Кевин Гилфойл - Театр теней
Порой Анна Кэт и Либби могли как следует расшуметься, но Джеки их обычно не слышала — антидепрессанты в сочетании с алкоголем были лучше любой звукоизоляции. А Дэвис лежал в темноте и думал: может, ему, как ответственному родителю, следует постучаться в дверь комнаты дочери и сказать им, чтобы они угомонились? Велеть немедленно ложиться спать? Но он ни разу этого не сделал. Он слушал их смех и голоса, не разбирая, конечно, ни одного слова, поскольку спальня дочери была слишком далеко от его комнаты, но ему хватало того, что он слышал счастливые нотки в голосе дочки.
Показания Либби занимали несколько страниц, и он начал пролистывать их с конца. Он очень хорошо знал Либби и понимал, что эта девочка была хранительницей многих секретов его дочери, и поэтому ему казалось, что не стоит читать беседу с ней слишком внимательно — это было бы так же неприлично, как подслушивать. Но ведь она была близкой подругой Анны Кэт. Если Анна Кэт знала Сэма Койна, то Либби тоже должна была его знать.
Сначала Дэвис не заметил того, что искал. Наверное, потому, что высматривал фамилию «Койн». Он начал листать показания с начала, внимательнее вглядываясь в страницы.
Либби сказала: «В понедельник мы с Анной Кэт ходили в торговый центр. Во вторник она была дома, с мамой и папой. В среду мы поехали в Чикаго с Сэмом, Дэнни и его приятелем, который учится в Мэдисоне».
Вот оно. Единственное упоминание на сотню с лишним страниц. Верно ли, что речь идет о Сэме Койне? Скорее всего. Надо вспомнить, часто ли мальчиков называли именем Сэм тридцать пять лет тому назад. Нет, он не помнил. Он занимался тем, что помогал появляться на свет мальчикам, и не мог вспомнить, часто ли им давали имя Сэм. Следователь даже не попросил назвать фамилии. Как фамилия этого Сэма? Господи, Либби ведь назвала им убийцу, а им даже не пришло в голову спросить, как его фамилия! Что это за расследование? Так, времяпрепровождение. Впрочем, это для него не новость.
Дэвис задвинул оставшиеся папки в шкаф и отправился наверх, в комнату Анны Кэт. Многие годы здесь ничего не трогали. Не из сентиментальности, а просто потому, что Дэвису не хватало духу провести здесь целый день и упаковать вещи дочери. Джеки иногда заходила сюда и тихо сидела, по-своему оплакивая Анну Кэт. Когда они с Джоан поженились, она превратила эту комнату в спальню для гостей. Они это ни разу не обсуждали. Она все сделала сама, а он не возражал.
Но некоторые из вещей Анны Кэт здесь все-таки остались. На книжной полке стояли четыре школьных альбома, включая тот, который им прислали уже после ее смерти. В последнем все поля были исписаны словами скорби и восхищения, напыщенными прощальными обращениями — подросткам впервые пришлось столкнуться со смертью своей сверстницы. Еще там были цитаты из песен, много цитат, и нарисованные цветы, и даже портреты Анны Кэт, некоторые очень удачные.
Дэвис положил альбом на кровать, а сам встал на колени рядом и стал рассматривать ряд за рядом фотографии старшеклассников. Он без труда нашел среди них Сэма Койна: красивый, подтянутый, в новеньком галстуке с котом из мультика. Он был так похож на Джастина! Одно лицо, только стрижка другая. Мура пробрала дрожь. Это лицо было последнее, что видела его дочь — и это было лицо Джастина.
Койн был единственным старшеклассником по имени Сэм. В классе было три Дэнни и только один Сэм. Среди ребят на класс моложе обнаружились еще четыре Дэнни и один Сэм.
Дэвис стал рассеянно читать прощальные послания. Среди них были сентиментальные («Разлука — это все, что нам известно о рае и что нам нужно от ада»), были и жестокие («Хорошего тебе лета!»). Какая это загадочная вещь, дружба между подростками! Это сильное чувство. Простой знакомый может быть близок тебе, как возлюбленный. Каждое проявление равнодушия воспринимается как предательство. Смерть ровесника непостижима. В типографии оставили последние две страницы пустыми, но и здесь были надписи, неровные столбики слов покрывали белые листы, превращая их в лоскутное одеяло. Переворачивая толстые страницы альбома, Дэвис изучал надписи тех, кто не захотел ограничиваться одной строчкой. И вдруг он наткнулся на четверостишие — скорее всего строфу из песни — и застыл в изумлении:
Тебе уже нельзя сделать больно,
Тебе неважно, кто что скажет.
Над могилой все еще витает злость,
Но все равно, было весело.
СэмОн прочитал строки еще раз. И еще.
Признание? А почему бы и нет?
Почерк был аккуратным, но явно мальчишеским. Слова не придуманы впопыхах, а тщательно откуда-то переписаны. Строчки глубоко врезались в бумагу.
