Иван Сибирцев - Отцовская скрипка в футляре (сборник)
— Или вот мелочь, кажется, — снова заговорил Афонин, — кабинет этот. Распорядился Федор Иннокентьевич отделать и обставить его в соответствии с самыми высокими современными стандартами. Некоторые злословили тогда: нескромность, мол.
Денис лишь сейчас оценил деревянные панели вдоль стен, полированную мебель, тяжелые портьеры на окнах.
— В таком кабинете, — снова донесся до Дениса голос Афонина, — даю вам честное слово, и ты сам, и тот, кто на прием приходит, воспринимает тебя личностью. Так что дальновидно это со стороны Федора Иннокентьевича. По одежке встречают…
Афонин не то удивленно, не то не скрывая восхищения покачал головой и весело, громко засмеялся, как смеются дети да еще очень чистые и спокойные душой люди:
— По телевизору программа такая есть: «Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас». Так вот, хочу признаться: три с лишним года главным инженером я все делал заодно с Федором Иннокентьевичем. Без него изо всех сил стремлюсь делать, как делал бы он сам. А вот лучше не получается. — Он опять засмеялся. — Видно, в коленках слабоват. — И продолжал уже серьезно: — И знаете еще, что в нем очень ценно: Чумаков — не просто администратор, талантливый хозяйственный руководитель, но и не менее талантливый инженер. Могу свидетельствовать это со знанием дела, поскольку возглавлял при нем техническую службу в колонне. Мы, инженеры, диву давались, с какой быстротой, легкостью и, не боюсь этих слов, инженерным изяществом решает он специальные проблемы. Без преувеличения говоря, может рассчитать не хуже ЭВМ технологию установки опоры ЛЭП-500 и на голой подоблачной скале, и в болотной топи. Да так водрузить мачту, что она как дерево из земли растет и всегда росла здесь. Не инженер, а тончайшая электроника последнего поколения! Не зря в министерстве поговаривают, что для Федора Иннокентьевича готовят там большой кабинет.
— Стало быть, дела в колонне обстоят хорошо, перспективы ее работы ясны, ничего чрезвычайного в последние дни не стряслось и в срочном появлении Федора Иннокентьевича нет необходимости? — заметил Денис.
— Да что вы?! — разом прозвучали три удивленных голоса. — Ни о каких чрезвычайных происшествиях — тьфу, тьфу, тьфу — не было и речи. Хотя приезду Федора Иннокентьевича мы, разумеется, всегда рады.
— Работники треста вас часто навещают? Передовой коллектив. Передовой опыт…
— Да не обижают вниманием, — сказал Афонин. — На днях появился здесь Игорь Петрович Постников.
— И чем же он интересовался?
— Ну, само собой, ходом выполнения плана. Потом по своей должности: состоянием автопарка и строительных механизмов. Побывал в гаражах, в мастерских, дал кое-кому разгон. И засел в постройкоме: проверял жалобы на разные бытовые неурядицы. — Афонин покачал массивной головой и засмеялся: — Чудеса! Игорь Постников привыкает басить. Чувствует себя уже главным инженером треста…
— Уже басит? — ответно засмеялся Денис. — А ведь Постников — бывший ваш работник?…
— Да. Работал у нас после института, командовал автопарком, строительными механизмами.
— Что, очень способный инженер, если прочат его на высокую должность?
— Приказы начальства не обсуждают, — усмехнулся Афонин. — Но поскольку трудился он под моим руководством, я бы не дал ему очень уж блестящей аттестации. Обычный дипломированный специалист, каких десятки тысяч выпускают наши вузы.
— Чем же тогда он так ценен Федору Иннокентьевичу?
— Я говорю, приказы не обсуждают. А может быть, Чумаков тоньше нас проникает в творческие потенции человека.
— Многих, кроме Постникова, работников колонны перевел Федор Иннокентьевич в трест?
— Постникова, значит, Савельеву из бухгалтерии, шофера своего Шапошникова, секретаря Нину.
— Очень ценные работники?
— Савельева — отличный, растущий товарищ, — заметила Шмелева. — Постников — это, наверное, каприз Федора Иннокентьевича, а шофер и секретарь — привычка.
«Ну, каприз, пожалуй, слишком легковесное объяснение для многомудрого и многогранного Федора Иннокентьевича…» — усмехнулся Денис и спросил:
— Наверное, Федор Иннокентьевич забрал бы с собой и Юрия Селянина, если бы тот не погиб. Чумаков очень дорожил Селяниным.
— Не думаю, чтобы Селянина Федор Иннокентьевич забрал с собой, — заговорил кадровик Усенко. — Селянин недели за три до отъезда Федора Иннокентьевича подал заявление об уходе по собственному желанию.
— Оно у вас хранится в архиве? Можно с ним ознакомиться?
