Александра Маринина - Казнь без злого умысла
– Да года еще не прошло, прошлой осенью. И знаете, что самое обидное? Нелепое стечение обстоятельств. К нам прошлой осенью приехала погостить моя старинная подруга, и так получилось, что она целый день пробыла дома одна, дети и старшая внучка на работе, внуки в школе и детском саду, а я с близнецами в поликлинику поехала. Когда вернулась, подруга мне рассказала, что приходил какой-то очень симпатичный молодой человек, интересовался бумагами прежнего хозяина, и она ему сказала, что, мол, бумаги все в целости, и книги тоже, огромная научная библиотека, все в сарае сложено. Он попросил показать, но подруга у меня боязливая, чужих опасается, и не рискнула постороннего человека пускать. Сослалась на то, что она тут не хозяйка, и посоветовала прийти в другой раз, когда хозяева будут дома. А на следующую ночь сарай сгорел. Я тогда подумала: вот жаль, что она его не впустила и бумаги профессора не отдала! Может, пригодились бы кому-нибудь, как-никак научное наследие. А так – пропало все безвозвратно.
Так все-таки бывают чудеса или нет? Неужели настырная москвичка права в своих догадках и профессор Тарасевич знал что-то такое, что очень нужно тем, кто искал его рукописи по истории пушного дела? Никакие секреты кормления пушных зверей никого почему-то не интересовали, хотя тут просматривается прямая экономическая выгода. А вот неоконченная книга по истории, с которой никому никакого навару, интересовала.
По дороге к управлению внутренних дел, получив сообщение от Каменской, Виктор остановился возле киоска, торгующего хот-догами, взял булочку с сосиской и кетчуп, вернулся в машину и не спеша перекусил. Теперь ему предстоит визит в архив УВД и общение с Ксюшей Демченко. Ее нельзя ни в коем случае ни напугать, ни насторожить, иначе, если москвичка правильно вычислила, Ксюшин ухажер, завернувший в Вербицке всю эту байду с экологами и лабораторией, мгновенно обо всем узнает. И фиг его знает, какие меры он предпримет. Виктор вспомнил, что минут десять назад слышал сигнал телефона: пришло еще одно сообщение, но он в этот момент нес в одной руке хот-дог, в другой картонное блюдце с кетчупом, и лезть в карман за телефоном ему было неудобно. Он вытащил телефон и не спеша рассмотрел присланную Каменской фотографию с пояснениями: «Наш дружок с мамой и папой 20 лет назад». Прищурился, всмотрелся повнимательнее. Родинка справа от подбородка. Годится.
Егоров вышел из машины, выбросил в урну картонные тарелки и использованные салфетки и двинулся на работу. Как там москвичка сказала полковнику? Преступления и правонарушения в северной части пригорода за последние пять лет? Ну-ну.
В помещении архива кроме стола самой Демченко имелся еще один стол, за которым разрешалось смотреть дела тем, кто не являлся сотрудником УВД. «Своим» позволялось, расписавшись в журнале, уносить материалы к себе в кабинеты и оставлять в сейфах, посторонним же, принесшим соответствующую бумажку, приходилось работать здесь, под неусыпным надзором старшего лейтенанта Ксении Демченко. Сегодня за «гостевым» столом сидела давняя знакомая Егорова – адвокат по гражданским делам Екатерина Семеновна, специализирующаяся в области семейного права. Ей частенько приходилось обращаться к архивным материалам, чтобы доказать в суде, что человек и раньше вел себя небезупречно, особенно если дело касалось алиментов или родительских прав.
Усталым и недовольным тоном Егоров сообщил Ксюше, симпатичной, но почему-то совершенно не обаятельной молодой женщине, какие дела ему требуются.
– И как я их тебе искать буду? – мгновенно окрысилась та. – У меня дела по номерам, а не по территориям расписаны. Мало того, что из-за тебя меня в субботу на работу выдернули, так ты еще и сам не знаешь, что тебе нужно.
– А ты найди мне карточки первичного учета из Николаевского и Октябрьского райотделов, я их вручную переберу и нужные номера выпишу. А уж по номерам ты мне и дела подберешь.
– Надо же, – фыркнула Ксюша, – алкаш, а соображаешь.
Она встала из-за стола и направилась к нужным стеллажам. Егорову стало неприятно. Неприятно до спазмов в желудке. Разве посмела бы эта соплюха так разговаривать со старшим по званию, если бы на его месте сейчас стоял кто-то другой? Пьют все. А в должности понизили только его… Но Виктор тут же сообразил, как из Ксюшиной грубости можно выкрутить хоть что-то полезное.
– Грубая ты, Демченко, – громко произнес он, стараясь привлечь внимание Екатерины Семеновны, чтобы втянуть ее в разговор.
Адвокат подняла голову и улыбнулась старому приятелю.