«Над могилой все еще витает злость,
Но все равно, было весело».
Эти слова вонзились в его сердце, и наружу хлынул фонтан ярости. Он хотел снова ранить ее, вновь насладиться ее болью. Он смеялся. Дразнил. Скучал, но лишь потому, что не мог больше ее мучить.
«Я уничтожу тебя, Койн, — поклялся Дэвис про себя, сжимая в руках обложку с крупной надписью большими буквами «АННА КЭТ МУР». — Я так давно потерял своего ребенка, что забыл, что я отец. Успокоился. Упустил тебя из виду. Я забыл, что ты с ней сделал. Забыл, что не должен оставлять последнее слово за тобой.
Я покажу тебе, какой бывает злость».
77
— У тебя ученические права при себе? — спросила виртуальная Барвик.
— Нет.
— О боже!
— Да не бойся ты, — проговорил Джастин в микрофон. — Это ведь игра. Ты помнишь об этом?
— Для тебя, может, и игра, — сказала Сэлли. — А для меня здесь все по-настоящему. Я жизнью рискую.
— Но мы же не умрем.
— Ты часом не забыл? Мы охотимся за серийным убийцей!
— Так ты уже веришь, что он — убийца?
— Я этого не говорила. Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду.
Голубая «тойота-камри» принадлежала виртуальной матери Джастина. В отличие от реальной, она не успела пересесть на «меркюри-сейбл», и цифровая версия ее машины выглядела старой из-за потрепанных ковриков и потертого руля. Сегодня вечером Джастин снова, в четвертый раз, взял без спросу ее машину, заехал за Сэлли, и они вместе отправились на свой пост напротив подземного гаража в доме Сэма Койна. Реальные Сэлли и Джастин, разумеется, сидели в пижамах в собственных спальнях.
— Я набрал двести пятьдесят тысяч очков в «Ультратон Гран-При», — успокоил он ее, — я хороший водитель.
— Может, тебе сегодня стоило остаться дома и поиграть в эти дурацкие гонки? Похоже, он опять не выйдет.
— Рано или поздно ему придется выйти.
Прошло уже десять недель с последнего убийства маньяка из Уикер-парка. По теории Джастина, подкрепленной исправленной схемой, очень скоро должно было состояться убийство либо на реальных, либо на виртуальных улицах Чикаго, поскольку Койну пора было избавиться от накопившейся агрессии. Набралось немало причин, заставивших Джастина и Сэлли рассчитывать, что это произойдет в игре. Сэлли надеялась, что это случится сегодня. Она устала.
Нет, конечно, ей нравилось проводить время с Джастином. Он был единственным мужчиной, с которым она общалась. Прочел книг больше, чем многие взрослые, и понимал их лучше, чем она. Умел спорить, не переходя на личности. В отличие от гордых собою интеллектуалов, мог поговорить и о кино, музыке и телевидении, а также подробно обсуждать с Сэлли то, что ее больше всего интересовало, — жизнь в «Теневом мире». Если бы он был не так молод, у них бы точно начался роман. Впрочем, если учесть, сколько времени они проводят вместе, в игре и в ее снах, роман, пожалуй, уже и начался.
— Если он не выйдет, — сказала Барвик, — не почувствует этой потребности, то нам скорее всего придется отказаться от твоей теории, Джастин. Мне бы этого не хотелось, но из-за наших ночных бдений я на работе просто засыпаю. Причем и здесь, и там.
Часы на приборной панели и на их компьютерах показывали 12.30.
— А мне, между прочим, приходится в школу таскаться, — проговорил Джастин таким тоном, словно слежка была целиком ее идеей. Сэлли вспомнила: когда ей было пятнадцать, она была убеждена, что ходить в школу в сто раз тяжелее и скучнее, чем на работу.
— Погоди-ка, — она толкнула его в бок. — Смотри, вон там!
Гараж находился под землей — это было что-то вроде тупика в лабиринте дорог, проложенных под центральным районом города, который называли иногда «Нижний Чикаго». Черный БМВ сверкнул в свете флуоресцентных ламп и выехал из-под гофрированных железных ворот на улицу. Виртуальный Джастин пригляделся к номеру машины.
— Это он! — шепнул Джастин.
В маленьком окошке на экране, в котором можно было посмотреть на себя со стороны, Сэлли увидела, как ее персонаж подался вперед, когда Джастин тронул автомобиль. Пропустив двенадцать машин, они поехали за Койном, следя за габаритными огнями его БМВ. По виртуальной Уэкер-драйв выехали на верхний уровень и двинулись на запад, в тот район, где раньше находились знаменитые скотобойни. Теперь здесь располагались картинные галереи, ночные клубы и многоквартирные дома; единственный магазин полуфабрикатов для ресторанов напоминал о прошлом этого района. У Барвик квартира была всего в нескольких кварталах к северо-западу.
