Джеффри Дивер - Двенадцатая карта
Томпсон покрепче сжал револьвер. Пуля не самое надежное средство, но иногда выбирать не приходится. И если уж стрелять, то в сердце – никак не в голову. Пуля может просто скользнуть по черепу, да и попасть не так-то легко.
Нет, только в грудь.
Томпсон скользнул взглядом по толстяку детективу в помятом костюме – тот, опустив голову, рассматривал какой-то листок бумаги.
С каменным спокойствием Томпсон положил пистолет на левую руку, аккуратно прицелился и сделал четыре быстрых выстрела.
Первая пуля пробила бедро женщине, стоявшей на тротуаре.
Остальные настигли того, кому предназначались, – в середине его груди появились три крошечных отверстия. К тому времени как тело коснется земли, они превратятся в три кровавые розочки.
Девушки разительно отличались сложением, но Линкольн Райм сначала заметил то, как по-разному они смотрят.
Полная была одета броско, вся в блестящих побрякушках, с длинными оранжевыми ногтями. Ее взгляд плясал, как непоседливая мошкара, не задерживаясь ни на чем дольше секунды. Она обскакала глазами лабораторию: приборы, мензурки, химикаты, компьютеры, мониторы, бесконечные провода; глянула на его ноги… коляску, все время шумно жуя жвачку.
Вторая – невысокая, худенькая, похожая на мальчишку – была спокойна. Она не отрываясь смотрела на Линкольна. Один быстрый взгляд на коляску, и ее глаза вновь обратились к его лицу. Лаборатория ее не интересовала.
– Это Женева Сеттл. – Дженнифер Робинсон из патрульно-постовой службы кивнула на худышку. Женщина была хорошей знакомой Амелии Сакс и по ее просьбе привезла девушек из участка к Райму. – А это ее подруга Лакиша Скотт. Перестань жевать, Лакиша.
Девушка изобразила страдальческий вид, но жвачку вынула и сунула в сумочку, даже не потрудившись во что-нибудь завернуть.
Робинсон сказала:
– Они с Женевой вместе сегодня утром ходили в музей.
– Только я ничего не видела, – сразу предупредила Лакиша. Райм гадал, то ли она так нервничает из-за случившегося, то ли смущается, что он калека. Наверное, и то и другое.
Женева была в серой футболке, черных мешковатых штанах и кроссовках – последняя школьная мода, догадался Райм. Селлитто сообщил, что ей шестнадцать, но выглядела она моложе. У Лакиши на голове красовалась масса тонких черных и золотых косичек, затянутых так туго, что в промежутках просвечивала кожа. Женева была коротко подстрижена.
– Я объяснила им, кто вы, капитан. – Робинсон обратилась к нему по званию, которое уже несколько лет как устарело. – И что вы зададите кое-какие вопросы насчет происшествия. Женева рвалась в школу, но я сказала, что придется подождать.
– У меня сегодня контрольные, – пояснила девушка.
Лакиша только присвистнула.
Робинсон продолжала:
– Сейчас ее родителей нет в стране, возвращаются ближайшим рейсом. А в их отсутствие за ней приглядывает дядя.
– И где они? Родители? – спросил Райм.
– Отец на симпозиуме в Оксфорде.
– Он что, профессор?
Женева кивнула:
– Преподает литературу в Хантере.[4]
Райму стало стыдно. Надо же было так удивиться, узнав, что у девочки из Гарлема интеллигентные родители, участвующие в международной научной жизни! Больше, чем на собственную зашоренность, он досадовал на ошибочность своих выводов. Да, по одежке ей самое место в уличной банде, но ведь напали на нее, когда она сидела в библиотеке, а не шаталась по подворотням и не таращилась с утра в телевизор.
Лакиша выудила из вместительной сумочки пачку сигарет.
Райм начал было:
– Здесь…
– …не курят, – закончил за него вошедший в комнату Том, после чего забрал пачку и запихал обратно в сумочку. Вот молодец – ничуть не смутился, что на него вдруг свалились две девушки-подростка. Он улыбнулся и спросил:
– Какую шипучку предпочитаете?
– А кофе есть? – спросила Лакиша.
– Найдется. – Том поочередно глянул на Дженифер Робинсон и на Райма. Оба только мотнули головой.
– Я крепкий люблю, – уточнила толстушка.
– Неужели? Я тоже. – Том посмотрел на Женеву. – Ты что-нибудь будешь?
– Спасибо, нет.
Райм с тоской посмотрел на бутылку скотча, стоящую поблизости на полке. Заметив его взгляд, Том усмехнулся и исчез в кухне. От слов патрульной Робинсон легче тоже не стало.
– Мне надо возвращаться в участок, сэр.
