Лорел Гамильтон - Торговля кожей
— Тогда какого фига ты нас сюда притащил? — прошипел Эдуард.
— Так было ближе, к тому же вы можете сказать, что находитесь здесь для того, чтобы допросить коллег Паолы Чу; главное, чтобы Анита вошла в здание на своих двоих, по возможности.
— Идти можешь? — спросил меня Эдуард.
— Далеко?
— Десять метров, — ответил он.
Вот так просто, он без труда рассчитал расстояние до двери. Я ни в жизни не смогла бы так развить свой глазомер.
— Дайте мне облокотиться на чью-нибудь руку и прикинуться кисейной барышней, и я справлюсь.
Я села и кожаный пиджак свалился на пол. Олаф перегнулся через сиденье и поднял его, Эдуард подал мне руку, позволяя самой выбраться из машины.
Олаф протянул ко мне руку и помог мне натянуть футболку поверх ран. Красная кровь на фоне синей ткани смотрелась фиолетовыми пятнами. Мы заправили края футболки в джинсы, чтобы продольный разрез на ней был не так заметен.
Я встала на ноги, пусть и хваталась за руку Эдуарда так крепко, как никогда ни за кого не цеплялась. Мне даже стоять было больно, я почувствовала, как струйка крови побежала вниз по моему животу. Плохо, раз мне так больно даже стоять, то идти будет еще больнее. Гадство!
Эдуард рассовал часть моего арсенала по карманам, которых на нем было полно, но немалая часть моего оружия, а также мой жилет все еще валялись на полу.
— Оружие, — потребовала я немного сдавленным голосом.
— Забудь, — сказал Виктор.
— Нет, — запротестовала я.
Олаф, не говоря ни слова, начал собирать с пола мой арсенал, рассовывая, что мог, за пояс своих брюк. Эдуард уже прихватил мой рюкзак. Олаф подобрал кожаный пиджак:
— Это чтобы спрятать руки, — пояснил он.
Я поняла, что его руки покрыты моей кровью. Не то чтобы я не заметила этого раньше, но от вида моей крови на его руках, при том, что я все еще сохраняла вертикальное положение, я ощутила царящий кругом зной пустыни намного острее.
— Внутрь, — прошептала я, — давайте скорее войдем внутрь.
Эдуард без лишних вопросов повернул меня в сторону здания. Когда я повернулась, что-то непривычно натянулось в животе. Мой желудок угрожающе сжался. Лишь бы меня не стошнило с такими ранами на животе. Это будет чертовски больно. Я мелкими глотками вдыхала горячий, словно застывший воздух и концентрировалась на каждом шаге. Я фокусировалась на том, чтобы каждый шаг казался максимально естественным, на случай, если нас снимали, а также на том, чтобы двигаться не слишком быстро, иначе я еще больше потревожу раны. Это была одна из самых осторожных прогулок, которые я могу припомнить. Я настолько сосредоточилась на ходьбе, что не замечала здание, пока Викор не придержал для нас двери.
Тут я посмотрела наверх, разглядев вывеску «Трикси», на которой светилась неоновыми огнями полуобнаженная женщина, сидящая в огромном бокале для мартини. Вывески было уже достаточно, но хозяева заведения сочли необходимым дополнить ее неоновой надписью в витрине возле входа, без обиняков гласящей: «Девочки, девочки, девочки— голые всегда».
Я смерила Виктора недовольным взглядом, медленно проходя мимо. Он прошептал:
— Доктор уже ждет внутри, к тому же здесь работает Паола Чу. Ты сможешь найти здесь какую-нибудь зацепку, которая позволит тебе держать ее в участке и дальше, не выдавая твой секрет.
С его логикой было не поспорить, да и воздух внутри был прохладнее. В данный момент, меня не слишком беспокоило, где мы находимся, лишь бы прилечь где-нибудь, где есть кондиционер. Я подавила очередной приступ тошноты и позволила Эдуарду ввести меня в прохладный полумрак «Трикси»-голые-всегда. Что ж, в аду по крайней мере, было прохладно.
Глава 49
Музыка была громкой, но не такой уж режущей слух, как в некоторых клубах. Мелодия звучало устало, хотя, возможно, дело было во мне. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я разглядела маленькие столики, расставленные тут и там по неожиданно большому помещению. Тут была главная сцена и платформы поменьше в виде столов, окруженных сиденьями для зрителей. Было около семи часов вечера, так что мужчины уже заняли свои места в тусклом помещении. На платформах в виде столов ползали женщины — голые, как и было обещано на вывеске. Я отвела глаза в сторону, поскольку есть такие вещи, которые полагается видеть только гинекологу или любовнику.
