Даниил Корецкий - Настоящее имя
«Да нет, херня, с чего ему умирать?» — успокоил он себя, хотя подсознание подсказывало, что никакая не херня. Савик никогда ещё не видел вблизи труп, если не считать девяностолетнего деда Семена, который в прошлом году загнулся от инсульта, — но пока Савик с матерью добирались к нему в Петушки, дед уже был восковой, ненастоящий, лицо было обсыпано пудрой и челюсть была подвязана черным шарфом… А какой он был, дед, в тот момент, когда вдруг свалился, как подрубленный, в сенях, и за полминуты отдал Богу душу?
Во всяком случае глаза ему закрывала бабка, это Савик знал.
— Слышь? — произнес Савик не своим голосом. — Ты чего?
Молчание. С улицы донеслись детские голоса. Савик поднял голову. «А вдруг кто-то подойдет к комку и захочет заглянуть внутрь?» — дошло вдруг до него. Он вскочил на ноги, нашел приткнутую к стеклу табличку «открыто», перевернул её другой стороной, где было написано «закрыто». Проверил защелку на окошке и на двери. Задернул шторку. Оглянулся. Глеб лежал без движения, по-прежнему пялясь пустыми глазами в потолок. И обстановка в ларьке изменилась — исчез уют, пропала праздничность дармовой выпивки. Остро пахло опасностью и смертью.
«Все. Теперь бежать,» — пришла трезвая и ясная, как морозный воздух, мысль.
Да. А стакан с отпечатками? А следы? А бутылка? А…
Савик наклонился. Только сейчас он заметил красноватую припухлось на щеке у Глеба, чуть правее носа. Розовое пятно размером не больше бабьего соска, и в середине что-то торчит. Как будто твердый гнойный стержень вылез из назревшего фурункула… Странно, вроде никаких нарывов у него на роже не было… Или это тень такая… Но странности глебовых гнойников отходили сейчас на задний план.
Савик ничего не соображал. Ладно, надо убрать следы… Он вытащил из-под ящиков грязную тряпку, наспех протер пол. Затем сорвал со стены полиэтиленовый пакет. Стакан, бутылка, окурки — все туда. Что еще?.. Ручка. Савик совсем про неё забыл. Ручка.
Он пошарил глазами по киоску.
Ручка лежала на полочке, рядом с польской туалетной водой и дезодорантами. Савик взял её, хотел сунуть в карман, но что-то его остановило. Погоди, ведь перед тем, как Глеб кувыркнулся со своего стула, он как раз нажал на стреловидный зажим, правильно? Да. Раздался тихий шипящий звук и цифра «8» сменилась цифрой «7». Шипящий звук. Савик тогда подумал, что Глеб включил свою зажигалку, чтобы прикурить. А может, шипела не зажигалка?..
Синий цилиндрик с надписью «Ronson» лежал в раскрытой ладони мертвеца. Сигарета валялась рядом на полу. Савик поднял её, посмотрел: кончик светлый, бумага не закопчена. Значит, это была не зажигалка.
Взгляд его невольно скользнул по щеке Глеба, и тут Савик — тот самый Савик, который пожил, который знает, — он вообще перестал что-то понимать.
На щеке ничего не было! Ни припухлости, ни красноты, ни тени! Обычная пористая и не очень чистая кожа — и все.
Это было за гранью понимания. «Херня какая-то,» — сформулировал растерянный Савик. Он осторожно, словно ядовитого паука, завернул ручку в платок и спрятал её в правый внутренний карман куртки — от сердца подальше.
Глеб лежал в нелепой позе, скалясь в потолок.
Савик отпер дверь и вышел из киоска.
Он долго ходил по улицам, не зная, куда приткнуться, совершенно очумелый. Потом остановился, огляделся: какая-то пустынная остановка, жестяной флажок с номерами маршрутов скрипит на ветру. Вспомнил вдруг про пакет, который до сих пор сжимал в руке. Бутылка, стакан, окурки. Воровато глянул по сторонам. Швырнул пакет в урну, отошел. Нет, вернулся, высыпал сигареты из пачки в карман, пустую пачку поджег и бросил следом за пакетом. Гори оно все!..
Савику сегодня определенно не везло. Вдобавок ко всему он забрел на «чужую» территорию, в район проспекта Вернадского, рядом с автостоянкой. Там Савик нарвался на ребят из группировки Жгута, который «держит» соседний участок и, как это часто бывает у соседей, имеет целый букет территориальных и прочих претензий к группе Директора и Смольского. Жгут с Директором свои проблемы обычно решают за бутылкой коньяка в отдельной кабинке какого-нибудь дорогого ресторана, как принято у уважающих себя людей. А «бойцы» той и другой стороны знай метелятся между собой при каждом удобном случае.
