Нэнси Розенберг - Месть
— Слушай, Шэрон, у меня осталось несколько повисших дел. Осталось несколько дел, которые мне надо довести до ума. А потом я кладу им заявление об увольнении, и мы уезжаем отсюда.
Всхлипывания прекратились, она упрямо смотрела ему в глаза.
— Ты мне так и не ответил. У тебя что, роман? Все это из-за женщины? Скажи мне. Я должна знать.
Он направился к двери. Шэрон, не отставая, следовала за ним. Он обернулся и посмотрел ей в лицо.
— У меня нет ни с кем никакого романа, понятно? Да, вся эта канитель из-за одной женщины, но тебе необязательно об этом знать, поверь мне. — Он открыл дверь и вышел, забыв закрыть ее за собой. По дороге ему снова попал под ноги скейтборд. Он пинком отправил его на соседский участок.
К тюрьме Каннингхэм подъехал ровно в шесть. Перед тем, как войти в здание, он заскочил в магазин самообслуживания: выпил там чашку черного кофе и купил пару запасных батареек для диктофона. Каннингхэм чертовски надеялся, что диктофон ему сегодня пригодится.
И вот они снова сидят в той же маленькой комнате на маленьких стульях, разделенные все тем же столом и смотрят друг другу в глаза. В глазах Бенни застыло какое-то диковатое выражение. Оливковое лицо приобрело мертвенно-пепельный оттенок. Каннингхэм потягивал кофе и ждал.
— Мне сегодня приснился сон, брат. Вокруг меня бушевал огонь и стояли люди с лицами чудовищ. Это был ад, брат. Я горел в аду. Моя кожа, — его лицо исказилось от страха, — моя кожа обожженными лохмотьями слезала с тела.
— Бенни, я же сказал тебе, что меня послал к тебе сам Господь, чтобы помочь тебе. Теперь ты готов говорить?
— Да. Я готов.
Бенни неотступно смотрел, как Каннингхэм достает из портфеля диктофон, нажимает на нем кнопку записи и ставит на стол между ними.
— Я — следователь Брюс Каннингхэм и разговариваю с Бенни Ньевесом.
Затем он напомнил Бенни о его правах, каждый раз переспрашивая, как тот его понял. Бенни кивал, но Каннингхэм настаивал, чтобы Ньевес высказывался вслух. Когда с этим делом было покончено, Каннингхэм спросил:
— Делаете ли вы это заявление по доброй воле, не подчиняясь угрозам и не поддавшись обещаниям?
Получив ответ на этот вопрос, Каннингхэм приступил к официальному допросу.
— Начинайте с самого начала. Расскажите о событиях, предшествовавших преступлению и приведших к нему.
Бенни откашлялся, нервно оглянулся по сторонам и начал:
— В прошлом году с Кармен встречался Мэнни, но его брат очень хотел ее, и, понимаешь, он просто силой увел ее у него.
— Бенни, надо ясно и отчетливо называть все имена. Ты говоришь о Бобби Эрнандесе, правильно?
— Да, брат, о ком же еще? Ну, так вот, Кармен несколько раз переспала с ним, но он ей, видно, не очень-то понравился, и она очень злилась, что Мэнни так поступил с ней, уступил ее брату, понимаешь? Мэнни вообще плясал под дудку Бобби. Так все и было. Бобби очень хотел ее. Бывало, он накурится травы и все время говорит только о ней. Потом она переехала в Вентуру и завязала с ним. С Бобби, то есть. Мы много ездили по разным местам, а он все время ездил в Вентуру, подъезжал к ее дому и кричал, что он убьет ее на хрен. Понимаешь, брат, Бобби никогда не отказывала ни одна женщина. Они ему всегда давали. А эта не хотела с ним даже разговаривать. Он всегда хвастал, что убивал людей. Он хотел, чтобы мы думали, что он во какой крутой.
Пожалуй, парень говорит правду, ему можно поверить, подумал Каннингхэм, но промолчал. Конечно, Бобби был не настолько крут, как, например, Майкл Джексон, пожалуй, он больше напоминал доброго старого Чарли Мэнсона.
— Он никогда не говорил, что уже убивал кого-нибудь?
— Да все это ерунда, брат, одна болтовня. По городку пошли слухи, что Кармен выдержала какой-то там сумасшедший тест, что у нее все хорошо, что она серьезно связалась с белым парнем и хвасталась, что пойдет учиться в колледж и все такое прочее. Бобби перестал говорить о ней и никто ни хрена плохого не думал до того самого вечера.
— А что случилось тем вечером? — спросил Каннингхэм, проверив, работает ли диктофон.
— У меня в горле пересохло, — пробормотал Бенни. — А вдруг они узнают, что я все рассказал?
— До предварительных слушаний на следующей неделе никто ничего не узнает, а ты к этому времени будешь под индивидуальной охраной в другом здании.
Каннингхэм пододвинул Бенни стаканчик с остатками кофе.
Бенни сделал глоток.
— Кофе совсем остыл, — пожаловался он.
