Дмитрий Вересов - Крик ворона
С Вадимом Ахметовичем Шеровым Лимонтьев познакомился, когда руководил хоздоговорными работами для малоизвестной, но вполне платежеспособной организации, служившей ширмой для реального заказчика, каковым и был Шеров. Они встретились, поняли друг друга с полуслова, и с этого началось восхождение Лимонтьева – посредственного кандидата наук, которого терпели в институте только благодаря организаторским талантам и пробивной силе.
Через неделю после встречи с Аланной Лимонтьев сидел за длинным журнальным столиком в элегантной гостиной Вадима Ахметовича, положив перед собой фирменную кожаную папочку. В этой папочке были все сведения по голубым алмазам, которые можно было собрать за такой короткий срок. Лимонтьев доставал листок за листком, протягивал Шерову, объяснял, доказывал. Тот слушал, изредка задавал вопросы, время от времени обмениваясь короткими репликами и жестами с третьим участником беседы. Точнее, участницей: рядом с Шеровым сидела его роскошная молодая любовница, которая по странной прихоти Вадима Ахметовича часто присутствовала даже на самых конфиденциальных встречах.
Выслушав Лимонтьева, Шеров в очередной раз взглянул на нее.
– Оно?
Красавица кивнула.
– Покажи.
– А надо ли?
– Надо.
Она пожала плечами, дотронулась до золотого кулончика на шее, слегка нажала. На ладонь что-то выпало. Она протянула руку Лимонтьеву. На руке лежал крупный голубой алмаз.
– В пятницу вечером у меня скромный прием.
Я была бы рада видеть вас, Вячеслав Михайлович, и непременно с вашей американской гостьей.
От ее улыбки у Лимонтьева закружилась голова.
Аланна Кайф недаром была дочерью Алана Кайфа. При внешности и манерах типичной юной интеллектуалки не от мира сего она обладала отличным чутьем на хороший бизнес и железной хваткой. Через день после весьма интересной беседы с очаровательной хозяйкой изысканной квартиры на Кутузовском проспекте, куда пригласил ее Лимонтьев, и ее солидным бойфрендом, господином Шеровым из Министерства внешней торговли, она встретилась с сотрудником посольства мистером Майерсом – и еще через два дня получила от спонсоров все полномочия на ведение предварительных переговоров. Она слабо разбиралась в местной специфике и юридических нюансах; сам факт участия в переговорах двух официальных лиц казался ей достаточным подтверждением полной законности готовящейся сделки. Доктором Черновым она больше не интересова-лась – ей сказали, что он работает в другом городе и давно бросил алмазную тему.
Пожив дней десять в дорогой и неуютной гостинице с крайне ненавязчивым сервисом, Аланна перебралась в аспирантское общежитие Академии наук. Ее поселили в двухкомнатном квартирном блоке. Вторую комнату занимала веселая и общительная русская девушка Диана. По первому же разговору Аланна поняла, что ее соседка работает на КГБ, но виду не подала, понимая, что на что-то иное рассчитывать было бы наивно. Диана часто приводила к себе молодых людей, закатывала вечеринки с вином и танцами и всякий раз зазывала Аланну. Иногда та приходила.
Аланна не была ни дурнушкой, ни дурой и всегда пользовалась успехом у парней. Некоторые из ее романов длились по несколько месяцев, но ничем более серьезным не оборачивались. Во многом причиной тому была сама Аланна: личные отношения, любовь, секс были для нее чем-то третьестепенным, она брала то, что само катилось в руки, и ничего не старалась удержать.
Поначалу она была и польщена, и обескуражена тем убойным впечатлением, которое производила на здешних молодых людей. На ее появление они реагировали так, будто взорам их предстала не малоприметная девушка с прямыми распущенными волосами и миловидным личиком без намека на косметику, в очках и потертых джинсах, а сама богиня Афродита или, как минимум, голливудская секс-бомба. Кое-кто начинал краснеть и заикаться, большинство же немедленно принималось за примитивный кобеляж. Довольно быстро Аланна разобралась, что ухажеры и воздыхатели видят в ней не столько женщину, сколько средство передвижения на вожделенный Запад, или материал для отчетов в КГБ, или и то и другое одновременно.
Как-то утром она вышла на кухню приготовить себе завтрак и увидела там незнакомого бородатого парня. Парень сидел прямо на полу, облапив рыжую голову, раскачивался из стороны в сторону и жалобно стонал. Аланна, будучи наполовину ирландкой, а на другую – русской, на генетическом уровне знала, как надо поступать в таких случаях. Она разбила яйцо и вылила желток в стакан, добавила туда вустерского соуса из «Березки», плеснула джина, приобретенного там же, присыпала солью и перцем и дала парню выпить. Тот хлебнул, вылупил красные глаза, сказал непонятное слово «Умат!», запрокинул голову и влил в себя остаток.