«…Смотри, этот, как его, Савкин топает, — послышался нетрезвый голос. — Отбуцкаем?» Савик увидел стремительно приближающиеся фигуры и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, побежал. Ловить здесь было нечего, только бежать. Савик сам не раз участвовал в подобных расправах, он знал, как действует на разгоряченный випивкой мозг пресловутый «эффект чужака». Ни повод не нужен, ничего. Только — морда, об которую можно почесать кулак.
Убежать Савику не дали. В подъезде, мимо которого он проходил минуту назад, обжималась парочка; парень, как оказалось, тоже был из жгутовских Боря Хмель. Услышав крики, Боря оставил на время свою подругу и выскочил Савику наперерез. Савик попытался уложить его с первого удара, но не сумел. Хмель вцепился ему в куртку, а тем временем подоспели остальные…
Спустя пять минут все закончилось. Савик остался лежать на снегу, облизывая разбитый рот и чувствуя при каждом вздохе, как ребра вонзаются в печень. Хорошо, что он работает на Директора. Если бы он был обычным лохом, то жгутовские затоптали бы его насмерть. С другой стороны, если бы он был бригадиром или просто авторитетным пацаном, его бы никто не тронул…
Савик отдышался немного. Встал. Обшарил карманы. Шестьдесят долларов, полученные с должников, а с ними и личные сорок рублей — все исчезло. Савик чуть не взвыл от злости и досады. Ну, суки, ну попадетесь же когда-нибудь!.. С тревожным чувством он залез в карман. Ручка была на месте. И зажигалка, и две сигареты остались не поломанными.
Савик вытер лицо и руки снегом, посидел на корточках, отдышался, выкурил сигарету. Капли воды стекали по его разбитому и насупленному лицу. Вот херня! Совершенно неожиданно он сам оказался в должниках.
Часов в восемь Савик приплелся в дискобар «Миранда». Это «точка» Юры Маза — он сидит за стойкой днями напролет, лакает с дружками немецкое пиво под горячие сосиски, треплется. А когда он бывает нужен Директору, тот всегда знает, где его искать.
Вот и сегодня бригадир сидел на своем обычном месте, уткнувшись носом в пивной бокал. Савик подошел, стал рядом, всем своим видом выражая уныние от незаслуженной обиды.
— Слышь, Юра, меня жгутовские отбуцкали, деньги отняли… Совсем оборзели!
Маз допил пиво, без интереса скользнул взглядом по его разукрашенной физиономии.
— Какие деньги?
Если бы в таком виде заявился Татарин, Маз вскочил бы, собрал ребят и отправился на разборку. А на обиды Савика ему было плевать. Савик ощутил острый укол уязвленной гордости.
— Сегодня шестьдесят баксов получил с Нинки и Глеба…
Маз поморщился. Имен овец он не знал и знать не хотел. Его интересовала только шерсть.
— А Глеб потом… — Савик запнулся, вдруг ясно увидев перед собой остекленевшие глаза ларечника и отвалившуюся челюсть. — Короче, Глеб прижмурил задницу.
— Что-о? — протянул Маз, задирая брови.
— Сдох, что!.. — неожиданно для себя огрызнулся Савик.
Маз посмотрел на него, как на законченного идиота.
— Что ты мне пургу метешь? — медленно произнес он. — При чем тут жгутовские?
— Они потом. Вначале Глеб долг отдал, потом вдруг помер. А потом жгутовские напали. Хмель и ещё рыл семь.
Маз отвернулся, постучал по стойке пальцем, увенчаным кольцом-«печаткой». Рядом появился бармен, поставил перед ним кружку пива. Маз отпил из бокала, спросил:
— Значит, ты этого ларечника замолотил, бабки заныкал, а жгутовские виноваты?
— Жгутовские, — подтвердил Савик.
Маз хмыкнул и слез с табурета.
— Идем на воздух.
Они вышли на улицу, под козырек бара.
— В общем так, братишка, — сказал Маз, закуривая «честерфилд». — Я помню — на прошлой неделе ты катил бочку на какого-то лоха, за то, что платеж задержал. Кричал, грозился. А сегодня приходишь с разукрашенной мордой и разбитыми кулаками и говоришь, что он умер. А зачем ты мне это говоришь?
— Так я с ним водку пил…
Маз жесткой рукой схватил его за отворот старой, выношенной куртки, грубо развернул, припечатал к стене.
— Тебе поручали его мочить? Я, или Директор, или Смольский?
Савик затряс головой.
— Я его пальцем не тронул!
Бригадир презрительно усмехнулся.
— Не поручали. Значит это твоя личная проблема. Отмазывать тебя никто не будет.
— Матерью клянусь, он сам…
— Вот так ментам и расскажешь. Если лишнее болтнешь — сам знаешь, что будет. А бабки принесешь — сроку тебе три дня. Все понял?
В данной ситуации ответ мог быть только одним.
— Все.
— Тогда вали отсюда.
