Андрис Колбергс - Вдова в январе
— Товарищ полковник, — повторил он. — Я, Карлис Валдер, рождения тысяча девятьсот...
— У меня мало времени. — И Конрад взглянул на часы. Он подумал, что парня в инвалидной коляске надо немного вывести из равновесия, для предстоящего разговора это только полезно.
— Я убил Рудольфа Димду!
И какой же реакции он ожидал от старого полковника? В первую очередь, конечно, изумления. Изумления и какого-то одобрения. Вроде того, что тот должен дружески хлопнуть его по плечу: правильно, парень, сделал, у лжи короткие ноги, все равно бы тебя поймали. Как в школе, когда нашкодивший собирался с духом и шел каяться к директору в кабинет, и тот никогда его сурово не наказывал.
Но лицо полковника Ульфа не дрогнуло, осталось столь же маловыразительным. Какой-то момент Карлису даже показалось, что он так и не произнес признания, а только собирался, и поэтому повторил полушепотом:
— Я убил Рудольфа Димду.
— Вы хотите сделать официальное признание?
— Да, хочу. Только скажите, как это сделать.
— Бумага и ручка у вас есть?
— Я найду... — И Карлис нервно задергал ящиками в поисках бумаги и ручки.
— Обращайтесь к начальнику Рижского управления внутренних дел... Далее фамилия, имя, отчество и место жительства... Вы сделали это с заранее обдуманным намерением?
— Мы поссорились. Я указал ему, что нельзя жить так, как он живет. Я сказал ему, что это недостойно человека, что другие из-за него страдают, а он только посмеялся. Тогда я взял ружье и убил его.
— Вы должны подробно описать, как это произошло.
— Хорошо, постараюсь.
— Отложим пока заявление, пройдемте в кухню.
— Вы хотите увидеть, как это произошло? Я покажу!
Конрад заметил, что на сушилке над раковиной стоят две тарелки и три маленьких алюминиевых судка, которые скрепляются одной ручкой. То ли Паула принесла обед из столовой, то ли приготовила у себя дома. Ульф уселся на место Димды за столом, Карлис подъехал к своему.
— Я слышал, как он в ванне моет руки и потом идет в свою комнату. Я знал, что он сейчас уйдет... У меня возник план... Следуйте за мной... Я покажу...
Валдер развернул коляску и на миг застыл. Только позднее Ульф нашел сравнение. Так застывает спринтер на старте. Каждый мускул напряжен, как струна, вся нервная сила сосредоточена на одном, от лица отливает кровь, глаза ничего не видят вокруг.
Когда Валдер двинулся, Ульф нажал небольшой выступ на своих электронных часах. От этого они начали работать как хронометр, и в прорези запрыгали, обгоняя одна другую, цифры.
Карлис быстро проехал через кухню, открыл дверь, въехал в коридор и остановился у комнаты Димды. Но только на миг, чтобы развернуть коляску и без промедления нырнуть в следующую дверь. Движения у него были точные и рассчитанные, словно он проделывал этот маршрут уже десятки тысяч раз. Даже ящик письменного стола, где хранились ключи от шкафа, он выдвинул ровно настолько, насколько это было нужно, ни на сантиметр больше. С верхней полки шкафа достал два патрона, а с нижней ружье с горизонтальными стволами. Тут ему показалось, что он замешкался, и он закрутил колеса еще быстрее, даже на лбу блеснул пот. В несколько секунд он пересек комнату, проехал по коридору к двери, перебрался через порог и выехал на лестничную площадку. Ружье он держал между коленями.
Довольно громко щелкнули пружины бескуркового ружья, ружье вскинули к плечу, и тут же щелкнули скрытые бойки.
Конрад остановил хронометр. Прошло ровно двадцать восемь секунд. В тот же день, но уже без Карлиса, Ульф дважды спускался от десятой квартиры до того места на дворе, где был застрелен Рудольф Димда. В первый раз он проделал этот путь за тридцать четыре секунды, во второй за тридцать восемь. Рудольф Димда был моложе Ульфа, поэтому Конрад старался идти быстрее, чтобы компенсировать разницу в возрасте. Итак, чтобы спуститься по лестнице, Димде необходимо было тридцать четыре секунды, а Валдеру, чтобы оказаться с ружьем в лестничной площадке, только двадцать восемь. Прибавить еще секунды, чтобы прицелиться и нажать на спуск, но все равно времени у Валдера хватало.
— Что вы сделали потом?
— Не понимаю...
— После того как выстрелили...
— Открыл дверь в темный коридор и бросил туда выстреленные гильзы, чтобы вы подумали, что убийца убежал туда. Потом вычистил ружье и поставил обратно в шкаф. Времени у меня было достаточно: вы крутились во дворе и бегали по лестнице, а Паула плакала на моей кровати. Она плохо слышит, я мог действовать в комнате Димды свободно.
Где-то вверху стукнула дверь, я они вернулись в квартиру.
— Вы же не психопат, чтобы из-за какой-то ссоры пойти на убийство.
— Я не убивал. Я прикончил. Это не одно и то же.
— Для того, кто прикончен, это одно и то же.
— Я не жалею, что сделал это.
— Вы тщательно проработали свой план. Довольно долго над этим думали.
— Я прикончил его, чтобы он не мешал жить другим!
Конрад почувствовал, как в нем поднимается гнев. И рад бы подавить его, да сил нет. Конечно, у этого правдолюбца есть свой резон, впрочем, его можно найти в мотивах любого преступления. Но ведь этот парень прямо-таки доволен собой, лаврового венка жаждет.
— Чтоб не мешал жить другим! Красиво! Одевайтесь, я вызову машину! Даже председатель Верховного суда не берется лично решать, кому жить, а кому нет! Даже когда речь идет об особо опасном преступнике!
— Я не виноват, что законы несовершенны! Сюда приходила Марина... Я вам про нее рассказывал... У нее двое детей... Она думала, что Димда на ней женится... Детям нужен отец... Не знаю, может быть, он и обещал... Наверняка обещал, потому что она все приходила и приходила. А потом у него оказалась другая. Я видел, как Марина плачет. Ни одного звука, только слезы катятся. И эту другую сменила еще одна. И опять он, наверное, что-то обещал. Весь мир должен служить ему садом для удовольствий...
Конрад Ульф вызвал по телефону специальную машину, так как подумал об инвалидной коляске, которую надо прихватить с собой, подумал об изоляторе временного содержания, который находится в подвальном помещении управления, куда придется втащить коляску. Из ничего возникла проблема, и не знаешь, как ее разрешить. Если он попросит, прокурор, может быть, и не откажет в разрешении оставить Валдера до суда на свободе, но нельзя ему оставаться одному. Валдер может пойти на другую крайность, он может вспомнить, сколько хорошего сделал для него Димда, еще возьмет и в муках раскаяния накинет на шею петлю.
— Он никогда ни одну женщину не любил, но ведь они-то искали любви! И, не найдя ее, уходили осмеянные. И ведь на следующий раз они уже не будут ее искать и уже сами над нею посмеются! Он душу в них уничтожал!..
Конрад прошел к шкафу и взял оба ружья. По дороге занесет их в лабораторию и отдаст Игорю. Он уже знал, что Игорь скажет при виде их:
— А, опять железяки с дыркой! Оружие, которое не заряжено, всего лишь железяки! Что ты от меня хочешь?
— Гильзы ты уже получил, — скажет Конрад.
— Тебе повезло! Сначала гильзы, потом ружье. Ты не только в рубашке родился, но и в рубашке под счастливой звездой. Заходи завтра.
— Сегодня.
— Нет, старик, сегодня я не управлюсь.
Игорь, разумеется, прав, так как на часах уже пять, и пока ружья окажутся на письменном столе Игоря, пройдет не меньше часа.
Но завтра до полудня заключение Игоря наверняка будет, и Валдера еще можно будет переслать в следственный изолятор. Там у него хотя бы будет отдельная койка и коляску можно будет держать в коридоре. Наверняка разрешат держать в коридоре и пользоваться ею для прогулок. Для него это куда лучше.
— А эта девчушка, Инара, с другой лестницы? Как-то он снимал ее, я сам слышал, как она кричала: «Не хватайте! Уберите свои руки!» А он: «Милая, кто же так ведет себя с начальством! А ведь я в какой-то мере для тебя начальник». Потом слышу, она уже смеется... А ей только двадцать лет, она замуж собиралась...
Конрад слушал это краем уха. Многое пролетало мимо, тут надо думать, как поскорее закончить это дело и передать его следователю прокуратуры. Спорить с Валдером он не хотел, это парня только взбудоражит и ничего хорошего не даст ни тому, ни другому. Бедняга хочет душу выложить? Ладно, пусть выкладывает. Он как будто не от мира сего. Как будто обитает в некоем мире подростков, где живут книжные Джульетты, где представления о любви и духе обожания Беатриче и Лауры. Где любовь существует как чистое искусство, вне времени и какого-то практического смысла. А может быть, это и есть настоящий мир? Мы же уходим из него не намеренно, а всего лишь заблудившись.
Конрад очень хорошо понимал, что теоретически такой мир может существовать, но, будучи человеком практичным, он знал и многое другое. Есть еще много других миров наряду с нормальным, в котором живет большинство. Он видел детские дома, видел молодых, модно одетых девиц, которые навсегда отказывались от только что родившихся младенцев без всякого смущения и сожаления. Как будто отказываются от билета на скучный фильм или от вещи, которая никогда больше не понадобится. В его кабинете сидели женщины, которые вызывающе говорили: «Шлюха? Ну и что? Тоже работа! Побольше тебя, начальничек, зарабатываю!», и женщины, для которых любовная игра только средство, чтобы попасть в чужую квартиру и прибрать к рукам, что в ней есть ценного.