После трех «луговых устриц» и трех чашек крепкого кофе он ожил, стал извиняться, объяснил, что накануне зашел с приятелем к другому приятелю, там немного перебрал, ошибся дверью и… Потом воодушевился и принялся, расхаживая по кухне, произносить проникновенный монолог… о компьютерах. Говорил он страстно, увлеченно, со знанием дела, и Аланна, тоже знающая толк в этих умных машинках, невольно подхватила тему. Проговорили они часа три, потом Аланна спохватилась, заторопилась в институт, он вызвался проводить ее, и всю дорогу они продолжали начатый разговор. Вечером он встретил ее, потащил в довольно задрипанное кафе, где, однако же, варили лучший в Москве кофе, потом с гордым видом извлек из недр куцего пальтишка мятые билеты в «Современник». После спектакля, провожая ее до общежития, он вновь оседлал любимого конька, принялся размахивать руками, чертить в воздухе схемы… Когда она попрощалась с ним у дверей, он состроил настолько уморительную удивленно-огорченную физиономию, что она усмехнулась и пригласила его подняться на чашечку кофе.
Он был совсем не похож на других русских мальчиков, с которыми она познакомилась здесь, – чистеньких, ухоженных, хамоватых друг с другом и заискивающих перед нею. Они заболтались далеко за полночь, и Аланне пришлось извлечь легкий спальный мешок, который она всегда брала с собой в дорогу, и уложить парня спать на кухне. Она долго не могла уснуть, слышала, как он сопит и возится за стеной, кряхтит, шлепает по полу босыми ногами. Аланна накинула халат, вышла на кухню, включила свет и сказала:
– Пойдем в комнату. А то соседку разбудишь.
Утром они наконец-то сообразили представиться друг другу. Услышав ее фамилию, он на секунду застыл, а потом брякнул:
– Выходи за меня замуж. Я возьму твою фамилию. Был Неприятных – стану Кайф. Вот был бы кайф!
Аланна прекрасно знала это жаргонное русское словечко: здесь, в Москве, ее фамилия всякий раз вызывала оживление.
– Я бы согласилась, – с усмешкой сказала она. – Да только есть некоторые трудности. Во-первых, ты еще не признался мне в любви…
Он хлопнул себя по лбу.
– Ой, точно! Слушай, я люблю тебя. Ты классная девчонка, так сечешь в компьютерах…
Аланна расхохоталась, а Шура стоял красный как рак и искренне не понимал, чему она смеется.
– А во-вторых, могут быть сложности с регистрацией, – уже серьезно сказала она.
Он насупился.
– Ты, что ли, замужем?
– Нет, но брак с иностранным гражданином…
– Да ты чего, мать?! Я ж наш, из Питера.
– Зато я из Денвера, штат Колорадо, США.
– Ты что, серьезно?! А я думал – эстонка…
Через мистера Майерса американская сторона сообщила о полном одобрении протокола о намерениях, составленного в Москве, и известила, что в ближайшее время высылает официального представителя для выработки окончательного соглашения. В честь этого события в квартире на Кутузовском был организован скромный банкет на четыре лица.
– Второй тост я хотел бы поднять за госпожу Кайф, – торжественно произнес Шеров. – Только благодаря ей стало возможным то, начало чему мы здесь отмечаем. Ваше здоровье, дорогая Аланна Алановна!
И они звонко соприкоснулись бокалами с коллекционным «Дом Периньоном».
– Ваш вклад в наше общее дело бесценен, – продолжал Шеров, подцепив вилкой кусочек осетрины. – Если есть что-нибудь, чем мы с Вячеславом Михайловичем могли бы быть вам полезны…
– Есть, – без всяких экивоков сказала Аланна. – Мне нужно до отъезда зарегистрировать брак.
Так у Алана Кайфа появился волосатый русский зять, а у Колорадского университета – новый программист.
– Ну ты даешь, а! – орал Шурка, приговорив примерно десятую бутылочку «Дос-Эквиса». – Рейнджер! Смотритель национального парка! Это с твоими-то мозгами?! Выходит, науку теперь совсем побоку?
– Ты, Шурка, не забывай, что доктора Чернова уже нет. Я теперь Розен, Павел Эмильевич Розен, выпускник Аральского индустриального техникума, которого, наверное, и в природе-то не существовало. Думаешь, ваши бюрократы с таким дипломом меня к науке подпустят?
