Фридрих Незнанский - Ошибка президента
– Селедкина?
– Да нет, это мой отец его так звал. Они с отцом дружили и друг друга по отчеству звали. Отца – Петрович, а того – Поликарпыч. А «поли» – значит «много», вот отец и привязался: и за глаза, и в глаза – как только ни звал, то Многорыбин, то Полураков, а чаще всего – Селедкин: тот на закуску всегда копченую селедку брал… Петр Поликарпова Бобрецов. Он в шестнадцатом опером был. Жив ли?.. Борис Иваныч, позвоните в шестнадцатое.
Начальник уже набирал номер:
– Виктор? Угадал. Ну, как там у вас? Да нет, патрульно-постовая на этот раз ни при чем, в «Калининграде» спокойно. Ты такого Петра Поликарпыча не застал? Ну да!.. Иди ты!.. Ну хорошо, сейчас не до анекдотов. Тут у меня Турецкий из Горпрокуратуры; он к тебе за рекомендациями подъедет. Ну, ладно, бывай! – Положив трубку, он обратился к Турецкому: – Александр Борисыч, судя по всему, это как раз тот, кто вам нужен. Но, должен вам доложить, мужик, судя по всему, непростой… Счастливо. Желаю успеха! – И протянул руку. Потом набрал номер по внутреннему: – Прохорчук! Подкиньте товарища из Горпрокуратуры до шестнадцатого. На Плотине тормознитесь, места покажете.
Глава девятая МСТЕРА
1
Князев, конечно, не деревня, но выяснить, есть ли родственники у престарелой учительницы русского языка, учившей чуть ли не полгорода, и где именно они проживают – задача не ахти какая трудная. Даже если спрашивает не местный, а какой-то никому не известный городской бородач, оказавшийся то ли дальним родственником, то ли представителем Института усовершенствования учителей, которое хочет наградить Валентину Андреевну как опытнейшего педагога.
Впоследствии многие соседи, жившие по улице Алексея Фатьянова, в один голос подтвердили, что ходил тут один такой, Лицисыну разыскивал. Ему посоветовали пойти в школу, и «Хемингуэй» появился даже там, видимо уже плюнув на всякую конспирацию.
В школе после уроков кроме нянечки (она же сторожиха и дворничиха) оставалась одна только завуч, незамужняя женщина средних лет, которая часто засиживалась в учительской допоздна – торопиться ей было некуда.
Бородач вежливо осведомился, не может ли она подсказать ему, как найти Валентину Андреевну Лисицыну? – подняла брови завуч. – Она, наверно,
дома. Взяла сегодня больничный. С самого первого урока ушла.
– Больничный? – эхом отозвался «Хемингуэй».
– Да, представьте себе. Значит, что-то серьезное. Мы знаем Валентину Андреевну как очень ответственного человека, она просто так брать бюллетень не станет. Не то что молодежь из педучилища, – завучиха вздохнула. – Старой закалки педагог.
– И что с ней? – Бородачу даже не пришлось разыгрывать беспокойство – эта болезнь учителки ему очень не нравилась.
– Не знаю, но я с ней разговаривала утром. На ней лица не было. – Завуч встала и повернулась к классным журналам, аккуратно расставленным на полке.– Сейчас я посмотрю ее расписание на неделю…
Она еще что-то говорила, но, когда повернулась к посетителю, того уже не было.
2
Младший сержант Прохорчук явно был доволен новой западной машиной и управлял ею с некоторым шиком. Слух, что у шефа «знаменитый Турецкий», уже полчаса будоражил дежурку. Поэтому просьбу «показать места» Прохорчук воспринял творчески, и «экскурсию» начал задолго до Плотины:
– Музей коневодства. Две лошадки бронзовые стояли при входе. В натуральную величину. Стибрили. Цветной металл – сами понимаете, дефицит.
– Нашли?
– Куда там! Зато вот здесь отыгрались: памятник Турскому спасли. Тоже бронза. Видите, – тормознул Прохорчук на повороте, – во-он, за деревьями. Статуй у нас полно – не уследишь. У нас здесь образовали Университет имени Белогорячкина.
– Кого-кого? – с изумлением переспросил Турецкий.
– Ученый такой был: Белогорячкин, цветовод, что ли. Здесь много ученых жило, каждому памятник. Тимирязев. Вильямс. Докучаев. Короче – один аспирант этого университета из Эстонии хотел Турского, э-э-э, подтибрить. И к себе на историческую родину. Спасли. Национальное достояние все-таки: цветной металл. А вот здесь, в манеже, Наполеон жил, то есть не сам, а маршал какой-то его. А вот Плотина, здесь Достоевский проживал. Что вам показать?
«Бред какой-то»,– подумал Турецкий и неприязненно оглядел патриота-экскурсовода.
– Да нет, спасибо, поедем в шестнадцатое отделение.