— Конечно. Куда ему деваться? — В тоне Усенко проскользнули нотки самодовольства. И стало ясно, что архивы у него в полном ажуре и никакой комар не подточит к ним носа. Но вдруг он вздохнул и добавил: — Памятно оно мне, это заявление… Когда Селянин, значит, подал его мне, я, согласно существующего указания о сокращении текучести кадров, провел с Юрием подробную беседу и уговаривал остаться. Но безрезультатно. Упрям был покойник. И чем-то очень озлоблен. А Федор Иннокентьевич пришел прямо-таки в сильное негодование. Сказал, что это со стороны Селянина мальчишество и пьяный бред. Он запретил мне готовить приказ об его увольнении и выдавать трудовую книжку. И сам пытался Селянина убедить забрать заявление. Федор Иннокентьевич выразился в том смысле, что в интересах всего треста, чтобы Селянин остался…
— Чем же был так ценен Селянин, да еще для всего треста?
— Даже затрудняюсь ответить, — белесые ресницы Усенко вспархивали растерянно, часто. — Федор-то Иннокентьевич ведь, как хороший шахматист, на много ходов смотрел вперед. А Селянин… Он, конечно, экспедитор в отделе снабжения. Но для Федора Иннокентьевича Юрий Селянин был особым человеком. Федор Иннокентьевич ему всегда самые ответственные поручения доверял по части добывания запасных частей. Ну, и опять же снисходительность, терпимость к его грехам прямо-таки отцовские.
— А грешки-то серьезные? Или шалости мальчишеские?
Афонин, Усенко, особенно Шмелева, перебивая один другого, вспоминали Юрия Селянина.
Их рассказы отнюдь не разрушали представления Дениса о Юрии, каким сложилось оно по воспоминаниям Павла Антоновича, Яблокова, Тани и Николая Матвеевых.
Добрый, компанейский, веселый парень. Правда, в последний год он словно чувствовал близкую гибель, попивать стал частенько. А как говорится, где пьют, там и льют… И прогулы стал допускать, и скандалы случались. Поселок невелик, слухи и сплетни разносятся быстро. Постройком дважды просил уволить Юрия за прогулы. Но Федор Иннокентьевич заступался и настаивал на своем.
— Конечно, оставался, — насмешливо заметил Денис. — Как не остаться, если Чумаков даже после заявления Селянина видел в нем опору треста.
— А вы напрасно иронизируете, товарищ Щербаков, — с явной обидой на неуважительный отзыв о Чумакове упрекнул Афонин, — я после того как потянул эту упряжку, ни за какие коврижки не отпустил бы с работы Селянина. Ярко выраженная коммерческая жилка была у него. Своего рода талант. Кроме своей работы в отделе снабжения занимался он еще сбытом отходов лесоповала, которые образуются при прокладке линии. И вот вам факты: за три года до отъезда Федора Иннокентьевича было реализовано более пятидесяти тысяч кубометров. Это дало колонне свыше миллиона рублей дополнительных прибылей. Отсюда и премии, тринадцатые зарплаты и прочие блага. Не говоря уже о таких дарах природы, как вагоны среднеазиатских яблок, дынь, арбузов для наших орсовских столовых, магазинов и детских садов. Что, к слову сказать, и в областном центре редкость. И вся эта благодать по государственным ценам… А я за два года при всем старании реализовал почти в десять раз меньше… Вот вам и Юрий Селянин…
Денис, как бы только для поддержания разговора, спросил:
— Судя по всему, тонкомер шел туда, где произрастают дары природы?
— Точно. Безлесным районам Средней Азии. Здесь даже постоянно находилась их представительница Лидия Ивановна Круглова, — рассказывал Афонин, всей душою одобряя предприимчивость Чумакова и коммерческую жилку Селянина. — Непосредственно отпуском леса занимался Селянин, платежные документы Кругловой оформляла бухгалтер Савельева, которая теперь в тресте. Федор Иннокентьевич, очень поддерживая эти операции, говорил, что большая от них польза государству: и отходы древесины идут в дело, и казне доход, и крепнет дружба народов, и ПМК выгодно.
— А что же вы теперь не укрепляете?…
— Да вот нет такого коммивояжера, как Селянин. И Круглова уехала куда-то. К тому же на тонкомер почему-то упал спрос. А деловую древесину мы продавать не имеем права. Обязаны поставлять деревообрабатывающей промышленности.
— И поставляете?
— Да как вам сказать, — замялся Афонин. — Поставляем, конечно, но… до плановых уровней далековато. Сами знаете, как с рабочими руками дела обстоят повсеместно. Ну и транспорт, прежде всего специализированный, лесовозный, — опять же проблема. Не говоря уже о вагонах… Так что чего кривить душой — гибнет деловой лесок. И много… — Он вздохнул, жалея этот лес, и продолжал с откровенной завистью: — А вот Федор-то Иннокентьевич и Юрий Селянин умели даже дровяник обратить в доход государству.
