Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
Диана мгновенно почувствовала теплую волну, прокатившуюся от низа живота к солнечному сплетению. Она очень хорошо чувствовала мужчин и могла легко вообразить, что они представляют собой в постели. Как правило, ее первое впечатление не бывало ошибочным. Молодой бандит — а он наверняка бандит, это было просто написано у него на лице — принадлежал как раз к той породе, которая нравилась Диане. Наверняка он изобретателен и не закомплексован, при этом не груб и, что самое главное, не полный дурак. И здоровье имеется. Несмотря на припухшие веки, открывающие человеку с понятием его пристрастие к «травке», а может, и к чему покрепче, — здоровьишко этот парень еще не совсем угробил.
— Здравствуйте, — сказала Диана слегка встряхнув головой, чтобы отогнать наваждение и собраться для предстоящей беседы.
— Привет, — как-то не выговорил даже, а проскрипел Виталя. — Вы ко мне?
— Вероятно, нет, — ответила Диана, окончательно приходя в себя. Вероятно, это вы? — Она шагнула к Гоше. — Это вы — Георгий Крюков?
— Ну, — отозвался Гоша.
— Я к вам.
— Очень приятно. А вы кто?
— Я корреспондент газеты «Вечер Москвы» Диана Артемьева. Хотела бы с вами поговорить…
— О чем?
— Скорее, о ком. И, кроме того, о вас.
— С чего это вдруг?
— Ну, как вам сказать…
— Вы присаживайтесь, — прогудел Виталя. Он переместился поближе к Крюкову, освободив для женщины место на длинной лавке.
— Спасибо. Так что, мы можем поговорить?
— Можем, — ответил Крюков.
— Выпьете с нами? — спросил Виталя, подмигивая Михе. Тот снова сунулся в шкафчик, и через секунду на столе появился чистый стакан.
— Пока нет, может быть, после интервью, — ответила Диана.
Виталя ей определенно нравился. Трезвый. Одет прилично. И деньги наверняка имеются. Идеальный вариант для короткого, одноразового командировочного романа. Да, кстати, и о бандитской жизни криминальной столицы он мог бы много интересного порассказать. В любом случае, провести с ним время куда интереснее, чем с этим спившимся писателем.
— Ну? — хмуро спросил Крюков.
— Расскажите мне, пожалуйста… — Диана быстро достала из сумочки диктофон и положила его на стол, нажав на кнопку. Кассета не закрутилась — диктофон включался от звука голоса и в паузах останавливался, экономя пленку. Расскажите, пожалуйста, о себе. Вы же известный писатель, чем вы занимались последнее время?
— Последнее время? — переспросил Крюков. — Последнее время я работаю на кладбище. Сторожем.
«Хорошее начало, — подумала Диана. — Отлично. Все как надо. Сейчас перейдем плавненько к тому, что нам нужно».
— Что же вас сюда привело?
— Жизнь.
— А конкретнее? Вы ведь были знакомы с Гречем, лично знакомы, насколько я знаю.
— И что?
— Ну… Скажите, вы часто с ним общались? В гости ходили? Или только по работе?
— А что конкретно вас интересует?
— Одобряли ли вы, допустим, его экономические… программы, скажем так?
Крюков засопел носом. Что ей надо? Клубничку? Так какого черта она вокруг да около?..
— Кроме того, может быть, вы опишете какие-нибудь интересные моменты ваших встреч? Вообще, любые подробности интересны. Например, подробности вашей биографии. Понимаете меня?
— Так вас я интересую или Греч?
— И вы, и он. Понимаете, вы же из одного с ним круга. Интеллектуальная элита города. И такие разные пути. Разные судьбы. Вот этот момент очень интересен. У меня складывается впечатление, что вы пошли на эту работу не по необходимости. Что вы, в принципе, востребованы как творческая личность. Это что, некая акция протеста?
— А-а, я вас понимаю… Рассказать про то, как я не любил мэра? Про то, что я о нем думаю? Да?
— Ну, можно с этого начать….
— Про то, с кем он спал, какой тип женщин ему нравился? Насчет проституток… Подробности, да?
— А вы владеете такой информацией?
— Я? Конечно. Я все могу рассказать. И как он хотел взорвать нынешнего губернатора. А что? Я все знаю. И про все его делишки… Про миллионы долларов, которые он вывозил из страны… Вас это интересует?
Голос Крюкова вдруг неожиданно для Дианы и для самого Гоши сорвался на крик.
— Это тебе надо, сучка?! Ты хочешь про Греча знать? А кто ты такая, тварь, чтобы лезть своими лапами в нашу жизнь? Кто ты такая, блядь московская?!
— Э-э, Крюк, ты потише… не пугай девушку.