Впрочем, большой пруд слева под осенним дождем выглядел мрачновато, под стать романам Достоевского.
3
Турецкому повезло. Не прошло и десяти минут, как он выяснил, что бывший оперуполномоченный шестнадцатого отделения Бобрецов жив и здоров, прописан буквально на соседней улице.
– Только вы лучше ему сначала позвоните, – посоветовала Турецкому пожилая секретарша. – Он старик интересный, но со странностями. Если вы ему не понравитесь, ни за что разговаривать не станет. Тут к нему с телевидения как-то приезжали, хотели, чтобы он рассказал о старых временах, как тут было на Плотине и тому подобное, так чем-то они ему не угодили, и он работать с ними отказался наотрез. А ведь деньги ему обещали заплатить за консультацию.
– А от вас позвонить можно? – спросил Турецкий.
– Пожалуйста. Сейчас я номер его найду, – секретарша достала видавший виды объемистый блокнот. – Так, Бобрецов… Нет, тут какая-то ошибка – телефон на пятерку. Это же область, а он рядом здесь живет. Ага, вот: 154, это другое дело.
На всякий случай Турецкий записал оба номера. Начал с ближнего. На другом конце отозвался пожилой женский голос:
– Алё!
– Добрый день, – начал Турецкий как можно более ласково, – можно попросить к телефону Петра Поликарповича?
Что вы, он ещё не переехал, раньше праздников не будет.
Поднатужив сообразительность, Турецкий понял, что «праздники» – это «Октябрьская», 7 ноября то есть. А вот на счет переезда…
– Извините ради Бога, я не понял, куда он должен переехать?
– Не куда, а откуда, он же на даче безвылазно. А я, простите, с кем говорю?
– Моя фамилия Турецкий, я работаю в прокуратуре, старший следователь…
– Ну так позвоните ему на дачу.
Турецкий снова набрал номер – на этот раз областной.
На другом конце трубку долго не брали, а затем раздался мужской голос, совершенно не старческий:
– Бобрецов у телефона.
– Здравствуйте, Петр Поликарпович, вас беспокоят из Мосгорпрокуратуры, старший следователь Турецкий, – отчеканил Саша. – Нам нужна ваша помощь.
– Чем же я могу вам помочь? – раздался в ответ насмешливый голос. – Я уже давно на пенсии.
– Нас интересуют дела давно минувших дней, – ответил Турецкий, найдя, как ему казалось, верный тон. – Вы помните фестиваль пятьдесят седьмого года?
– Что значит помню? – спросил его Бобрецов. – Если вы считаете, что я впал в маразм, тогда нечего ко мне обращаться.
– Нет, простите, это был не вопрос, а утверждение, – нашелся Турецкий. – Вы хорошо помните то лето, а у нас вопросы как раз касаются этого периода.
– Лето пятьдесят седьмого, – задумчиво, даже мечтательно ответил пенсионер, а потом вдруг резко сказал: – Приезжайте. Станция Жаворонки, Кооперативная, шесть. По Белорусской дороге.
– Ну что? – подняла на Турецкого глаза секретарша.
– Сказал «приезжайте».
– Значит, будет с вами говорить. До чего же взбалмошный старик! Я тоже его прекрасно помню, я же в молодости там жила, на Плотине.
Турецкий едва дослушал ее и поспешил к ожидавшему его оперу на пенсии.
4
Известно, что Москва – это не Нью-Йорк, где полиция оснащена по последнему слову техники. В российской столице хоть и появились новые милицейские «мерсы», но их катастрофически не хватает, и случается, на задержание опасного преступника милиционеры едут на трамвае.
Но Владимирская область – это даже не Москва. Тут и «мерседесов»-то по пальцам перечтешь – и все в областном управлении, а местные отделения довольствуются, как и раньше, старенькими «Москвичами» и «Волгами», многие из которых давно уже отжили свой век.
Поэтому появившихся в области бандитов остановить оказалось очень трудно.
Пока князевская милиция поставила в известность Владимир, а оттуда передавали сообщение всем районным постам милиции и ГАИ, прошло некоторое время. Пусть не такое большое, но достаточное, чтобы убийцы оставили позади себя заметный след.
Собственно, сообщались два различных факта, которые сами милиционеры между собой не связывали. Главный – поиски темно-синего «Москвича» за номером «И56–29ВЛ», в котором находились люди, подозревавшиеся в убийстве Афонина. Второй, который рассматривали как задачу второстепенной важности, – поиски подозрительного лица с документами на имя Дмитрия Николаевича Белова, о чем просила Москва. Узнав, что его особой приметой является борода, владимирские милиционеры только руками разводили – нашли что искать. Бороду-то сбрил – и нету. В общем, «Хемингуэя» искали спустя рукава. Но зато неизвестные, убившие ни за что ни про что своего же князевского, вызывали праведный гнев.