Данил Корецкий - Шпионы и все остальные
Спасительный туман, сотканный из миллиардов крохотных снежинок… Он ныряет в него и слышит порой оттуда странные голоса.
«Иди! — кричат ему. — Чего встал? Давай, иди!»
Под ногами бездна в сто два этажа. Тонкий стальной трос тянется в размытую жарким смогом даль. Трос гудит, ноздри щекочет запах расплавленного асфальта, поднимающийся из глубины.
Он на крыше знаменитого небоскреба, который видел когда-то в кино.
Как он здесь оказался? Зачем?
«Иди!» — говорят странные голоса.
Рядом много людей, они смотрят на него через видоискатели камер, они попивают пиво, они скучают, они недовольны тем, что Бруно до сих пор стоит и смотрит на гудящий под ветром трос.
Но он просто не может. Он старый, у него лысина на темени, он похож на педрилу Дюка, который прятался в американском посольстве в Москве. У него закончились волшебные «кремлевские таблетки», он ничего не помнит, у него дрожат колени… Что непонятно?
У Тони лицо из черного асфальта, Тони опять недоволен. Он устроил это шоу, он заплатил журналистам и владельцам небоскреба, обо всем договорился. Что теперь о нем подумают?
А какая мне разница? Я человек-ядро, а не сраный паук, который пляшет на паутине!
Туману мне!
Уйдите все, отпустите меня! Туману!
И вдруг — холодные брызги на лице. Очнись, Бруно! Надо работать! Нескончаемый адский грохот, клубится белая взвесь, в которой собственная вытянутая рука кажется рукой призрака.
— Где я? — кричит Бруно и не слышит своего голоса.
Это Ниагара, Бруно. Граница США и Канады. Ниагарский водопад. Триста двадцать метров от края до края. Вот — пушка. Вот — лицензия на выполнение трюка. А вот — маленький храбрый человек, которого прозвали человек-ядро… Понимаешь?
Нет.
— Лезь, Бруно. Твой любимый трюк. Прыгай. Лети. Сгори — или утони!
Те же люди с камерами и пивом, им опять скучно.
Им всегда скучно, он тут при чем?
Тони, если хочешь знать, выложил за этот гребаный аттракцион целое гребаное состояние!
И что?
Завтра вся Сеть будет полна роликами о том, как Бруно Аллегро зассал!
Хрена вам! Бруно Аллегро не зассал! Он просто не в форме! Он едет за туманом! За мечтами, б…дь! И за запахом, б…дь, тайги!!!
Отвалите все! Убью, сволочи!!!
— Тогда, брат, тебе лучше возвращаться на родину. Или работай уборщиком на ранчо, за еду и триста долларов в месяц…
Когда туман наконец рассеялся, Бруно обнаружил себя в Шереметьеве, на скамейке перед терминалом «С». Раннее утро, кучки зевающих бомбил. Смуглая китаянка с огромными термосами на тележке («Кофе, чай, билинщики!») косо посмотрела в его сторону.
Взлетали самолеты. Объявляли посадку на рейс. Уборщик толкал тележку с мусорными пакетами.
Бруно встал, потряс головой. Что-то вспыхнуло в мозгу.
Сел.
Болело решительно все. Стал ощупывать себя, проверил карманы. Денег ни копейки, документов никаких. Только его старый телефон.
Он выставил перед собой ладони, долго смотрел на них, будто хотел прочесть по линиям свое недавнее прошлое. Опустил в ладони гудящую как колокол голову. Но и это не помогло.
— Эй, мужик, какое сегодня число?
— Шестнадцатое…
— А месяц?
— Пошел нах!
Он опять на родине, в Москве, в этом нет сомнений. Но что с ним было? Как он здесь оказался? Может, перелетел через Атлантику в отсеке шасси? И был ли он вообще… там? Или ему все это приснилось?.. Лос-Анджелес, Санта-Круз, раскаленный смог над Нью-Йорком, рев Ниагары?.. А?
Бруно перепугался.
А вдруг ничего не было, вдруг представление «Нано-Театра» недавно закончилось и сейчас ему только предстоит лететь в США? И все начинать сначала? Нет, с него хватит!
Он опять встал и, невзирая на вспышки в голове, быстро пошел прочь от аэропорта. Несколько раз оглянулся, ускорил шаг. В конце концов побежал…
Последняя «закидка»
Шестидесятиметровая толща земли плюс выстроенный над ней город… Миллиарды тонн давят сверху, норовят продавить поверхность до самого центра Земли. Тоннель и «Бухен» для них — крохотный пузырек воздуха, ничтожная, внестатистическая величина. Мгновенное схлопывание — пузырек лопнул, и больше ничего. Чудовищная тяжесть делает смерть невесомой, неслышной. И бесконечной.