Главная сцена была огромна и пуста. От нее отходил небольшой помост, а сама она была окружена сиденьями для зрителей. Я ни разу ни в одном стрипклубе не видела ничего, напоминающего эту сцену, за исключением допотопных кинофильмов.
Виктор вел нас между столиками, и мы следовали за ним, ведь если бы меня несли на руках перед толпой посетителей, это шло бы вразрез с нашей легендой.
Эдуард не пытался как-то приободрить меня, он просто держал свою руку крепко согнутой в локте, чтобы я могла цепляться за него двумя руками, и продолжал медленно идти вперед. Олаф и Бернардо по-прежнему держались позади. Виктор оказался возле небольшой двери подле главной сцены задолго о того, как до нее добралась я. Острая боль перешла в ноющую, вызывая головокружение. У меня перед глазами начали расплываться круги, что было фигово. Сколько же крови я потеряла, и сколько все еще продолжаю терять?
Мир для меня сузился до тех усилий, которые я прилагала, чтобы передвигать ноги. Боль в животе стала отдаленной, в то время как мои глаза заволокло туманными пятнами, светлыми и темными. Я мертвой хваткой вцепилась в руку Эдуарда, предоставив ему заботиться том, чтобы мы ни на кого не налетели.
До меня донесся голос Эдуарда:
— Все, Анита. Можешь остановиться.
Ему пришлось ухватить меня за плечо, чтобы заставить взглянуть на него. Я стояла, уставившись на него, глядя ему в лицо, не понимая, отчего окружающие краски вдруг стали ярче.
Чья-то рука легла мне на лоб:
— Ее кожа на ощупь холодная, — раздался голос Олафа.
Эдуард взял меня на руки, отчего меня моментально скрутила боль столь острая, что я вскрикнула, а мир расплылся на яркие полосы. Я сосредоточилась на том, чтобы подавить приступ тошноты, и это помогло мне справиться с болью. Тут мы оказались в каком-то тусклом помещении, хотя тут было и не так темно, как в клубе. Меня уложили на стол под свет ламп. Подо мной оказалась простыня, под которой отчетливо угадывалась пластиковая поверхность стола.
Кто-то прикоснулся к моей левой руке. Я разглядела незнакомца, моментально напрягаясь:
— Эдуард! — позвала я.
— Я здесь, — отозвался он, встав в изголовье импровизированной кушетки.
— Это наш врач. Он самый настоящий врач, он спас многих моих людей. Доктор настоящий профи в том, что касается накладывания швов на раны, это позволяет нам избежать шрамов, — пояснил Виктор.
— Сейчас будет слегка больно, — предупредил врач.
Он воткнул в мою руку иглу капельницы, из которой в меня начал поступать раствор. Я была в состоянии шока. Мне удалось разглядеть лишь темные волосы и темную кожу доктора, еще я успела заметить, что у него были более выраженные этнические черты по сравнению со мной или Бернардо. В остальном он казался мне размытым пятном.
— Как много крови она потеряла? — спросил врач.
— В машине, казалось, не очень-то много, — ответил Эдуард.
Я уловила какое-то движение и попыталась проследить за ним взглядом, но Эдуард удержал мою голову, положив ладони по обе стороны моего лица.
— Смотри на меня, Анита, — потребовал он. Так обычно родители закрывают ребенку глаза, чтобы он не видел большого злобного доктора.
— Е-мое, — испугалась я. — Плохо дело.
Эдуард улыбнулся:
— А что такое? Я недостаточно хорош? Могу позвать Бернардо, чтобы ты могла любоваться им. Он посимпатичнее будет.
— Ты дразнишь меня, пытаясь отвлечь мое внимание. Черт, что происходит? — раскусила его я.
— Врач не хочет давать тебе наркоз, учитывая твою кровопотерю и шоковое состояние. Будь мы в клинике с необходимым оборудованием, он бы попробовал дать тебе обезболивающее, но за неимением этого, доктор не хочет лишний раз рисковать.
Я тяжело сглотнула, и на этот раз виной тому была не тошнота, а страх.
— Там же четыре царапины! — поделилась я своими подозрениями.
— Ну да.
Я закрыла глаза и попыталась выровнять пульс, подавив непреодолимое желание спрыгнуть со стола и удрать.
— Не хочется мне этого делать, — пожаловалась я.
— Да знаю я, — отозвался Эдуард, все еще охватывая руками мою голову, не пытаясь ее удерживать, а просто вынуждая меня смотреть на него.
Откуда-то справа раздался голос Олафа:
— Анита залечивала раны и похуже. В Сент-Луисе им не пришлось накладывать швы.
— Лишь потому, что ее раны заживали слишком быстро, и это не было необходимым, — возразил Эдуард.
— А почему она сейчас так не может? — не отставал Олаф.
