Виктор Меньшов - Золотой мальчик
— А кто расстрелял засаду у кладбища?
— Это особый случай. Немочь клянётся, что не знает. Это третья группа, но кто в неё входит ему неизвестно. Численность группы — тоже. Сами они, завладев деньгами, передали их через полчаса возле метро «Электрозаводская», как им велели по рации, бандиту по кличке Калина, который руководил всей операцией в Москве, скорее всего, это его резервная группа расстреляла засаду на кладбище. Немочь сказал, что у него сложилось впечатление, что Калина сам лично знает заказчика.
— А почему Немочь и его ребята до сих пор болтались в Москве? Это же противоречит всем правилам.
— Естественно, но тут дело вот в чём. Получив деньги, Калина приказал им не сматываться срочно домой, как положено в таких случаях, а явиться следующим вечером в условное место. Немочь, узнав на следующий день о расстреле кемеровских братков на кладбище засомневался, поехал посмотреть на место, где Калина назначил им вечером встречу. Это оказался одиноко стоящий дом в районе метро «Измайловская», возле самого лесопарка.
Ребята Немочи — калачи тёртые, сразу сообразили, что их хотят тут и зарыть, значит, решено, что свидетелей в этом деле не будет. Им явно не понравился такой ход событий, и они на встречу не явились. Но поскольку денег у них не было, а Калина обещал заплатить только при встрече, к которой они теперь, по понятным причинам, не стремились, пришлось им брать пункт обмена валюты. При этом эти сволочи убили троих: двух охранников и кассира, но деньги взяли неплохие. И тут они запсиховали. Ехать-то было некуда. Домой они ехать просто боялись, понимали, что их там может ждать, и ничего лучшего не придумали, чтобы для принятия решения отправиться в ночной клуб, где и вступили в роковую для себя ссору с измайловскими. Ну, остальное вы знаете.
— Значит, они отрабатывают должок киллеру? И тогда действительно на след заказчика нас могут вывести записи покойного Грека.
— На это надеяться особо не стоит. Работы с этими бумагами — край непочатый, да и есть ли там тот, кого мы ищем, это ещё вопрос.
— Согласен, Константин Валентинович, — вздохнул Капранов. — Вопросов пока остаётся всё равно больше, чем ответов, и количество их увеличивается. Но самый главный вопрос — это где мальчик и как ему помочь.
— Тут вообще, увы, пока полный ноль, — развёл руками полковник. Проверяется вся Москва, все чердаки и подвалы, все места проживания бомжей, но сейчас этого добра по Москве столько, что трудно надеяться на быстрый результат. К тому же, скорее всего, бандит убил мальчика, а сам ушёл из Москвы.
— Здесь, полковник, я с тобой не согласен, — неожиданно горячо возразил Капранов. — Пока всё говорило за то, что Соколик не врёт, и что он, возможно, действительно бывший офицер спецназа. И к бандитам он попал наверное по стечению каких-то обстоятельств, и мальчика он пока что только спасал. Нет, полковник, никак не верится мне в плохое. Сердцем чувствую, что мальчик жив.
— Ну, это только в том случае, если твой Соколик совсем сумасшедший. Он, скорее всего, вырвался из Москвы и залёг где-то в такую берлогу, что мы о нём, если он не отморозок полный и не продолжит свои подвиги на этой ниве, не услышим больше никогда. А то, что он бывший офицер спецназа — это он не соврал, но он и бывший наёмник. И среди наших разные люди попадаются. Мало, но есть случаи, когда свою выучку в дурных целях используют. В семье не без урода, увы.
— Ладно, Константин Валентинович, я очень хотел бы, чтобы ты ошибался, но действительно всякое бывает, и всё же я надеюсь, что мальчик жив.
— Если он и жив, то за ним идёт самая настоящая охота. Он действительно — золотой мальчик. По нашим оперативным данным третья группа кемеровских бандитов, возглавляемая Калиной, до сих пор Москву не покинула. Но вот что странно: в первые дни пребывания в Москве они особо не скрывались, но после перестрелки на кладбище — как сквозь землю провалились. Никто ничего не знает. Задействовали наших осведомителей в бандитских кругах — полное неведение. Были и нет. Но из Москвы не уезжали, значит где-то притаились, значит не всё сделали, что должны были. Не исключено, что в их задачу входит уничтожение мальчика.
— Но для чего? — удивился я. — И вообще, по вашим рассказам получается так, что заказать убийство своей жены мог только Денис Кораблёв.
— Это почему ты так решил? — с интересом повернулся ко мне Капранов.
— Константин Валентинович рассказал про завещание и получается так, что никому из родственников было бы не под силу уничтожить всю свою родню, поэтому для них все эти убийства — полная бессмыслица. А для Дениса Кораблёва — возможность получить страховку и за жену и за сына.
