Камилла Лэкберг - Проповедник
По своему складу, в душе, Габриэль Хульт был ревизором, аудитором или, если хотите, даже бухгалтером. Ему нравилось сводить кредит и дебет, подбивать баланс, и он ненавидел всей душой, от чистого сердца все, что касалось каких-либо чувств и не поддавалось логике и расчету. Опрятность была его пунктиком, и, несмотря на отчаянную летнюю жару, он надел рубашку и костюм, хотя, конечно, из довольно легкой ткани. И выглядел он вполне респектабельно и официально, как обычно. Темные волосы с годами начали редеть, но Габриэль привычно зачесывал их назад и не предпринимал ни малейших усилий и ухищрений, чтобы скрывать залысины. Он носил огромные круглые очки, которые никак не хотели сидеть на переносице и постоянно сползали на кончик носа. Поэтому, разговаривая с людьми, Габриэль обычно смотрел на них поверх очков. Во всем должен быть идеальный порядок, все должно идти своим чередом. Это было его кредо, и так и для этого он жил. И он хотел лишь одного — чтобы окружавшие его люди делали то же самое, что и он. А вместо этого они, казалось, направляли все свои силы и энергию на то, чтобы нарушать его превосходный баланс, портить ему жизнь и создавать проблемы. Как все было бы просто и хорошо, если бы они всего-навсего поступали так, как он им говорит, а не творили по своей инициативе кучу глупостей.
Самую большую головную боль на текущий момент создавало присутствие Линды. Ничего удивительного, что Якоб так недоволен этой юной особой. В мире привычных представлений Габриэля девушки были спокойнее и управляемее, чем мальчишки, а здесь — напротив: они заполучили себе на шею какого-то подростка-монстра, который принципиально на каждое их «а» тут же отвечал «бэ» и предпринимал неслыханные усилия, стремясь угробить свою жизнь как можно скорее. Взять, к примеру, эту ее идиотскую блажь непременно стать моделью. Он бы за такую модель и ломаного гроша не дал. Да, в общем-то, она миленькая, но у нее, к сожалению, куриные мозги ее мамаши, и в жестоком мире модельного бизнеса она бы и часа не прокудахтала.
— Лаине, мы это уже несколько раз обсуждали. Дискуссий не будет, я своего мнения не изменил. И речи не может идти о том, что Линда уедет и ее будет фотографировать какой-то облезлый подонок, который считает себя фотографом. Все, что ему надо, — пощелкать ее голой. Линда должна получить образование. Это не обсуждается. Все остальное потом.
— Да, но через год ей исполнится восемнадцать, она будет совершеннолетней и сможет делать все, что захочет. Разве не лучше, если мы сейчас пойдем ей навстречу и будем с ней помягче? Потому что иначе через год она может просто исчезнуть неизвестно куда.
— Линда хорошо знает, на чьи деньги она живет. Так что, должен сказать, я сильно удивлюсь, если она пропадет, не убедившись предварительно в том, что по-прежнему будет получать свое содержание. Если она продолжит учебу, тогда все останется по-прежнему. Я обещал, что она будет получать деньги каждый месяц, если не бросит учебу, и собираюсь сдержать свое слово. А сейчас я больше ничего не хочу слышать про этот бред.
Лаине продолжала заламывать руки, но, надо отдать ей должное, она понимала, когда проигрывала. Она повернулась и с опущенными плечами вышла из кабинета Габриэля. Дверь за ней закрылась, и Габриэль вздохнул с облегчением. Этот разговор действовал ему на нервы. Пора бы ей зарубить себе на носу и понять после стольких лет совместной жизни, что он не из тех людей, которые меняют свои решения, — как он сказал, так и будет.
Мир и покой вернулись к нему, когда он с удовольствием начал записывать цифры в своем гроссбухе. Конечно, существовало множество бухгалтерских компьютерных программ, но они никогда ему не нравились. Габриэль испытывал настоящее наслаждение, когда раскрывал на своем столе бухгалтерскую книгу и аккуратными строчками писал ряды цифр, которые суммировались на каждой странице. Закончив, Габриэль с удовлетворением откинулся на спинку стула. Это был тот мир, который он контролировал полностью.
Когда Патрик вернулся домой и открыл дверь, ему на секунду показалось, что он ошибся и заехал куда-то не туда. Куда девался чистый, опрятный, тихий и спокойный дом, из которого он уехал на работу сегодня утром? Если прикинуть по децибелам, то уровень шума сейчас явно превышал нормативы, допустимые для стройплощадки с отбойными молотками. А сам дом выглядел так, словно здесь какая-то зараза взорвала особо мощную гранату. Ни одного предмета, ни одного украшения, ни одной вазочки не осталось на своем месте — перевернуто абсолютно все. Судя по выражению лица Эрики, можно было не напрягаться и смело предположить, что ему стоило бы приехать часа на два раньше.
