Леонид Словин - Жалость унижает ментов и бандитов
Победная реляция!
«… Столичная Краснознаменная… — Слагаемые рапортов такого рода были все известны. — Высочайший профессионализм. Всегда стоять на страже интересов… Социалистическая законность… Родные Партия и Правительство…»
Поражение ментов в мгновение обернулось победой.
Несмотря на поздний час из МВД СССР поступали все новые подробности.
Рядом с трупом одного из преступников, некоего Голицына, был изъят пистолет системы Макарова — табельное оружие, принадлежавшее убитому милиционеру отдела милиции Москва-Белорусская, объявленное в розыск…
Информации шли одна за другой.
Генералитет стремительно набирал очки.
«… Полностью возврашены в Государственный банк СССР похищенные у государства деньги в сумме 833.120 руб 55 коп. Готовится подробное спецсообщение…»
Почти одновременно МВД СССР ходатайствовало о представлении к высоким правительственным наградам тех, кто проявил героизм и мужество при защите социалистической собственности от преступного посягательства…
Таких было четверо.
Трое из них были представлены посмертно. Еще один — инкассатор, доставленный с тяжелейшими ранениями в Склиф, вместе с врачами боролся в это время за свою жизнь.
Второй список отличившихся — составленный наскоро — включал в себя живых — тех, кто, по мнению руководства, обеспечил организацию образцового общественного порядка в Москве во время исторического действа. Сюда попала вся основная руководящая обойма, а, кроме того, те, кто сумел во время подсуетиться, с кем расплатились за оказанные ими прежде услуги, и те, кого, наоборот, хотели проавансировать…
В спешке, как водится, упустили водителя-милиционера ППГ и старослужащего, первыми заметивших зеленоватый «Жигуль» с бандитами…
Вокзальные розыскники во главе с Игумновым в него также включены не были — списки готовили в их отсутствии, предполагалось, что и тех и других поорят их непосредственные руководители.
Зато чья-то легко узнаваемая, имеющая власть рука, в последнюю минуту пополнила ходатайство еще тремя особо отличившимися:
«Картузов П.А. — начальник отдела внутренних дел — подполковник милиции;
Саидов С.М. — старший оперуполномоченный — старший лейтенант милиции;
Смердов В.А. — заместитель начальника отделения — подполковник милиции…»
Более подробное спецсообщение в ЦК КПСС тоже не заставило себя ждать, оно оказалось в большей степени взвешенным и отражало расстановку соперничавших групп.
Из первоначального текста, в частности, было изъято упоминание об объявленном в розыск пистолете «макарова»…
Генерал Скубилин, бывший благодаря замминистру Жернакову в курсе всего происходившего, первым оценил цену сделанной купюры:
«Кто-то выручает транспортного прокурора!..»
Догадаться об этом не составляло сложности.
То, что бандиты использовали пистолет убитого милиционера бросало тень на качество прокурорского расследования. Если бы следствие проведено было объективно и полно, Голицын и Волоков не оказались бы на свободе, не могли бы совершить то, что они совершили. Невиновный не был бы приговорен к высшей мере…
Вместо прокурора, вину за это теперь должен был взять на себя кто-то другой.
Увы! Этим «кто-то» запросто мог стать он, генерал Скубилин.
«Слабый контроль за деятельностью начальника уголовного розыска Москвы-Белорусской…» — Того, скорее всего, теперь ждали арест и суд. Но об этом Скубилин сейчас не думал.
«Защищают транспортного прокурора!»
Это был о дурным знаком и для него и для его комитетского партнера, для Козлова.
МЕНТЫ. ИГУМНОВ.Игумнова с его замом подбросила на вокзал одна из патрульных машин, следовавших с пустыря с оставленным преступниками «жигулем», деньгами и оружием.
Еще по дороге по рации прослушали ориентировку, в которой перечислялись все участники бандитского нападения на инкассаторов.
— «Субанеев Виталий Александрович… — Далее следовал год рождения, адрес, приметы. — Голицын… Волоков Юрий…» — И снова полные установочные данные.
Преступников уже разыскивали.
Совершенно непонятно было, как Московский Главк успел так быстро развернуться. Между тем личности убитых еще не были установлены.
— МУР есть МУР! — водитель, который их вез, обернулся, подмигнул транспортниками. — Не железка…
До вокзала доехали без происшествий.
Мероприятия проводов делегатов съезда тут еще продолжались.
Где-то на входных стрелках уже постукивал очередной состав. Гремела музыка.