Виталя привстал и хлопнул Гошу по плечу. Крюков вдруг вскочил с места и изо всей силы ударил Виталю в грудь. Не ожидавший атаки бандит отлетел в угол, зацепился за лавку ногой и рухнул на пол.
— Сволочи! — кричал Гоша. — Суки! На падаль сползлись, гады? Я вас сейчас… Сейчас…
Он метнулся к стене, схватил совковую, заляпанную грязью лопату и занес ее над головой.
— Я сейчас тебя, блядища позорная…
Диана ахнула, схватилась за голову руками и, неуклюже скатившись с лавки, упала на четвереньки. Лопата опустилась на стол, разрубив работающий диктофон. Пластмассовые осколки брызнули во все стороны.
— Я вас всех, падлы… Греча хотите?! Да кто вы такие по сравнению с ним?! Всех вас уничтожить, падаль! Это вы… это от вас нормальным людям жизни нет! Это вы — ворье несчастное, — орал Гоша, пытаясь вытащить лопату, застрявшую в сосновой доске.
Виталя очухался, вскочил на ноги и бросился к Гоше, норовя обхватить его сзади. Но Крюков, словно он обладал способностью видеть затылком, ловко вывернулся из-под могучих дланей и ринулся к Диане.
— Придушу, сучка!..
Рев сторожа, пришедшего в необыкновенную степень агрессии, придал женщине сил. Она поднялась с четверенек, подпрыгнув по-звериному одновременно на руках и ногах, и кинулась к двери. Сумочку свою она не сняла с плеча в процессе разговора, так что, кроме уничтоженного диктофона, других потерь Диана не понесла.
— Стой, сволочь! Я тебе еще не рассказал, как мэр наркотиками баловался и трахал домашних животных! Это тоже в газетке своей вонючей напиши! Убью!
Гоша, страшно хохоча, бежал за Дианой по коридору. Сзади за ним огромными прыжками несся Виталя. Он настиг Крюкова только у дверей, ведущих на улицу, и, решив больше не церемониться с разбушевавшимся интеллигентом, изо всей силы ударил его кулаком по затылку. Тело Гоши изменило направление, и кладбищенский сторож врезался лбом в стену рядом с открытой дверью в которую только что выскочила журналистка.
Диана бежала по разъезжающейся под ногами земле, прыгала через кочки, продиралась сквозь кусты, больше похожие на спутанные проволочные заграждения, и остановилась только тогда, когда силы совершенно покинули ее.
Погони слышно не было — видимо, все-таки сумасшедшего маньяка кто-то утихомирил.
Женщина огляделась по сторонам. Вылетев пулей из здания администрации, она взяла неправильное направление, и инстинкт самосохранения погнал ее не на остановку автобуса, не на проспект, по которому ходили такси, маршрутки, трамваи и троллейбусы, а привел в самую заброшенную часть кладбища, к провалившимся, заросшим бурьяном древним могилам, потерянным среди высоких тополей и кленов. Трава, росшая здесь, доходила Диане едва ли не до пояса.
— Ч-черт, — дрожа от только что пережитого ужаса, пробормотала Диана. В-вот ч-черт… Сумасшедший д-дом… С-сумасшедший город…
Плохо слушающимися руками она отряхнула джинсы от налипших на них репейников и комков грязи, провела ладонями по лицу и волосам, оставив на потном лбу грязные полосы, и побрела, проваливаясь в невидимые под травяным покровом ямы, цепляясь за сучья и поваленные деревья, туда, где, по ее предположениям, должен был находиться выход в город.
— Очухался?
Гоша открыл глаза и увидел, что он снова сидит в сторожке, вернее, полулежит на лавке, прислонившись спиной к шкафчику. Перед ним висело лицо Витали. Оно вдруг уплыло куда-то в сторону, и на его месте возник стакан с водкой. Стакан сжимали крепкие, толстые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.
— Пей, писатель.
Гоша послушно принял стакан и влил в себя водку. Полегчало. По крайней мере круг зрения расширился, и Гоша увидел Миху, мудрящего с ножом и консервной банкой.
— Ну что, живой? Пришлось тебе дать по мозгам, Крюк, а то урыл бы ты телку… Жалко, хорошая телка. Мудак ты, Крюк. Опасный человек. На людей кидаешься. Так ты очухался или нет? Скажи чего-нибудь.
— Я в порядке, — пробормотал Крюков.
— Во! Я говорил — ни хера ему не сделается. Когда человек пьяный, ему никогда ничего не бывает. У меня братан один с третьего этажа выпал на асфальт. Ну, кривой был, конечно, сильно. И врубись! — Виталя обращался к Михе. — Хоть бы что! Целый, в натуре! Поднялся обратно, водчанского принял, и нормально. А утром ему рассказали, так не поверил, врубись! Вот и Крюк наш тоже — подумаешь, по башне врезали. Ерунда. Не смертельно.
