Андрис Колбергс - Вдова в январе
Спустя десять минут Арнис был уже в комнате мастера, отделенной стеклянной перегородкой от цеха, широкого четырехугольного помещения, посередине которого тянулась конвейерная лента с низко висящими над нею лампами дневного света. По обе стороны ленты жужжали электрические швейные машины. Как обычно в швейном цехе, в синеватом свете ламп плавали серебристые, посверкивающие пылинки. Работницы, не поднимая головы, быстро хватали из проплывающих мимо пластмассовых ванночек выкроенную деталь и так же быстро клали обратно, как только была сделана нужная строчка.
И лишь у пуговичного автомата, точно петух среди кур, возился с отверткой механик — единственный мужчина в этом женском царстве, в белоснежной рубашке, с галстуком, в коричневом пиджаке.
— Как он был одет? — спросил Арнис.
Обе женщины пожали плечами. Наконец старшая осмелилась:
— Уж что одет, это точно, не голышом!
— Ну, попытайтесь вспомнить еще раз! В пальто? В куртке? В пиджаке?
— Ну, не особенно высокий и не особенно низкий, иначе мы бы его заметили. Мы у самой двери стояли, ему между нами пришлось проталкиваться. Шляпа такая, самая простая.
— Да-да... Шляпа, это я тоже заметила, — подхватила младшая, совсем еще девчонка.
— В руках у него что-нибудь было? — настаивал Арнис.
— Парусиновый чемодан. Верх и бока дерматиновые, с большими, блестящими...
— Хромированными, — вставила младшая.
— С большими хромированными застежками, а бока парусиновые. В такую мелкую черно-красную клетку. Кажется, у нас «Сомдарис» такие делает, довольно часто на улице попадаются.
Больше о мужчине, который вышел из парадной рядом с кафе в третьем часу, Арнис ничего узнать не смог. Свидетельницы даже не назвали приблизительный его возраст, так как лица не разглядели.
Выйдя, мужчина повернул направо и спокойно удалился.
Человек с чемоданом, и как раз незадолго до трех! Сколько там на лестнице может быть квартир? Десять? Хорошо, пусть даже двенадцать! Хоть бы и пятнадцать! Это уж, конечно, придется зайти во все, выяснить, расспросить. Был у вас вчера гость? Во сколько ушел? Ах, около трех? Спасибо! Где живет? Есть у него спортивная сумка или чемодан?
Пока Карлис Валдер рассматривал женские фотографии — они уже были увеличены до размера открытки, — взгляд Бертулиса блуждал по комнате. В самом центре стоит большой цветной телевизор. Когда Бертулис входил, он был включен, да так и остался включенным, Валдер лишь убрал звук, чтобы не мешал разговаривать. Певицы, когда не слышно музыкального сопровождения, выглядят весьма импозантно со всеми их жестами и телодвижениями. На письменном столе, покрытом толстым зеленым картоном, инструменты Валдера: Бертулис оторвал его от работы. На самом видном месте стоит коробка с одинаковыми металлическими крючками — видимо, детали какой-то подвески или ожерелья. Картонная коробка с отшлифованными кусочками янтаря, наковаленка на круглом деревянном чурбачке, различной формы щипцы и пассатижи, чтобы выгибать мельхиоровые пластинки и дужки, мелкие винтики, комплект мелких сверлышек и зубоврачебная бормашина с мягким приводом. Все в определенном порядке, все под рукой.
В дальнем углу комнаты, частично отделенном четырехдверным темным полированным шкафом, застеленная кровать. Если не считать почетных грамот и дипломов над письменным столом — за выставлявшиеся работы или за успехи в футболе, — стены голые и комната какая-то нежилая.
Бертулис сидел на единственном стуле, Карлис в коляске. Он отъехал к широкому окну, где было много света, и раскладывал врученные ему фотографии на две кучки. Бертулис встал рядом с ним. За окном тянулась главная улица с ее кипучей жизнью, трамвайными звонками и фырчанием легковых машин, которое особенно раздражало, когда на перекрестке зажигался зеленый свет и стая машин с ревом устремлялась вперед.
— Порядок, — сказал Валдер. — Вот этих пятерых я видел. Астра, — он еще раз вгляделся в правильный овал лица с длиннющими ресницами, — эта приходила только фотографироваться. И эта маленькая тоже, но имени ее я не знаю. Заставляла Димду выходить из комнаты, когда переодевала платье или блузки для демонстрирования. Другие обычно говорят, чтобы не пялил глаза.
— Значит, вот с этими тремя были интимные отношения?
— Я не хотел бы их оговаривать... Это было бы бестактно с моей стороны...
— Нам же надо найти убийцу.
— Вы помните халат Димды? На крючке висит у печки. Мягкий такой, пушистый... Серый, с серебристой крапинкой. Кому-то из Аргентины прислали, и Рудольф перекупил за большие деньги. Потом хвастал, что такого даже у императора нет.
— Не помню. Я в осмотре комнаты почти не участвовал.