— Любопытно, — быстро глянул в сторону Капранова полковник. — А почему тогда сразу не убили и жену и сына Дениса Кораблёва? Зачем захватывали мальчика?
— Наверное, чтобы получить дополнительные деньги. Тем более, что Денис Кораблёв, и только он, знал о существовании фонда в банке на подобные случаи. Надо проверить финансовое положение Дениса Кораблёва. Возможно, что его толкнули на это обстоятельства.
— И ты допускаешь, что Денис Кораблёв мог пойти на такое страшное преступление? — смотрел на меня уже совсем без улыбки Михаил Андреевич.
— Я высказываю версию, — неуверенно произнёс я. — Я всё же не профессионал, могу и ошибаться.
— В нашей с тобой профессии ошибаться надо очень осторожно. Если сапёр расплачивается за ошибки своей собственной жизнью, то за наши ошибки ни в чём не повинные люди могут расплачиваться переломанными судьбами, ты это понимаешь? — Капранов уставился на меня в упор, словно просверлить хотел взглядом.
— Я понимаю, — согласился я. — И я не предлагаю идти и хватать Дениса Кораблёва, я просто предлагаю проверить мою версию и поискать аргументы против неё.
— А что, правильный подход. Ты, Михаил Андреевич, пожалуй, не ошибся с помощником. Из него толковый сыскарь выйдет, — поддержал меня Михайлов.
— Ну, это мы ещё будем поглядеть, — остудил его Капранов, но было видно, что ему приятна похвала полковника в мой адрес так, словно это его похвалили.
— Ладно, хватит о делах — давайте просто потолкуем о том, о сём, у нас ещё и выпить и закусить есть что, и есть чем, и есть о чём, — предложил полковник.
Ни я, ни Капранов не стали с ним спорить, и мы действительно больше не говорили ни о бандитах, ни о поисках мальчика, отложив всё это до завтра, до утра.
У меня самого словно камень с плеч свалился, я даже махнул немного лишнего и захмелел. Но и мои старшие друзья, хотя и были крепкими, как дубы, но всё же количество выпитого и на них сказалось. Разговор за столом, хотя и сидели за ним всего трое, стал напоминать трескотню сорок, которые говорят каждая сама по себе, нимало не обращая внимания на то, о чём трещат другие.
— Всё хорошо у тебя, Михаил Андреевич, — сказал полковник, — и выпить, и закусить вволю, а вот чего-то не хватает для полного веселья.
— Чего например, Константин Валентинович? — даже обеспокоился Капранов, — Мне казалось, что я для дорогих гостей всё приготовил в лучшем виде и изобилии.
— Да разве же только выпить и закусить для веселья требуется? — хитро посмотрел на него полковник.
— А чего же ещё? — как-то подрастерялся Михаил Андреевич. — Я так старался, кажется, всё предусмотрел, что только можно.
— Ну что же ты такой недогадливый, а ещё частным сыском заниматься надумал! Музыки не хватает за столом. Что же это за застолье без музыки? Это вовсе даже и не застолье, а так, пьянка, можно даже сказать, бытовое разложение.
— Сейчас, Константин Валентинович, мы чего-нибудь включим, растерянно завертел головой Капранов.
Головой он вертел совершенно напрасно, включить, на предмет музыки, у него было абсолютно нечего, так что он несколько погорячился с обещанием.
— Да не суетись ты, не суетись. Не нужна нам твоя музыка из ящика. Мы что — сами спеть не можем? Ты как, Артур, поможешь нам, поддержишь?
— Конечно! — попытался я принять вертикальное положение.
— А чего споём-то? — осторожно поинтересовался Капранов. — Я насчёт песен не того, я слова плохо знаю. А если новые, то и вовсе ничего не знаю.
— Ну, новые и по телевизору поют, новые Артур в другом исполнении послушает. А мы что-нибудь из старенького споём.
— Ты давай, Константин Валентинович, а уж я поддержу как могу, хотя давненько я не пел песен.
— Что же спеть-то? Теперь это так редко случается, что сразу и песен не вспомнишь. Вот ведь как бывает, сам затеял, и сам сразу не соображу. Вроде и песен много, а вот так, чтобы спеть хотелось, так почти и нечего. Разве что моего бати любимую?
И он запел, подперев голову кулаком и глядя в сторону, мимо нас, словно видел там кого-то, кого не видели мы. Начал он тихо:
Солнце скрылось за рекою,
затуманились речные перекаты,
И глянул на Капранова, тот поспешно кивнул головой и подтянул неожиданно красивым сильным баритоном:
