хотя бы студента, тогда еще можно было бы понять... Но он даже не образован. Он оставил школу в пятнадцать лет, и его отдали учиться ремеслу. Сейчас некоторое время он безработный. Могу сказать, что дочь уже рассталась с ним.
Я сидел, окаменев и уставившись в застывшую гущу на дне тарелки. Теперь главное — расслабить мышцы, стянувшие челюсти, и немножко подумать. Всего четыре часа назад он проявлял заботу обо мне и пил мясной сок из моей чашки. И если можно быть в чем-то уверенным, то я был уверен в его привязанности ко мне, в искренности и постоянстве. Определенно, у него есть какие-то веские причины так вести себя со мной. По крайней мере я надеялся, что такие причины есть.
Я взглянул на Виолу. С несчастным видом она ерзала на стуле. Я вспомнил ее смущение, когда она проходила по холлу, и догадался, что Чарлз предупредил ее, чего надо ожидать. Он мог бы предупредить и меня, мелькнула сердитая мысль.
Разумеется, все они уставились на меня. Темноволосая красивая Дория Крей вскинула прекрасные брови и высокомерно произнесла бесцветным голосом:
— А вы не обижайтесь... — Слова прозвучали почти как насмешка. Ясно, она считала, что если во мне есть хоть капля самолюбия, я должен обидеться.
— Он не обижается! — беззлобно воскликнул Чарлз. — Разве правда может быть оскорбительна?
— Это правда, что вы незаконнорожденный и все прочее? — спросила Дория по-прежнему высокомерно.
Я набрал побольше воздуха.
— Да.
Наступило неловкое молчание.
— О, — выдохнула Дория и начала крошить хлеб.
Как в театре, но, несомненно, по сигналу Чарлза, который ногой нажал звонок, появился лакей и начал собирать тарелки. Разговор снова возобновился, словно сигаретный дымок после жутких рассказов о раке.
Я сидел и вспоминал детали, которые Чарлз вынес за скобки. На самом деле мой двадцатилетний отец, работая сверхурочно, чтобы собрать побольше денег, упал с лесов и умер за три дня до свадьбы, а я родился восемь месяцев спустя. На самом деле моя молодая мать, узнав, что умирает от какой-то неизвестной болезни почек, забрала меня из школы в пятнадцать лет. Для своего возраста я был маловат, поэтому она отдала меня в ученики к тренеру скаковых лошадей в Ньюмаркете, чтобы, когда она уйдет, у меня был дом и кто-то заботился обо мне. На самом деле они оба, мои родители, были хорошими людьми, и Чарлз знал, что я так думаю.
Лакей принес следующее блюдо, какую-то рыбу, утопавшую в белом грибном соусе. Одновременно подали и мои космические деликатесы. Чтобы они не бросались в глаза, их принесли не в обычных тюбиках, а просто на тарелке. Милая миссис Кросс, я готов был поцеловать ее. Теперь я мог есть одной рукой, держа в ней вилку. А тюбик мне пришлось бы неуклюже прижимать локтем к груди. Я же в тот момент предпочел бы умереть от голода, чем вынуть из кармана левую руку.
Пухленькая миссис ван Дизарт была в восторге. Она совершенно искренне получала удовольствие от мысли, что вот сидит человек, фактически изолированный от гостей, одетый в несоответствующий костюм и откровенно презираемый хозяином. Со светлыми мелкими кудряшками, кукольными голубыми глазами и розовым платьем, расшитым серебряной нитью, она казалась сладкой, как сахарная глазурь. Но ее слова показали, что иметь под рукой мальчика для битья — ее обычное и желанное наслаждение.
— Бедные родственники — такая проблема, вы согласны? — сочувственно обратилась она к Чарлзу громко, чтобы я услышал. — В нашем положении, когда воскресные газеты только и ищут случая, чтобы вылить ушат грязи на богатых людей, мы не можем пренебрегать ими. Они даже платят этим родственникам, чтобы те говорили про нас гадости. Но особенно трудно, если кому-то приходится держать их в собственном доме. Допустим, не всегда можно посадить их за общий стол, но и заставить их есть в кухне... По-моему, лучший выход — поднос в комнату.
— Да, да, — кивнул Чарлз, — но не все они согласны с таким решением.
Я чуть не подавился при следующем глотке, вспомнив, как он маневрировал, чтобы заставить меня спуститься к обеду. Я понимал, что он ведет какую-то игру, и сгорал от любопытства, пытаясь догадаться — какую же? Несомненно, он заранее придумал способ, как уронить меня в глазах гостей. Зачем это ему понадобилось, в свое время он, конечно, объяснит. И у меня почти пропало желание подняться наверх и лечь в постель.
