Полина Дашкова - Легкие шаги безумия
Он сидел на скамье подсудимых и отвечал на все вопросы той же единственной фразой: «Я никого не убивал!» Но признание – вовсе не мать доказательств. Прокурор в своей обвинительной речи повторил несколько раз, что в наше время уже нельзя полагаться на эту порочную доктрину, идущую из времен культа личности, высказанную столпом сталинского правосудия Вышинским. Прокурор был юристом с прогрессивными воззрениями.
Тюменский областной суд приговорил Слепака Никиту Владимировича к исключительной мере наказания. Приговор привели в исполнение весной 1983-го. До последнего часа своей жизни он все твердил, как заклинание, три слова: «Я никого не убивал!»
Из всей большой оперативно-следственной группы только один человек высказывал сомнения в виновности Никиты Слепака – старший лейтенант Игорь Захаров. Но в конце ноября 1982-го он был убит при невыясненных обстоятельствах. Это убийство сочли случайным хулиганским нападением. Никаких следов не нашли. Смерть Игоря Захарова так и осталась тайной.
Глава 33
– Здравствуйте. Вы Надежда Ивановна Захарова?
– Я Захарова, – кивнула полная седая женщина и вытерла о фартук обсыпанные мукой руки.
– Моя фамилия Полянская. Я из Москвы. Двенадцать лет назад вы прислали мне в журнал рассказ вашего сына Игоря, – Лена вытащила из сумки и протянула хозяйке старое письмо.
Надежда Ивановна осторожно взяла его кончиками пальцев.
– А, так вы – та самая журналистка? Я помню, конечно, помню.
– Бабуль! Это кто пришел? – послышался детский голос из глубины квартиры.
– Это ко мне, Игоряша, – обернувшись, крикнула в ответ женщина.
– У тебя там духовка горит! – В прихожую вышел крепкий, стриженный под ежик мальчик лет тринадцати. – Здравствуйте, – кивнул он Лене и уставился на нее с любопытством. – Да вы проходите, раздевайтесь, – спохватилась хозяйка, – тапочки вот… Простите, я сейчас.
Она побежала на кухню. Оттуда действительно пахло чем-то пригорелым.
– А вы по какому вопросу? – серьезно спросил мальчик, не спуская с Лены глаз.
– По личному, – улыбнулась она, сняла куртку и стала расшнуровывать ботинки.
Появилась хозяйка, уже без фартука, и пригласила ее в комнату. Лене сразу бросился в глаза висевший на стене большой портрет старшего лейтенанта Захарова, сделанный с увеличенной фотографии.
– Столько лет прошло. Уже вот внук вырос, – сказала Надежда Ивановна, усаживаясь за стол напротив Лены. Она кивнула на мальчика:
– Игорек-маленький родился, когда большого уже не было. Через три месяца. – Она вздохнула, замолчала и, подперев ладонью подбородок, вопросительно посмотрела на Лену.
– Надежда Ивановна, я знаю, что ваш сын Игорь был в группе, которая занималась делом Слепака. – Это что же, опять решили настоящего убийцу искать? Через столько лет?
– Почему опять? – тихо спросила Лена, чувствуя, как холодеют пальцы. – Так ведь приходила женщина, из Москвы специально приезжала, следователь союзной прокуратуры. Давно, в восемьдесят четвергом, по-моему. Через год после того, как Слепака осудили. Расспрашивала меня, очень подробно, что когда мне мой Игорек рассказывал. Я ей отдала дневник его и еще кое-какие бумаги. Я, знаете, так надеялась, что найдут все-таки настоящего, а заодно и того, кто моего сыночка… – Она нервно сглотнула и не договорила фразу.
– – Простите, Надежда Ивановна, а вы абсолютно уверены, что та женщина была из прокуратуры?
– Ну что вы, – махнула рукой хозяйка, – я ведь грамотный человек. Она удостоверение показала, красную книжечку. И вопросы задавала профессионально. У меня ведь все-таки сын был милиционер, я в таких вещах хоть немного, да разбираюсь.
– Еще раз простите, но ведь у меня вы не спросили никакого удостоверения, – заметила Лена.
– Так я ж помню вас, – улыбнулась в ответ хозяйка, – вы же выступали в клубе милиции, я в первом ряду сидела. У вас лицо запоминающееся. А вы и не изменились совсем. К нам ведь редко из Москвы приезжали, да еще из такого известного журнала. Вот и запомнила я ту встречу. А Игорек мне ваши письма вслух читал, рецензии, которые вы писали ему. И журнал я выписывала много лет. Вы там специальным корреспондентом работали, и ваша фотография была над статьями. Нет, вы не думайте, я бы авантюристку какую-нибудь в дом не пустила.
– Надежда Ивановна, если у вас такая хорошая память на лица, может быть, вы помните, как выглядела та женщина?
