Лиза Марклунд - Пожизненный срок
— Значит, ты по-прежнему в фаворе?
Ему снова показалось, что София разочарована.
Он посмотрел на нее:
— Должен сказать, что я теперь не буду работать с Пером Крамне. Но эту потерю я счастливо переживу.
Она снова принялась рыться в шкафу.
— Ты не видел мой новый лифчик? С шелковыми чашечками, французский?
Томас лишь еще раз вздохнул в ответ.
Анника вошла в кабинет старшего полицейского инспектора К., ощущая пульсирующую боль в пальце. Она занесла в рану инфекцию, и медсестра назначила ей антибиотики. Щепка сильно поранила ей лицо, и теперь щека была прикрыта внушительного размера пластырем.
Она села и посмотрела К. в глаза. Сегодня на нем была вполне нормальная, хотя и застиранная рубашка. Вероятно, когда-то она была желтой.
Полицейский кивком указал на ее руку:
— Что у тебя с пальцем?
Она холодно взглянула на К.:
— Какие-то костоломы решили, что я слишком глубоко копаю.
— Ты сообщила об этом?
Она покачала головой.
— Как ты думаешь, кто это сделал? — спросил К.
— Желающих может быть много. От тяжеловесов Ивонны Нордин или Филиппа Андерссона до Кристера Бюре…
Комиссар вздохнул.
— За каким чертом ты потащилась назад в Любакку?
Анника зло прищурилась:
— Это формальный допрос? Ты позвал меня сюда для этого? В таком случае я требую соблюдения правил и письменного протокола, который я в конце подпишу.
Он раздраженно вздохнул, встал, обошел стол, плотно закрыл дверь кабинета, а потом подошел к окну и встал спиной к Аннике, сложив руки на груди.
— Нельзя же, в конце концов, просто взять и поехать в гости к человеку, подозреваемому в убийстве. Когда ты это поймешь?
Она посмотрела на него.
— Начинаю думать, что тебе не вполне безразлична моя жизнь, — сказала она.
— Мне вообще небезразличны репортеры вечерних газет, — сказал он. — Во всяком случае, некоторые из них…
В голосе его прозвучала горечь. Потом он повернулся и прошел к столу.
— Юлию еще не освободили? — спросила Анника.
— Судебное заседание состоялось сегодня в два часа ночи, — сказал К., садясь на стул. — Сейчас она вместе с Александром в семейном санатории. Они пробудут там какое-то время.
— Будет ли новый суд?
— Да, прокурор и адвокат уже подали апелляции в апелляционный суд, и во время его заседаний Юлия будет официально объявлена невиновной. Тогда со всеми юридическими проблемами этого дела будет покончено.
— Как себя чувствует мальчик?
— Он сейчас проходит медицинское обследование, но очевидно, что все жизненные функции четырехлетнего ребенка у него сохранились — он ходит, разговаривает, обслуживает себя, сам ходит в туалет и все такое. Вероятно, ты разбираешься в этом намного лучше меня…
Анника кивнула. Тепло ребенка до сих пор продолжало согревать ей грудь. То длительное ночное ожидание не разволновало, а успокоило ее.
Женщина из стокгольмской социальной службы приехала за ребенком сразу после полуночи. Александр плакал, не хотел расставаться с Анникой, но она пообещала навестить его и привезти полюбившиеся ему конфеты.
— Не знаю, что происходит с маленькими детьми, когда им приходится пережить такой ужас, — вздохнула Анника. — Вырастет ли он здоровым?
— Знаешь, я хочу задать тебе пару вопросов, — сказал К., — но нет никакого смысла оформлять это как формальный допрос. Никто не станет предъявлять обвинение Ивонне Нордин в связи с убийством Давида или похищением Александра, поэтому пусть это будет неформальной беседой. Она в тебя стреляла?
Анника с трудом сглотнула и кивнула:
— Четыре раза. Она умерла?
— Один из наших снайперов попал ей в грудь. Конечно, будет служебное расследование, но не думаю, что его привлекут к ответственности. Ситуация была сложная: темнота, лес. Все это ухудшило видимость и затруднило оценку положения. Кроме того, она целенаправленно стреляла в полицейских, что, впрочем, делала и раньше.
Анника посмотрела в окно.
— Она сложила в машину чемоданы. Куда она собиралась уехать?
— В Мексику, — ответил К. — В машине мы нашли билеты из Гардемуэна в Осло до Мехико, через Мадрид. У нее был фальшивый паспорт, в который Александр был вписан как девочка по имени Майя.
— Так она действительно хотела лесом доехать до Норвегии?
— У нее оставался только этот путь.
