Кевин Гилфойл - Театр теней
Обзор книги Кевин Гилфойл - Театр теней
Кевин Гилфойл
Театр теней
Посвящается Моу, говорившему:
«Чему быть, то и будет»
Мнения, неизбежно порождаемые характером героя и ситуацией, в которую он поставлен, никоим образом не следует воспринимать как собственные убеждения автора. Также бессмысленно искать на этих страницах свидетельства предубеждений автора или каких бы то ни было его философских умозаключений.
Мэри Шелли Из предисловия к «Франкенштейну»Часть первая
Смерть Анны Кэт
Дэвис никак не мог отвести глаз от распластанного на сером синтетическом половике бездыханного тела с неестественно вывернутыми ступнями. Странное чувство он испытывал. Не горе: горе созревает медленно, к нему можно даже притерпеться, и со временем оно пройдет. А на Дэвиса обрушилось отчаяние. На смену эмоциям такой силы обычно приходит депрессия — позднее, еще не скоро. Однако он уже сейчас чувствовал, как его накрывает волной равнодушия. Ко всему: к собственной жизни, к жене, врачебной практике, пациентам, к новому дому в двух шагах от поля для гольфа и другому дому — тому, что около озера. Он представил себе, будто все, к чему он привязан, — люди, хозяйство, имущество, — все горит, а он стоит и равнодушно, бесстрастно смотрит на это.
Свет флуоресцентных ламп высвечивал даже дальние уголки комнаты; необыкновенно резкий и яркий, он падал на предметы так, что они не отбрасывали тени. Изнутри казалось, что огромные выходящие на улицу окна выкрашены черной краской, а снаружи, если смотреть поверх полицейских машин, грязных сугробов и желтых лент, здание магазина — такое ослепительно белое и беззащитно пустое — было похоже на сделанный ночью снимок одного из строений Миса.[1]
В торговом зале было много полицейских. Они переговаривались, и обрывки произнесенных шепотом фраз эхом отзывались в мозгу Дэвиса: «Какого черта он здесь делает… Он же все место происшествия затопчет…» Офицера, стоявшего рядом с Дэвисом, звали Ортега — в свое время этот Ортега был его пациентом. Сегодня он провел его в магазин «Гэп» со служебного входа. Минуя складские помещения, они попали в зал и подошли к пятачку, на котором располагались кассы. И вот теперь Дэвис стоял на этом самом месте, а Ортега получал втык от детектива за то, что привел его сюда. Картинка то расплывалась, то снова делалась четкой, но Дэвис ни разу не отвел глаз от растопыренных ступней Анны Кэт. Ее ноги, словно сделанные из желтовато-коричневого пластика, выглядели абсолютно жесткими и негнущимися — казалось, это ноги не человека, а манекена, из тех, что стояли вдоль стен, демонстрируя модели одежды. Тут он стал вспоминать о том, что семя Ортеги не может давать жизнь, и о том, как он, доктор Дэвис Мур, сообщал эту неприятную новость полицейскому и его симпатичной жене. Супруги Ортега были католиками и потому от оплодотворения в пробирке отказались. Поджав губы, оба неодобрительно покачивали головами — так они реагировали на информацию о ДНК анонимных доноров и о невостребованных эмбрионах — обычных отходах его каждодневной работы. Решился ли офицер взять приемного ребенка, стал ли отцом, способен ли понять, какая неутолимая боль поселилась сейчас в сердце Дэвиса?
И снова складские помещения, служебный вход, улица, темная и заснеженная, а он без куртки. Уже другой полицейский везет его домой, на Стоун-авеню. Там, в их большом доме, рыдает Джеки, мать Анны Кэт, соседи утешают ее. Он заставит ее принять успокоительное, они выпьют виски, и их, даст бог, свалит тяжелый сон без сновидений. Самым ужасным будет первое утро, когда, проснувшись, он ни о чем не вспомнит, и лишь спустя мгновение на него навалится уже привычное отчаяние: его единственная дочь мертва.
Анне Кэт шестнадцать
1
Все эти женщины были старше его жены. «Наверное, они уж совсем отчаялись», — думал Терри. Женщины были его ровесницы, примерно под сорок, и он чувствовал себя неловко в их обществе. Вот в мужской компании он о возрасте Марты не стеснялся говорить. Ему даже нравилось выставлять ее напоказ: держать за руку или непринужденно прижаться к ней на людях и сидеть на одной стороне стола в ресторанах. Он был уверен, что без труда сможет завязать с выпивкой и травкой: он собирался сделать это, когда ребенок родится. С травкой-то уж точно — если, конечно, этот ребенок все-таки появится на свет. Никакая дурь не даст такого кайфа, какой испытываешь от сознания, что тебе завидуют, — а его умница жена, молодая и сексуальная, заставляла всех мужчин вокруг буквально зеленеть от зависти. Это единственный наркотик, с которого он никогда не соскочит.