Да, это очень важное уточнение. Бесконечной. Леший знал, что на самом деле свод рухнет не сразу. Это будет длиться секунду, две, пять. Во время обрушения идет поиск «слабых звеньев», точек проседания… И это в самом деле точки, а не векторы и не плоскости, вся подземная нерукотворная архитектура держится именно на точках. Оказаться в одной из таких точек — слишком большое везение. Никаких мучений, жизнь сразу перейдет в небытие… Не-ет, ему так не повезет. И Рудину тоже. Они уже часть этой земли, им никаких скидок, придется терпеть. А Ринго может повезти, потому что он красавчик и четвертого уровня не нюхал. Таким обычно везет…
Секунда, две, пять. Последние мгновения при ясном рассудке, полном понимании того, что происходит. Это и есть бесконечность. Боли не будет. Через пять секунд тело под огромным давлением распадется на отдельные клетки, которые займут свои места в тесном пространстве между камней и песчинок… Ни крови, ничего, даже на перегной не будет похоже. Чистый минерал вечности. Но будет ожидание. Оно уже началось, вот сейчас…
Леший тряхнул головой. Проморгался.
Б…дь, что с ним?
Колодец «Бухена» — труба трехметрового диаметра, в полторы сотни метров высотой, по внутренней поверхности старые, проржавевшие скобы. Они внутри, спускаются по этим ненадежным ступенькам. Вроде так. Да, точно, некоторые скобы раскачиваются, того и гляди вырвется… Тогда полетишь, и примитивная страховка не поможет…
Он посмотрел наверх. Луч фонаря выхватил там сероватый бетонный серпик. Под рукой ритмично дребезжала скоба в стене. Даже не дребезжала — громыхала.
— Леший, ты чего там?
Это Рудин. Снизу откуда-то, глубоко. Уже спустился.
— Я в порядке!
— Так чего гремишь тогда?
Чего, чего, подумал Леший. Накрыло. Руки дрожат. Мозги плавятся.
— Проверяю, б…дь, скобы! Чего непонятно?! — проорал он.
Заставил себя продолжить спуск. Бетонный серпик колодца вверху совсем крохотный. «Бухен» почти пройден. Скоро, скоро земля…
Не земля. Ад внизу. Где все они подохнут.
— Заткнись, — сказал Леший сам себе.
— Все, молчу, — ответил Леший сам себе. — Но ты сам все знаешь. Ты опытный диггер. Там что-то происходит. И еще не поздно…
Б…дь!
…Еще не поздно развернуть группу и подняться наверх.
Заткнись!
Нога с размаху ткнулась в твердое. Леший отпустил скобу и отряхнул руки. Рядом включились два «налобника» — Рудин и Ринго. Они сидели, не снимая рюкзаков, привалившись к стене. Ждали его. Два космонавта, блин.
— В следующий раз надо будет лебедку устанавливать, — сказал Леший. — Скобы прогнили. Я одну чуть не вырвал.
Он снял шлем «самоспаса» и высморкался на землю.
— Без лебедки точно навернемся когда-нибудь, — добавил он.
Белая стрелка промелькнула вдоль стены, исчезла в темноте. А на противоположной стене — аж четыре, и двигаются так синхронно, изгиб в изгиб. Змеи? А может, червяки какие-то. Скорее червяки, да.
Но потом Рудин заметил еще более странную штуку: они не сразу исчезают, а будто растворяются в стене. Глюки?
— Не обращай внимания! Некогда всякую х…ню разглядывать! — прикрикнул Леший.
В самом деле, некогда. Они шли очень быстро. А надо еще быстрее.
От тоннеля вбок уходили ветки. Он помнил каждую из них. Вот здесь святилище было. А здесь, перед входом, он ждал Пальца… Но, похоже, все изменилось. Ни одного следа. Неужели тот упырь со «стечкиным» всех своих сородичей порешил?
И вдруг под ногами захрустело. Смачно, отчетливо. Леший посветил вниз и увидел там целый ковер из каких-то мокриц и клопов и прочей нечисти. Они шевелились, блестели хитиновыми панцирями, наползали друг на друга — все было покрыто ими.
Рудин и Ринго уже подпрыгивали, матерились и трясли в воздухе ногами. Видно было, что им очень хочется зависнуть в воздухе, где-то между полом и сводом, но гравитация брала свое, и получалось только — хрясь, хрясь, хрясь…
— Такой х…ни никогда в жизни не видел… — сдавленно просипел Ринго. — Э, мужики… Если я блевану прямо в шлем, там ведь все забьется, да?
— Они в нашу сторону ползут, — отозвался Рудин. — И по стенам тоже…
И по потолку. Всюду. Они выдавливались из всех земляных пор, как фарш из мясорубки, и ползли, ползли в сторону, противоположную той, куда направлялись Леший с группой. Ползли навстречу. И переносить это было очень трудно.
Кто первый побежал, Леший уже не помнил. Кислорода не хватало и на полвздоха, но они, не сговариваясь, рванули, как пожарные к уцелевшему за стеной огня выходу. Ступать обычным шагом по этой дряни было просто невозможно. Сверху, с потолка, словно дождик моросил, они даже не отряхивались. Ринго поскользнулся, упал — брызги! — побежал на четвереньках, пока Леший не схватил его за рюкзак и не помог выпрямиться.
