Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая
— Вань, как только ты поймешь, чего тебе от меня нужно, чего ты ко мне привязался, так сразу и ответишь на свой вопрос, дело-то вовсе не во мне, как я понимаю… — а про себя думаю, как угораздило Ромке народиться у такого мерзковатого типа? Ромка стоит у пульта в наушниках, самозабвенно что-то свое крутит и не видит никого вокруг, возможно ему вообще никто не нужен.
— Так я знаю, я тебя люблю… — Ванька держится за меня как за диванную любимую подушку, с такой обычно ужастики по телику смотрят, держит крепко-накрепко и отпускать не собирается.
— Почему, а Вань? — я же решила, что пора все это рвать, пора обрывать пуповинные привязанности, пора начинать.
— Так это тебя надо спросить, я тебе нужен, тебе и Ромке, и я постоянно это знаю, всегда связан с вами, только вы сложные такие, а я не парюсь, принимаю все как есть. Ты можешь себе представить, что бывает иначе? Только представь, так может быть? — он уперся лбом мне в лоб, словно стремится передать мне послание, для которого слов недостаточно, как будто все понял о моих намерениях расстаться с ним…
— Не может… — я не смогла ответить иначе, не смогла врать ему в глаза. — Очень тебя люблю… — и глаза у нас с ним одинаковые, одни и те же у нас глаза.
— Знаю, но не понимаю, почему с остальными у тебя все через одно место.
— Вань, ну я же не специально, само все как-то…
— Ага, и от того все больше удивляюсь… Ромке я сказал, что в Москву не еду, так он воспринял это без истерик, мы же вместе собирались уехать, он все же себя с отцом никак не представляет. Ромка даже за выездными документами ехать отказался, а я его получается кинул, но он тоже о тебе волнуется…
— Да не нужна мне такая забота, из-за этого все проблемы! Живите уже своей жизнью, я же вас от этого меньше любить не стану, но мне явно станет легче! — честно-честно, — убеждаю я себя.
— Вот я сам и разберусь, где моя жизнь, без сопливых, и вообще расслабься, скоро все это закончится, от сезона только хвостик остался, «кубок» выиграем и домой, наверно мы и правда изрослись, все эти страсти меня достали, — и его слова подстегнули меня. Чего полезного я тут высижу? Вылезла из ниши:
— Ты куда? Хоть за тобой иди… — смотрит вполне серьезно. Еще чего!
— Вань, мы с тобой на «контракте», помнишь? И я к Тае, голова болит… — а сама пошла в «Пансионаты», вместо таблетки цитрамона пойду искать кофе и… там уж как получится.
Стемнело уже до восковых теней, умножающихся подсознательными страхами, но между лагерями есть благоустроенная аллея с фонарями, так народ и шлангует туда-сюда беспрепятственно, Викушино отсутствие всех сильно распустило, что мне только на пользу — отчитываться не придется. Забрела для начала в корпус при кафе и нашла чистейшую туалетную комнату с огромным зеркалом во всю стену и осмотрела себя критично. Конечно, видок у меня так себе — нулевка, забрала челку с лица влажными ладонями — и блондинка вмиг исчезла, покусала губы для яркости, сняла толстовку и расстегнула пару пуговиц на выбеленно-голубой мальчиковой рубахе, юбка в складку, кеды — да уж, хоть и без галстука, а я все равно пионерка. Но, в конце концов, сегодня я тут только на «разведку», присмотреться пора к этому Игорю, он-то для меня был только отцом Ромки и никем больше, вот как Алене угораздило именно с ним в отношения влипнуть, «костюмов» то навалом, один другого круче. Как так?!
Вышла в кафе, зал гудит и заполнен почти до предела, никого не узнаю, что неудивительно, приехали отпускники, началось время сибирского лета, ночи душно южные, только пахнет не морем, а сосновой пыльцой. Прошла к раздаче, не особо надеясь на успех, что мне обломится хоть что-то без блатных друзей, но буфетчица меня узнала, на все выступления приходила и пожелала победы в «финале», я ее поблагодарила и выпросила кофе «от головы», сладкий и без молока, присела в углу веранды, осматриваюсь. И пусто! Ничего и никого, ни внутри, ни снаружи! Люди вокруг ходят, встают, садятся, пересаживаются друг к другу, пританцовывают, подпевают, смеются, выпендриваются и не задевают меня ничем. Гул говорения, музыка без примет, скрученные ароматы еды, спирто-дурманных напитков, духота распаренных тел, и совсем немного отголосков свежести от далекой реки, а тут от бассейна тянет хлоркой, хотя о вкусах не спорят, каждому свое.