Он посмотрел на диктофон, на красную лампочку, горящую на его панели, а потом перевел взгляд на Каннингхэма. Уронив голову на стол, посидел так несколько минут, а потом продолжил.
— В тот вечер, брат… Лучше бы в тот вечер я пошел в церковь. Это был страшный вечер. Так вот, мне позвонил Мэнни и сказал, что он добыл первосортные вещи — кокаин, который насыпают в трубку и курят, настоящий фабричный кокаин, который нюхают и курят. Он говорил так, будто грабанул аптеку. Он велел мне захватить с собой Наварро и Вальдеса и приехать в Вентуру. И мы погуляем. Они уже были там раньше, наверное, точно я не знаю. Мы приехали туда и сели в машину Бобби. Он дал всем, что было обещано. Они набили трубку и пустили ее по кругу — Мэнни, Бобби, Наварро и Вальдес. Накурились до сумасшествия, брат, они как будто спятили.
— А ты, Бенни? Что ты взял для себя из этих даров?
— Курево. Табак. Курево и все, на хрен. Иногда я пью водяру, а они не пьют. Только хвалятся, что пьют. Они курили кокаин. А я не курю это говно. К нему привыкаешь, брат. — Он наклонился к Каннингхэму, упираясь ладонями в стол, словно хотел сообщить какую-то страшную тайну. — Я видел парней, готовых убить родную мать за это говно.
Каннингхэм потер глаза и посмотрел на часы. После этого ему надо было еще зайти в управление, какой же это был тяжелый и нудный день. Он позвонил и сказал вошедшему охраннику, чтобы тот принес им две чашки кофе.
— Что здесь, по-вашему, круглосуточная кофейня? — раздраженно спросил охранник.
Пока они ждали кофе, Каннингхэм перезарядил диктофон.
Когда принесли кофе, Бенни снова начал давать показания.
— Мы подъезжали к школе и Мэнни с Бобби сказали нам, чтобы мы вышли. Я видел, как Мэнни положил в карман куртки пистолет, но это ничего не значило, Мэнни вообще не расставался с пистолетом. Но они-то знали, куда идти, потому что привели нас аккурат в то место, где они трахались.
— Кто трахался? — спросил Каннингхэм.
— Ну ты же понимаешь, брат. Кармен со своим белым парнем. Наверное, они выследили их, когда те пошли на трибуны. Бобби и Мэнни схватили парня и вырубили его. Потом Бобби и говорит Наварро, чтоб тот ее трахнул, а он посмотрит. Она не кричала, ничего. Была очень напугана. Она просто лежала и все. Она даже сама сняла штаны, когда Бобби ей сказал. Когда Наварро кончил, Бобби сказал мне, чтобы и я ее трахнул. Он сказал, что она любит это дело, назвал ее долбаной сучкой. Он достал свой член и играл им, пока смотрел. Ну, я ее и трахнул. Мне даже показалось, что ей это понравилось, она совсем не сопротивлялась.
Бенни остановился, отпил кофе и по лицу его пробежало облегчение. Он как-то опустился, сидя на стуле, вытянув под стол свои короткие ноги. Каннингхэм велел ему продолжать.
— После этого я пошел за трибуны отлить. Я отошел всего на минутку, но слышал все, что там происходило. А потом увидел, что у парня разбита голова, а Бобби, весь в крови, взял здоровый камень и начал бить парня по голове. Кармен стала кричать, и тут все как будто спятили. Бобби орал, что все это произошло только по ее вине, берет этот хренов сучок, который он нашел под скамейкой, и сует его ей… О Боже…
Бенни замолчал, глаза его смотрели куда-то поверх головы Каннингхэма, словно на стене висел большой телевизионный экран, на котором для Бенни снова показывали ужасную сцену, происшедшую той ночью. Ньевес сидел молча, словно загипнотизированный.
— Бенни, что произошло дальше, — настаивал Каннингхэм, понизив голос, словно боясь, что Бенни передумает рассказывать.
— Из нее потекла кровь, и глаза у нее стали никакие. Глаза открыты, но она точно ничего уже не видела. Я думал, что она умерла. Она не двигалась, а глаза были открыты, кровь из нее так и лилась. Мэнни начал в нее стрелять, она выглядела ужасно, а он подпрыгивает и стреляет. Потом Бобби отобрал у него пистолет и начал сам стрелять и смеяться и кричать: смотрите, какие сиськи, и стал стрелять по сиськам, потом он подтащил к ней Наварро и заставил его тоже стрелять ей по сиськам, потом Вальдеса. В это время я бросился бежать, а они тоже побежали, испугались, что на выстрелы приедут копы.
— Это как раз в это время вы пробежали мимо школьной учительницы, которая была на стоянке? — спросил Каннингхэм.
— Да. Я пробежал мимо кого-то — но не понял, кто это был, — я бежал быстро, не оглядываясь, а оглянулся только тогда, когда мы все добежали до машин. Потом они побежали к своей машине, сели в нее и уехали, а мы уехали на своей.