– Э-э… как, уже? – Райма охватило смятение. – Вы точно не можете задержаться на некоторое время?
– Не могу, сэр. Если я понадоблюсь, позвоните.
«Да, нянька сейчас бы не помешала».
Райм не верил в судьбу, иначе разглядел бы в таком положении вещей искусно подстроенное возмездие: взявшись за это дело, он избежал поездки в больницу и теперь расплачивался за уловку. Ближайшие полчаса в компании двух школьниц грозили обернуться пыткой. Общение с молодежью – совсем не его конек.
– До встречи, капитан. – Робинсон вышла за дверь.
– Да-да, – пробормотал Райм вдогонку.
Через несколько минут с подносом в руках возвратился Том. Он налил Лакише чашечку кофе, а Женеве подал кружку – судя по запаху, с горячим какао.
– Я подумал, вдруг ты все-таки не откажешься, – сказал он. – Не хочешь, можешь не пить.
– Что ж, спасибо, не откажусь.
Женева посмотрела на дымящуюся поверхность, отхлебнула глоточек-другой, опустила кружку и уставилась в пол. Затем еще несколько раз пригубила напиток.
– Все в порядке? – спросил ее Райм.
Кивок.
– У меня тоже, – сообщила Лакиша.
– Он напал на вас обеих?
– Не-а, на меня нет. – Лакиша окинула его взглядом. – Ты как тот актер, который шею сломал? – Она, причмокнув, отхлебнула кофе, добавила сахара, снова отхлебнула.
– Да, точно.
– И ты совсем ничем не можешь пошевелить?
– Не особенно.
– Вот дерьмо.
– Киш! Остынь, подруга, – шепнула Женева.
– Нет, ну вообще!..
Повисла тишина. С появления девушек прошло каких-то восемь минут, а казалось – часы. Что теперь делать? Попросить Тома, чтобы тот сбегал купить какую-нибудь настольную игру?
Конечно, надо еще задать вопросы, но Райму не хотелось самому этим заниматься. Искусством допроса он не владел. В бытность на оперативной работе он раз десять допрашивал подозреваемых, но так и не добился пресловутого момента истины, когда подопечный вдруг ломается и во всем признается. Другое дело Сакс – у нее к подобным беседам прирожденный талант. Она не раз поучала новичков, что одним неверным словом можно все загубить, называя этот эффект «загрязнением сознания», – примерно как Райм считал главным грехом следователя «загрязнение места происшествия».
– А как ты тогда управляешься с креслом? – спросила Лакиша.
– Тсс! – зашипела Женева.
– Я только спрашиваю.
– Ну и не надо.
– Да чего такого? За спрос не бьют в нос.
От прежней робости у Лакиши не осталось и следа. И не такая уж она на самом деле простая. Поначалу делает вид, будто смущается, словно вся такая наивная и ранимая, заставляет поверить, что преимущество за тобой. Сама тем временем хорошенько присматривается, взвешивает ситуацию. И стоит ей во всем разобраться, решает, можно или нет распускать язык.
Вообще-то Райму даже полегчало, что нашлась тема для разговора. Он в деталях рассказал про блок управления коляской: как сенсорный экран, реагируя на прикосновение его безымянного пальца, способен менять направление и скорость перемещения.
– Один палец? – Киш глянула на свой оранжевый ноготь. – И больше ничем не можешь пошевелить?
– Не считая головы и плеч.
– Мистер Райм, – Женева смотрела на наручные часы, большие и красные, которые на ее тоненьком запястье особенно бросались в глаза, – у меня сегодня контрольные в школе. До первой всего часа два. Сколько вы нас еще продержите?
– Школа? – удивился Райм. – Сегодня тебе можно посидеть дома. Учителя поймут.
– Вообще-то сидеть дома я не хочу сама. Мне обязательно надо сдать тесты.
– Слушай, тебе человек говорит, что можно забить на тесты, а ты фигней страдаешь!
Женева уставилась подруге в глаза:
– К тебе это не относится. Ты не вздумай прогулять.
– При чем тут «прогулять», если нам отмазку дают, – с безупречной логикой заметила толстушка.
Раздался телефонный звонок, и Райм обрадовался.
– Команда: «ответить на звонок», – проговорил он в микрофон, закрепленный на дужке около губ.
– Клево! – У Лакиши брови поползли вверх. – Смотри, Жен. Я тоже такой хочу!
Женева что-то шепнула подруге. Та в ответ закатила глаза, потом отхлебнула кофе.
– Райм! – Голос Амелии.
– Сакс, они у меня, – с нотками раздражения ответил Райм. – Женева и ее подруга. Надеюсь, ты…
– Райм! – повторила Амелия каким-то странным тоном. Что-то стряслось.