Кофе терпкий, горький и даже скулы сводит, словно я дубовой коры наелась, на дне взвесь; вспоминаю про «гадания на гуще», переворачиваю чашку и жду: стечет оставшаяся жидкость и появиться картинка… Что я хочу увидеть? Маньяка? Убийцу Алены? Со спины через ограду веранды ко мне протянулись чьи-то руки и беспардонно опустились на плечи, потом их хозяин лихо преодолел преграду одним прыжком, что впечатлило, язык не повернется такого лихого парня папиком назвать. Валевский Игорь сел рядом, придвинув стул от соседнего, занятого шумной компанией столика, они сначала возмутились, но узнали крупнокалиберного начальника и примолкли, а я заметила про себя, как он невыносимо похож на сына, то есть Ромка похож на него, и мне совершенно от этого не по себе. Может, убежать? Игорь же совсем на другой волне, словно только что после пробежки или плавания брассом — подтянут, свеж и трезв, таким в личном общении вижу его впервые:
— Гадаешь? Лиза тоже так умела, может, у вас в роду цыганки есть? Мне погадаешь? — и не успела я ответить, как он поднял руку наверх и щелкнул пальцами, тут же сквозь толпу проявилась девушка в форменном переднике и чепчике рогаликом, он заказал ей кофе «по-турецки», еще одну чашку для меня, торт вафельный шоколадный и апельсины дольками.
— Моя мама гадала? Никогда такого не знала! — только и нашлась, что ответить.
— Правда? Тогда кто научил? Бабушка? Кофе с апельсинами пробовала? — появилась девушка с подносом, какое-то мгновенное тут обслуживание, неужели Ромка всю жизнь так живет, как барчонок? И понятно, что Алена просто голову потеряла, если Игорь ее так же обхаживал, это после интернатов, их жутких столовок и родаков — тихих алкоголиков! А он уже протягивает мне апельсин и кофе, который сам и посахарил, дольку апельсина при этом он кладет мне в рот вместе со своим пальцем, и ему видимо фиолетово, что мне в приятели годится его сын.
— Нет, бабушка не из таких, она из спортсменок-комсомолок и про цыганок версий не было, да я вроде блондинка, какие цыганки… — ну растеряна я, ужасно глупо себя чувствую, дура дурой сижу, а он свой кофе залпом проглотил и тоже перевернул чашку.
— Ну, мама-то твоя вполне, а ты в кого такая блондинистая? Если бы не волосы, то вы похожи как близнецы, и жесты те же, и голос, особенно сейчас… Так что там получилось?
Он берет мою чашку, мое гадание его интересует явно больше, а я вижу лишь разводы, дурь какая-то, это была шалость от безделья, я не умею гадать, да и кофе у нас никогда нет, не на чем мне тренироваться. Но неожиданно разводы выложились в однозначную картинку: профиль женский и волосы от него как река. Игорь заглянул в размытый рисунок, для чего придвинулся слишком близко, и меня окунуло в его запредельный парфюм. Шлейф запаха сладко-едкий, совершенно не такой, что я слышала в тайге, преследуя маньяка, так думаю, у махрового соблазнителя девиц флаконов двадцать такого богатства на прикроватной тумбочке наберется.
— Ничего себе, и что это может значить? Смотри, а у меня тут разводы в чашке как оленьи рога, но вот вопрос, кто мне может изменить, наставить рога, если я свободен! — и Игорь подмигнул мне залихватски.
Ведет он себя как козел распоследний, от того и рога, растекается тут сахарным леденцом; девицы за соседним столом обсмотрели меня и разобрали на запчасти, но нравятся дядьке малолетки, что с него возьмешь, видимо и Алена для него стала слишком взрослой. Он считает себя свободным! Что это значит? Маньяк он и убийца Алены тоже он?
— Понятия не имею, не умею я гадать, это глупость… — отвечаю, а Игорь так и не отодвинулся от меня. И что мне с этими догадками делать?
— Зато у меня получается, твой рисунок говорит, что тебе стоит отрастить косу и поехать на «конкурс красоты» в столицы, видишь, диадема тут получилась, а если такая девушка «наставит рога», так ее и простить можно, все сходится, — и он приложился мне на плечи и засунул нос в ухо.
— Охренеть… — вырвалось вслух, признаюсь, артистка из меня никакая, такой напор это перебор. И я не могу понять, что можно из этой ситуации выжать, и главное — как?
— Грубиянка, но так даже лучше. Лиза вообще оранжерейная была, невозможно, такая правильная, — и он уже в наглую выправляет мою белесую челку на лицо и присматривается.
А я сижу как лом проглотила, врезать руки так и чешутся, но держу их прочно за спиной, за спинкой стула, словно связанная.
— Что делать собираешься после сезона, куда поступила?
— Никуда, мне еще год учиться, а я слышала, вы покидаете родину…