Марта сидела, уткнувшись в журнал «Ньюсуик» за прошлый месяц. Остальные женщины украдкой бросали на нее любопытные взгляды. Ну конечно, им всем было интересно, что здесь делает такая молодая женщина. В их окруженных морщинками глазах читалась зависть вперемешку с жалостью. «А мужья-то тоже обратили на нее внимание», — подумал Терри. Глянули один раз — прикинули размер груди. Второй раз — оценили фигуру. Третий — задержали взгляд подольше и мысленно сопоставили ее возраст и вес, формы и свежесть лица с общепринятой нормой — своими собственными женами.
Марта Финн обращенных на нее похотливых и сочувствующих взглядов не замечала. Ее волновало другое. Она в отличие от многих сидящих в приемной женщин была здорова: яичники работали, как положено, и с яйцеклетками тоже все было в порядке. И у Терри, не как у некоторых из этих мужчин, сперматозоиды были подвижными и сперма обильной. «Видимо, поэтому он так самодовольно ухмыляется», — подумала Марта, и от этой мысли ее передернуло.
Из комнаты с белыми кожаными креслами они направились вслед за медсестрой мимо смотровых кабинетов и комнат без табличек прямо к доктору Дэвису Муру. Его кабинет с лаконичными линиями окна, сделанными на заказ диваном и рабочим столом безоговорочно свидетельствовал о том, что Дэвис Мур — успешный профессионал. Войдя в комнату, посетитель сразу ощущал различие — и отнюдь не случайное — между пустоватым помещением приемной с блеклыми, однотонными стенами и кабинетом, доктора Мура, выдержанным в теплых красновато-коричневых тонах.
— Знаешь, все-таки чувствуешь себя здесь как-то чудно, — сказал Терри Финн и нервно хохотнул — за этим смешком скрывался настоящий страх. Марта успокаивающе дотронулась до его плеча.
На работе Терри привык чувствовать себя единственным и неповторимым суперсамцом, однако доктор Мур, высокий и сухощавый, с густой копной каштановых волос («Такая роскошная шевелюра пригодилась бы политику», — подумалось Терри) тоже выглядел весьма внушительно. На нем был белый халат, надетый поверх дорогой хлопковой рубашки, между лацканами халата виднелся красный шелковый галстук. У него был располагающий голос, мягкий баритон, и все же никому бы и в голову не пришло ослушаться доктора. Речь и движения были подчеркнуто неторопливы — лишь иногда он уверенным жестом выделял особенно важные слова. На столе Мура царил идеальный порядок. Это говорило о том, что он привык оперативно решать все проблемы и тут же избавляться от лишних бумажек. А еще он был почти знаменитостью: журнал «Чикаго» включил его в список лучших врачей города; под его фотографией (Марта так и таскала вырезку с этим снимком в сумочке с того самого дня, как они записались к нему на прием) было написано: «Один из ведущих специалистов в стране по клонированию и вопросам этики».
— У некоторых пар бывают сомнения относительно данной процедуры, — говорил Дэвис. — У кого-то возникают вопросы морального плана, на которые наука не в силах ответить. Кроме того, против нас довольно активно выступают представители некоторых религий. Вы ходите в церковь?
— На Рождество, — сказала Марта и покраснела.
— Если вам это важно знать, сам я — человек верующий и при этом совершенно спокойно воспринимаю применяемые в нашей клинике научные достижения, — продолжил Дэвис. — Мы ведь, как вы понимаете, не можем клонировать душу. Мне приходилось сталкиваться с некоторыми религиозными людьми, которые считают клонирование меньшим злом, чем традиционное оплодотворение в пробирке с помощью сперматозоида и яйцеклетки.
Он провел бесчисленное множество таких предварительных встреч и знал наперед, что у него спросят и даже в какой последовательности. Теперь он мог отвечать на вопросы, особо не вслушиваясь в них.
— Вам ведь уже не приходится создавать так много эмбрионов, как раньше? — спросила Марта.
— Совершенно верно. Сегодня в большинстве случаев нам требуется всего один.
— Я знаю, что иногда возникают всякие юридические сложности. Я тут почитала кое-что в интернете. Так, чуть-чуть. Ровно столько, чтобы понять, как плохо я во всем этом разбираюсь. — У Марты вырвался нервный смешок, перешедший в улыбку. Дэвис обратил внимание, как улыбка изменила лицо этой женщины: словно пока она не улыбалась — скрывалась под маской, а улыбнулась — и маска спала. — Насколько мне известно, у нескольких докторов с востока страны в прошлом году были неприятности.