– Подробно я ее, конечно, описать не смогу. Но знаете, она была… Как бы это сказать? Внешне неприятная, лицо такое… В общем, неприятное лицо. Но человек очень хороший. Знаете, бывает, посмотришь – урод настоящий, а как поговоришь, пообщаешься с человеком, сразу забываешь об этом. Очень обаятельная женщина, вот как звали, не помню.
– Вы кому-нибудь из коллег Игоря рассказывали о ее приходе?
– Нет, что вы! Она с самого начала предупредила, что союзная прокуратура пересматривает это дело секретно. Она сказала, есть основания подозревать, что настоящий убийца работал в милиции. Мол, так все подстроено хитро, будто он знал о ходе расследования все, каждую мелочь. Поэтому она просила, чтобы я никому ничего не говорила. Даже подписку взяла о неразглашении. Бланк был официальный, «Прокуратура СССР». Она обещала, что вернет Игоряшин дневник, но не вернула. Видимо, у них там все в тупик зашло, ей не до того было.
«Да, – подумала Лена, – ей было не до того…»
– Значит, никаких бумаг, ничего не осталось? – спросила она.
– Никаких. Все, что было, я отдала. Да и было мало: общая тетрадь, дневничок Игоряшин, и еще он какие-то заявления хотел писать, были черновики тех заявлений, исчерканные, непонятные.
– А куда он хотел писать, не помните?
– Так туда и хотел, в Генеральную прокуратуру.
– Он успел их написать и отправить?
– Нет, – покачала головой Надежда Ивановна, – не успел. Он хотел еще кое-что выяснить, прежде чем отправлять.
И не успел.
У Надежды Ивановны Захаровой Лена пробыла совсем недолго. Она обещала Майклу вернуться к шести. Он загорелся идеей навестить старую библиотекаршу прямо сегодня.
– Человек, проработавший в книгохранилище столько лет, просто обязан много знать, – заявил он, – к тому же эта старая леди может рассказать о двадцатых-тридцатых годах, о раскулачивании, о том, как большевики охотились на языческих шаманов. Она живой очевидец. Нельзя упускать такую возможность.
Лена собиралась завтра найти дом, в котором жил когда-то Волков. Она не знала адреса, но надеялась найти по памяти. Там наверняка остались те, кто помнит его. Она скажет, что пишет статью о детстве и юности великого продюсера. Но это завтра. А пока нужно немного перевести дух, отвлечься хотя бы на один вечер. Слишком много всего…
Она опоздала на десять минут. В фойе гостиницы сидели Майкл и Саша, а между ними какая-то незнакомая красотка, которая бойко болтала с Майклом по-английски.
Девушка была потрясающе красивой – огненно-рыжие прямые, до пояса, волосы, раскосые зеленые глаза, высокие скулы, большой чувственный рот. Одета она была просто и дорого – шерстяные светло-серые брюки, черный кашемировый свитер.
Подойдя ближе, Лена остановилась в нерешительности. – О, вот и ты наконец! – радостно воскликнул Майкл. – Познакомься, это Наташа.
Девушка окинула Лену оценивающим взглядом и, холодно кивнув, продолжила рассказывать Майклу рецепт приготовления настоящих сибирских пельменей. Но Майкл перебил ее.
– Простите, Наташа, – улыбнулся он, вставая из глубокого кресла, – нам пора. У нас на сегодня запланирована еще одна встреча.
– У вас такая большая программа, – томно пропела Наташа и тоже поднялась, – значит, мы договорились, Майкл?
Она была выше Лены на голову и взглянула на нее сверху вниз надменным, испепеляющим взглядом.
– У Наташи есть старинные, прошлого века, кулинарные1 книги с рецептами местной кухни, – виновато объяснил Майкл, когда они вместе с молчавшим все это время Сашей пошли к машине.
– И она тебя пригласила в гости? Майкл, ты же сам мне говорил, морали читал, – покачала головой Лена.
– Деточка, я уже в том возрасте, когда могу себе позволить некоторые вольности, тем более в чужой стране, в Сибири, на краю света. Она такая красавица, эта сибирячка Наташа, и ей не с кем, бедняжке, поговорить по-английски, она забывает язык и очень переживает из-за этого.
– Она живет здесь?
– Нет, она из Омска, приехала погостить к тетушке. Эта тетушка живет в частном доме прошлого века, в настоящей избе.
– А что она делала в гостинице?
– Пила кофе в баре.
– Майкл, а она не?..
– Нет, – твердо заявил Майкл, – она не проститутка. Проститутки выглядят совсем иначе и знакомятся по-другому. Уж я-то знаю.
– У тебя в этом большой опыт?
– Уж, во всяком случае, побольше, чем у тебя, – саркастически хмыкнул Майкл.