— А что я могу подумать, если я видел этих женщин на кухне или возле туалета одетыми только в этот халат? Димда ни одну из них не любил. Я его за это презирал и сейчас еще презираю.
— А что сам Димда говорил?
— Как-то сказал, что он дурак — в своей округе ворует. Кто-нибудь еще навесит ему по маковке.
— Он это серьезно высказал?
— Вроде бы. Вот это Элита, — и Валдер протянул фотографию женщины в купальнике в точечку, — прибегала ко мне прятаться. Все в том же халате, одежда под мышкой, в руках туфли, еле дышит от страха. Машет мне, чтобы я молчал. Она замужем была. И каждый раз скрывалась, когда позвонят в дверь, а особенно тогда...
— Когда это было?
— Давно. Осенью. Или в начале зимы?
Бертулис взглянул на пометки на обороте фотографии. Элита Заскевич. Снималась неоднократно, последний раз в декабре.
— А не могло это быть в декабре?
— Нет. Раньше. Может быть, бывала и в декабре. Если кто-нибудь приходил, я старался не высовываться и не путаться под ногами. Иной раз Димда сам позовет. Часто кофе надо было сварить, потому что фотограф он был отличный, позировать у него приходилось часами, пока не сделает такой снимок, какой хочет. Тогда мы сидели в перерывах и кофе пили. Иной раз сюда приходили телевизор посмотреть, если интересная программа. Насколько он со мной был хорош, — такого хорошего соседа у меня уже не будет, — настолько с женщинами вел себя гнусно! — В глазах Валдера вспыхнула злость. — Он считал, что все женщины только для того и созданы, чтобы с ними баловаться! Верно, врал им и обещал бог весть что. Сам как-то говорил мне, что достаточно только десяти минут красивого вранья. Для любой достаточно. Должна же была когда-то и расплата наступить за эту ложь, ничто не вечно под луной!
Бертулис сунул фотографии в карман, но уходить еще не собирался.
— Ему не дано было понять, что любовь должна быть святыней, — с жаром продолжал Валдер. — Он не понимал, что ради любви могут жертвовать собой. Для него любовь — это только когда кровать скрипит! Прискорбно! Его любовь не могла толкать на высокие чувства, у него...
— Скажите, а кроме того архива, который мы взяли, был у Димды еще какой-нибудь?
— Думаю, что нет. — Валдер сразу насторожился, и Бертулису показалось, что даже слишком.
— Может быть, он какие-то негативы спрятал или уничтожил?
— Не думаю.
— Вам не приходилось видеть фотографию, на которой сняты женщина и кабан?
— Нет. Определенно — нет!
— Женщину зовут Мудите. Фотографии у нас еще нет, но в ближайшее время мы ее раздобудем. Мудите... Попытайтесь вспомнить...
— Как я могу вспомнить, если впервые слышу такое имя! — резко ответил Валдер.
На этом разговор кончился, и инспектор Бертулис распрощался. Спускаясь по лестнице, он решил сначала отыскать Элиту Заскевич. То ли на работу к ней поехать, — хотя уже довольно поздно, — то ли прямо домой...
РАССКАЗ ВНЕ РАМОК СЛЕДСТВИЯ— Не будь дурой! — наставляли сослуживицы. — Если хочешь его удержать, надо действовать! Ни один мужчина добровольно не скажет: я хочу на тебе жениться! Если он это говорит, то это уже заслуга женщины. Их надо ставить перед фактом, и только тогда они открывают рот!
— Это будет нечестно, — возражала Мудите.
— Ты хочешь, чтобы его перехватила другая?
Понемногу в шкафу Рудольфа Димды стала скапливаться одежда Мудите. Сначала появился халатик, потом ночная рубашка, за ними последовало платье, блузка и выходные туфли.
Рудольф забеспокоился, но старался не выдать себя, чтобы не обидеть Мудите. Паула долго не протянет, должен же кто-то заботиться о хозяйстве. И все пытался придумать, как покрепче привязать Мудите, не обременяя себя обязанностями главы семьи, хотя и понимал: любое начинание, в котором права не сбалансированы с обязанностями, в самом зародыше обречено на провал.
Ловушку помог устроить и Карлис. Вначале он предлагал перебраться жить к Пауле, чтобы Рудольф с Мудите заняли и его комнату, но, когда Рудольф категорически отказался от подобного свадебного подарка, у Карлиса возникла новая идея. Он посмотрел чердак, где хозяйки сушат белье, и нашел, что чердак высокий и там еще много свободного места. Потом, никому ничего не говоря, пригласил опытного строителя, чтобы выяснить, возможно ли там устроить мастерскую и во что это обойдется. Строитель походил с метром в руках, полазил по стропилам, постучал костяшками пальцев по трубе. И все удивлялся, как это такой чердак не попал на глаза какому-нибудь художнику, потому что свет здесь падает сверху, прямо из слуховых окон в крыше. Если поставить две стены и настелить пол, то мастерская выйдет немного меньше нормы, зато не будет мешать хозяйкам сушить белье и не надо будет техническую инспекцию упрашивать, чтобы та приняла зажмурясь.