Патрик еще раз посмотрел на бардак вокруг и, к своему изумлению, насчитал всего лишь двоих детей и двоих взрослых. Он стал прикидывать, как им удалось достичь такого поразительного эффекта. По его мнению, для того чтобы так все уделать, потребовался бы по крайней мере детский сад в полном составе. Телевизор орал во всю мощь, включенный на Дисней-канале. Мелкий мальчишка с воплями носился по комнатам и охотился за еще более мелкой девчонкой, размахивая игрушечным пистолетом. Счастливые родители покойно устроились на веранде и наслаждались жизнью. Папаша с довольной рожей, не утруждая себя вставанием, благостно кивнул оттуда Патрику и потянул к себе блюдце с куском пирога.
Патрик кивнул в ответ и пошел к Эрике в кухню. Эрика крепко его обняла.
— Милый, пожалуйста, забери меня отсюда. Я, должно быть, сделала что-то невыносимо ужасное в прежней жизни, и мне теперь приходится нести наказание. Дети — настоящие маленькие дьяволы в человеческом обличье, а Конни, ну что тут скажешь, Конни — это Конни. А его жена, по-моему, за все время ни разу не пискнула и сидит с такой физиономией, что я не удивлюсь, если к завтрашнему дню во всей Фьельбаке скиснет молоко. Утешает только одно: они скоро уедут.
Патрик ободряюще похлопал Эрику по спине и почувствовал, что ее майка промокла от пота.
— Прервись, иди и тихо и спокойно прими душ — ты вспотела насквозь. А я пока позабочусь о гостях.
— Спасибо, ты ангел. Я только что сварила полный кофейник кофе. Они там пьют по третьей чашке, и Конни уже начал недвусмысленно намекать, что ему хочется чего-нибудь покрепче. Так что тебе, наверное, стоит посмотреть, что мы ему можем предложить.
— Я об этом позабочусь. Давай, милая, отправляйся, пока я не передумал.
В благодарность Эрика чмокнула Патрика и с осторожностью поднялась по лестнице на второй этаж.
— Я хочу мороженого.
За спиной у Патрика обозначился Виктор, который неслышно прокрался на кухню и сейчас целился в него из своего игрушечного пистолета.
— Очень жаль, но у нас дома нет мороженого.
— Ну, тогда ты должен пойти и купить мороженое.
Наглость мальчишки взбесила Патрика до сумасшествия, но он взял себя в руки и постарался держаться дружелюбно и спокойно, насколько только возможно.
— Нет, я не собираюсь этого делать. Там на столе, на веранде, есть сладкое. Пойди и возьми, если тебе хочется.
— Я хочу моро-о-женое! — заорало дитятко во всю мочь так, что физиономия моментально стала красной, как стоп-сигнал, и запрыгало вверх-вниз, как бешеная макака.
— У нас нет мороженого, слышишь меня?
Терпение Патрика начало стремительно иссякать.
— Моро-о-женого, моро-о-женого, моро-о-женого, мо-ро-о-же-ного!
Виктор продолжал орать и прыгать и угомонился не сразу, но, по-видимому, он наконец заметил в лице Патрика что-то, ясно сказавшее юному хаму, что он перешел границы дозволенного. Дитя заткнулось и тихо попятилось из кухни. Потом послышалась рысь в направлении веранды, когда он понесся к своим родителям, которые совершенно проигнорировали вопли на кухне.
— Па-а-па, дядька плохой! Я хочу моро-о-женое!
С кофейником в руке, изображая тотальную глухоту, преисполненный кротости Патрик проследовал на веранду. Конни соизволил приподняться и протянул руку. Потом Патрику пришлось подержаться за дохлую скользкую треску, которую под видом руки ему подсунула Бритта.
— Виктор сейчас пребывает в такой фазе, когда он исследует границы, открытые и доступные его желаниям. Мы не хотим вмешиваться в становление его индивидуальности, поэтому позволяем ему на практике находить ту линию, которая разделяет его собственные желания и их восприятие окружающими.
Бритта с обожанием посмотрела на своего сына, и Патрик тут же вспомнил, как Эрика рассказывала ему о том, что Бритта — психолог. Да, если в этом и заключаются ее идеи воспитания детей, то интересно, с кем и с какими окружающими будет проводить свои эксперименты Виктор, когда вырастет, — по мнению, Патрика, где-нибудь на каторге. А что? Вполне подходящий для него тесный трудовой коллектив. Судя по физиономии Конни, происходящее его совершенно не волновало или он действительно ничего не замечал. Но надо отдать ему должное, он заткнул сынка в мгновение ока. Просто взял кусок пирога и заложил чаду в пищеприемник. Глядя на изрядно круглую ряшку Виктора, Патрик догадался, что это привычный, отработанный метод. Он отметил, что хотя прием был не шибко изощренным, но радовал своей простотой и эффективностью.