Вокзал был полон празднично одетыми делегатами, милицией и приданными силами. Ни на минуту не умолкало радио.
У выхода из кассы сборов все еще стояла цепочка в штатском, туда никого не пускали.
Под неумолкающие торжественные марши следственная группа все еще описывала место происшествия — окровавленные трупы, расстрелянную инкассаторскую машину.
Продолжали сновать со своими «рафиками» кубинцы — «вокзал гостиница — вокзал» — доставляли на перрон вещи делегатов. Оперативники выгружали чемоданы, коробки, ящики у разметок вагонов на платформе. Потом им еще предстояло разместить их по купе…
В дежурке Игумнова ждали самые последние новости.
С Башиловки звонил Качан. Вместе с младшим инспектором, с Карпецом, они задержали единственного оставшегося в живых участника нападения на инкассаторов.
Волок смог уйти с пустыря. Он подъехал к дому на такси, но идти внутрь не рискнул — наблюдал за подъездом от винного магазина. Рядом стоял алкаш, с которым Качан недавно познакомился.
Волока опознал все тот же удачливый Карпец.
Волок выглядел потерянным. Он не оказал сопротивления. Оружия при нем не оказалось. Не слова не говоря, он последовал с оперативниками к их машине…
Дежурный между двумя телефонными звонками разъяснил ситуацию:
— Сейчас Волокова привезут.
В дежурную часть беспрерывно звонили. Начальство требовало объяснений, докладов. По рации из электричек отчитывались постовые, патрули…
— И так всю дорогу! — Дежурный кивнул на коммутатор оперативной связи. — Я передам, что Волоков задержан, когда сам закрою за ним замок. А пока воздержусь.
— Бог с ним, с Волоком… — Игумнова заботила судьба Бакланова. Надя звонила? Как он?
Надежда сопровождала раненного. Ее увезла «скорая».
— Вон телефонограмма. Прочти…
Игумнов прочитал:
«… Слепое огнестрельное пулевое ранение живота, проникающее в брюшную полость, опасное для жизнии…»
На несколько минут звонки неожиданно прекратились. Дежурный на короткое время перестал дергаться.
— Надя осталась в больнице, — дежурный полез за сигаретой. — Сейчас туда должна прибыть его жена, она была за городом. Ей только сообщили…
— Начальство поехало?
— К нему? Нет.
— А что Картузов?
— Он сказал: «Должны выехать из Госавтоинспекции. Бакланов же их сотрудник!»
— Ездил-то он с нами! В нашей опергруппе! — Игумнов выругался. — А что Никола?
— Я звонил. Был на операционном столе…
— А прогноз?
— При таких повреждениях все вероятно.
— С хирургом говорил?
— Руки не дошли, Игумнов! — Дежурный прикурил от зажигалки. — Столько крови за вечер! Кузанкову в упор расстреляли. Только сейчас ее родителей отправил. У них одна дочь, мать еле ходит. Как ей было сообщать… Представляешь?! — Он подозрительно надолго затянул паузу. Перемогал внутренний плач. — А тут инкассаторы, Бакланов… Еще Никола!..
— Я сейчас еду к нему!
— Тут, кстати, неприятный звонок насчет тебя…
— Инспекция? Я уже привык…
— Авгуров! Разговаривал с Картузовым. Я случайно узнал. Спрашивал, есть ли в отделении розыска помощник по кличке «Анчиполовский». Его подозревают в нанесении ножевого ранения…
— Так… — На Николу это было похоже…
— Картузов сказал, что спросит тебя.
— Ясно.
«Повидимому, раскрыли телефон умершего тестя. А там и вышли на меня. Это уже Авгуров… Ментам бы не дали…»
Итак, под Николу копали.
Нити тянулись все туда же — в 33-ье отделение к заместителю по оперативной работе Смердову…
— Как он назвал помощника? «Анчиполовский»?
— Да. Картузов сказал, что впервые слышит.
«Зтот действительно не слышал…» — Игумнов не раскрывал перед ним детали. Теперь это пригодилось.
— Все?
— Не все! — Дежурному предстояло сообщить ему, пожалуй, самое неприятное. Он все откладывал это на конец разговора.
— Давай! Что там?
— Твою жену оставили в клинике. Срочно госпитализировали. Какие-то безотлагательные дела…
— Черт!
Он напрочь забыл о ней! О себе! Обо всем! Жил чужой жизнью инкассацией, делегатами, дурацкой бутафорией партийного карнавала — лапшей навешанной на уши. А самый близкий человек…