– Здравствуй, Витя. А я, видишь, воспользовалась случаем поработать, встретила Ксюшу на улице, она мне сказала, что ей велели архив открыть. Со вторника сажусь в тяжелый процесс, надо подготовиться как следует, а тут такая возможность…
– Привет, Катерина. Вот теперь ты понимаешь, почему на нашей Ксюхе никто жениться не хочет? Меня, старого заслуженного сыскаря, взяла и обозвала прилюдно. А я, может, к ней интерес испытываю. Может, я жениться на ней хочу! А чего? Я мужчина одинокий, в хорошем возрасте, квартирка имеется двухкомнатная в центре города. Чем не жених? Так она вот этими своими выпадами всякие чувства убить может. Слышь, Ксения? – Он еще больше повысил голос, чтобы отошедшая довольно далеко Демченко его услышала. – Не груби мне! Перспективного жениха потеряешь!
– Больно надо! – презрительно фыркнула Ксюша.
Егоров демонстративно втянул носом воздух, будто принюхивался.
– Чем это так хорошо пахнет? – спросил он. – Катерина, твоими духами, что ли?
– Я не пользуюсь духами, – ответила адвокат, делая выписки из дела. – У меня аллергия.
– Что, неужто Ксюхины? – делано и по-прежнему громко удивился Егоров. – Ксюш, слышишь меня?
– Слышу. Чего тебе? Помог бы лучше, тут этих карточек как грязи! Какую тебе форму? Первую? Или вторую тоже надо?
– И первую, и вторую, и третью заодно.
Егоров подошел к ней, помог снять нужные пачки карточек и оглядел Ксюшу с ног до головы, изображая восхищение.
– Духи у тебя – зашибись. Вроде раньше другие были, да? По-другому пахли. И прическа тебе идет.
– Клинья подбиваешь, что ли? Так не старайся попусту, – сердито ответила Ксения.
– Да я так, дурака валяю, – примирительно проговорил Егоров. – Не сердись. Работа у нас собачья, вот и юмор скотский. Я же понимаю, что против твоего мужика у меня шансов нет. Да и ни у кого в нашей конторе шансов нет.
Ксения остановилась как вкопанная. Казалось, каждая ее мышца мгновенно превратилась в комок стали.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она деревянным голосом.
– Да я видел тебя весной, ближе к лету, с таким красавцем, что прямо обалдел.
– С каким красавцем? – Голос старшего лейтенанта из деревянного превращался в металлический.
– Ну, такой высокий, волосы каштановые, рожа как с обложки модного журнала. Да, родинка у него была, вот здесь. – Егоров показал на своем лице место, где «видел» родинку у Ксюшиного поклонника.
– Ты обознался, – холодно произнесла старший лейтенант Демченко. – Это была не я. У меня нет таких знакомых.
– А-а-а… Ну, может быть, может быть, – сразу согласился Егоров. – Я тоже тогда засомневался, уж больно ты на саму себя была не похожа. Мы ж тебя здесь только в форме видим, а одежда сильно внешний вид меняет. Так что и правда мог обознаться. Показывай, где расписаться, и я пойду к себе. Через часок вернусь со списком дел. Не уйдешь никуда?
– У меня рабочий день до восемнадцати ноль-ноль, – отчеканила Ксения ледяным тоном. – Указание руководства.
«Господи, девочка, кто ж на тебе женится-то с таким характером! – сокрушался Егоров по пути в кабинет. – Вроде и ладная, и симпатичная… Никакого чувства юмора, одна сплошная злоба».
Сгрузив архивное добро на свой стол, он перекинулся парой слов с двумя операми, играющими в шахматы за соседним столом, посетовал на общую несправедливость жизни и, убедившись, что на него никто не смотрит, написал Каменской сообщение: «Это она».
* * *В баре на четвертом этаже было сумрачно и безлюдно, в углу за столиком сидел единственный клиент, попивавший чай и что-то читавший с гаджета. Настя выбрала место по своему вкусу, попросила кофе и бутылку воды без газа. Она пришла чуть раньше, чтобы попробовать настроиться на разговор и сосредоточиться. Из динамика негромко лился голос Хулио Иглесиаса, исполнявшего популярную песню «If you go away». Песня старая, написана в середине прошлого века, Настя помнила, как в детстве, занимаясь французским, много раз слушала ее в исполнении автора – певца и композитора Жака Бреля. Даже тогда, будучи ребенком, она сумела уловить, сколько боли и отчаяния звучало в голосе певца. Иглесиас, конечно, замечательный певец, но так, как Брель, ему не спеть. «Ne me quitte pas…» «Не покидай меня…» Иглесиас пел французскую песню на английском, и Настя машинально принялась сравнивать соответствие переводного текста и оригинала. Разница слышна даже в названии: «Не покидай меня» у Бреля и «Если ты уйдешь» в переводе. «Если ты уйдешь, в мире не останется ничего, во что можно верить…»