Взглянув на Крея, я обнаружил, что его зеленовато-янтарные глаза устремлены на меня. В них не светилось такое откровенное, как у миссис Дизарт, удовольствие, но оно там было. Я стиснул зубы. Довольно противно было любоваться этой вызывающей, дразнящей полуулыбкой. Я опустил глаза, потом отвел их в сторону и заставил себя отвлечься от нее.
Крей издал какой-то звук, нечто среднее между кашлем и смехом, и заговорил с Чарлзом о коллекции кварцев:
— Так разумно с вашей стороны, дорогой друг, держать их под стеклом, хотя для меня просто мучение смотреть на кристаллы издали. Это, кажется, жеода[3] на средней полке? Свет так играет, понимаете... Мне плохо видно.
— Э-э, — промямлил Чарлз, который, как и я, понятия не имел, что такое жеода. — Я покажу их вам. Если хотите, после обеда? Или завтра?
— Конечно, сегодня. Терпеть не могу откладывать на завтра такое наслаждение. Кажется, вы говорили, что у вас в коллекции есть полевой шпат?
— Нет, — неуверенно ответил Чарлз.
— Разве? Я вижу, у вас узкоспециализированная коллекция. Может быть, вы и правы, ограничиваясь только двуокисью кремния.
Чарлз начал многословно рассказывать о наследстве далекого кузена, оправдывая свое невежество. Крей воспринял его слова любезно и разочарованно.
— Кристаллы — увлекательный предмет, дорогой мой Роланд, и благодарный для изучения. Земля под нашими ногами, основные отложения триасовой и юрской эпох, — это бесценное наследство, источник нашей жизни и могущества... Нет ничего, что интересовало бы меня больше, чем земля.
Справа от меня Дория тихонечко фыркнула, но муж ее не услышал. Он опять разразился мнимо значительной и совершенно невнятной лекцией, на этот раз о природе Вселенной.
Они ели бифштексы, меренги, сыр и фрукты. А я сидел и изучал рисунок на скатерти. Разговор продолжался, но, наверно, глухонемой принял бы в нем более активное участие, чем я. Миссис ван Дизарт рассказывала, как трудно кормить бедных родственников с капризными желудками и привередливым вкусом. Чарлз не стал сообщать ей, что я получил пулю в живот и вовсе не был бедным, но согласился, что слабое пищеварение у нахлебников — следствие их нравственного несовершенства. Миссис ван Дизарт с восторгом восприняла его тираду. Дория время от времени рассматривала меня с таким видом, будто я был редким представителем примитивных организмов. Рекс ван Дизарт снова предложил мне хлеб. Так продолжалось довольно долго. Наконец Виола увела Дорию и миссис ван Дизарт в гостиную пить кофе, а Чарлз предложил гостям портвейн и бренди. Он пронес мимо меня бутылку бренди и неодобрительно поджал губы, когда я налил себе немного. Это не осталось незамеченным гостями.
Потом Чарлз встал, открыл застекленные дверцы шкафа и стал показывать Крею кварцы. Они обсуждали каждый образец, а ван Дизарт стоял рядом, изображая вежливый интерес и подавляя зевки. Он с трудом скрывал скуку. Я налил себе еще немного бренди и продолжал сидеть за столом.
Чарлз сыграл свою роль блестяще, не сделав ни одной ошибки. Затем он провел мужчин в маленькую гостиную, где шкаф с подсвеченными кристаллами имел огромный успех. Я отправился вслед за ними, сел в кресло, стоявшее в углу, и слушал их болтовню, но не пришел ни к каким выводам, кроме одного: если я сейчас не поднимусь к себе, то потом уже не дойду. Пробило одиннадцать, а у меня был тяжелый день.
Когда я вышел, Чарлз даже не повернул головы.
Полчаса спустя, когда гости разошлись по своим комнатам, он заявился ко мне и спокойно направился к кровати. Я лежал в рубашке и брюках на одеяле, набираясь сил, чтобы окончательно раздеться.
Он смотрел на меня и улыбался.
— Ну, что скажешь?
— Что вы самый настоящий ублюдок!
Он расхохотался.
— Я испугался, что ты все испортишь, когда ты посмотрел на стену и увидел, что твой портрет исчез. — Чарлз стал снимать с меня ботинки и носки. — Ты был мрачен, как Берингов пролив в декабре. Пижама?
— Под подушкой.
Он помог мне раздеться. Быстрые и точные движения выдавали в нем моряка.
— Зачем вы это сделали? — спросил я.
Он подождал, пока я лег, укрыл меня одеялом и примостился на краю кровати.
— Тебе не понравилось?
— Черт возьми, Чарлз... конечно! По крайней мере, вначале.