К. щелкнул клавишей, открыв в компьютере какой-то файл. Анника пощупала повязку на пальце.
— Ты думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что произошло на самом деле? — спросила она. — С Давидом или с убитыми на Санкт-Паульсгатан?
— Так как Ивонна умерла, Филипп Андерссон решил заговорить, — сообщил К. — Сегодня звонил его адвокат и сказал, что его подзащитный подает апелляцию в Верховный суд.
— Ты думаешь, у него есть шанс?
— В квартире на Санкт-Паульсгатан были обнаружены отпечатки пальцев, которые раньше так и не удалось идентифицировать. Теперь мы знаем, что их оставила Ивонна. Но надо найти и другие улики ее участия в убийстве. Надо найти орудие преступления, следы ДНК жертв в ее машине и так далее. Но все решится, когда запоет Филипп Андерссон. Он утверждает, что это Ивонна его подставила, что это она позвонила в полицию и сдала в химчистку его брюки.
Анника смотрела на К., изо всех сил стараясь вникнуть в то, что он говорил.
— Вы, однако, не теряете время, — сказала она. — Вы уже допросили Филиппа Андерссона?
— Оказывается, он знает больше, чем мы думали. Между всеми этими людьми есть связь, о которой мы не имели ни малейшего представления.
— Они совместно владели компанией, — сказала Анника. — Какой-то инвестиционной фирмой.
— Да, — кивнул К. — Это так, но их отношения были еще ближе. Филипп Андерссон и Ивонна Нордин были братом и сестрой, точнее, сводными братом и сестрой.
Анника удивленно моргнула.
— Ты шутишь?
— Почему? У большинства людей есть братья и сестры.
— Да, я знала, что у Филиппа Андерссона есть сестра, но не знала, что это Ивонна Нордин. Она раз в месяц навещала его в Кюмле.
— Вот здесь ты ошибаешься, — сказал К. — Ивонна Нордин, или Андерссон, как она звалась до замужества, не очень-то ладила со своим братом. Ну не станешь же ты сажать на всю жизнь в тюрьму человека, в котором души не чаешь.
— Его сестра регулярно его навещала. Мне сказали об этом, когда я там была.
— Что ты имеешь в виду под словом «там»? Ты что, успела побывать и в Кюмле?
Она поерзала на стуле и постаралась уклониться от ответа:
— За что же она на него злилась?
— Это нам еще предстоит выяснить. Но она точно не навещала его в Кюмле. В этом я могу тебя уверить.
Наверное, у него есть еще одна сестра. Когда ты там была?
— В начале недели. Но что тогда можно сказать об отношениях Ивонны с Давидом Линдхольмом? У них была связь?
— Да, несколько лет. Они вместе занимались бизнесом и планировали пожениться, как только заработают достаточно денег. Так, по крайней мере, думала Ивонна.
— Она действительно сделала аборт, причинивший ей душевную травму, от которой она так и не оправилась?
— Давид обещал ей, что они родят другого ребенка, как только он разведется с Юлией.
Анника помолчала.
— Откуда Филипп все это знает, если они не ладили с Ивонной?
К. не ответил.
— И откуда вы знаете, что Ивонна тронулась умом после аборта?
Прежде чем ответить, К. несколько раз качнулся на стуле.
— Наши коллеги из Эребро нашли в доме вещи, которые указывают на это.
— Что, например? Детскую одежду?
— Они нашли комнату.
— Комнату?
— На двери была прибита табличка: «Комната Майи». В этой комнате все было розовым — мебель, обивка, игрушки, одежда. Все это было новенькое, с неснятыми ценниками. У нас не было времени осмотреть все, но там есть письма и дневники, а также подарки — игрушки, которые она дарила мертвому ребенку.
— Это был не ребенок, — напомнила Анника, — это был эмбрион, не способный к самостоятельной жизни. Ее безумие вызвано не потерей плода, а предательством и обманом.
Она на мгновение погрузилась в собственные мысли.
— Правда, надо думать, она была нездорова и до этого, если смогла отрубить руки троим.
— Если, конечно, это сделала она, — с сомнением сказал К.
Они снова замолчали. Анника явственно видела перед собой эту женщину, ее невыразительные черты, печальные глаза.
— Что она сказала, когда ты в первый раз обратилась к ней, спрашивая дорогу? — спросил комиссар.
Анника посмотрела в окно. На улице снова начался снегопад.
— Она сказала, что живет в этом доме уже год, что ее муж умер в канун прошлого Рождества, что у нее собственная компания. Все было правдой, все казалось таким… нормальным. Даже, пожалуй, приятным.
