Игорь Христофоров - Смертельное шоу
-- "Корх"... "Людвиг"... "Штейнбергер"... "Диджитех"... "Шуре"... -очумело читал лейблы на коробках Андрей. -- Откуда это? Ты что?
-- Я спать хочу, -- не слушая его, поплелся к калитке Санька.
-- Откуда это? -- догнав его, схватил за локоть Андрей.
Его пальцы были мокрыми и скользкими.
-- Мне нужно не больше часа, -- простонал Санька. -- На каждый глаз. И я буду в форме. Я всю ночь того...
-- Что того?
-- Не того, что ты думаешь, а другого... Я танцевал, потом гулял, потом...
-- Все-таки потом...
-- Не-е, старичок, ты ничего в этом не понимаешь! Того не было. Было перевоплощение. Я прежний умер!
-- На похороны позовешь?
-- Несите прямо во двор! -- пискляво скомандовал адъютант Букахи.
-- Сколько все это стоит? -- уже у него спросил Андрей.
-- Не помню, -- устало отер человечек пот со лба маленьким платочком. -- Не я закупал. Мне приказали из аэропорта доставить.
-- Это подарок?
-- Хозяин сказал, чтоб к десяти вечера аппаратура у него во дворе стояла. Вы играть будете.
-- Мы?! -- окаменел Андрей.
-- Я дал слово, -- уже открывая певучую калитку, пояснил Санька.
-- Аппаратуру прислали, чтоб мы ее настроили. Точнее, вы... Ну, и порепетировали перед первым туром...
-- Мы играем с огнем! -- вскрикнул Андрей.
-- Мы играем попсу, -- поправил его Санька. -- Такое время, родной мой... Кто заказывает музыку, тот и платит...
Во дворе под навесом еще более ополоумевшие, чем Андрей, остальные члены группы "Мышьяк" -- Игорек и Виталий -- смотрели на коробки, будто на музейные раритеты. Виталий пытался что-то сказать, но у него получались лишь размашистые жесты руками. Видимо, язык у него оказался послабее рук.
-- Надеюсь, я не ошибся? -- раздался от калитки незнакомый голос.
После вида фирменной аппаратуры удивляться уже было нечему. Сейчас никто из трех музыкантов не заметил бы землетрясения или извержения вулкана.
-- А-а, эт ты, -- пожал руку лучшему гитаристу из лучшего
ресторана Приморска Санька. -- Познакомьтесь, ребята, -- позвал он всех к нему. -- Это наша новая соло-гитара.
-- Эразм бы умер от счастья! -- увидав лейбл "Гибсона", вскрикнул Виталий.
Он наконец-то вспомнил, как произносятся слова. Но после того, как вспомнил, сразу погрустнел.
-- А это не опасно? -- обвел он рукою несметные сокровища.
-- У нас теперь крыша, -- успокоил его Санька и обернулся в беззвучному человечку с конским хвостом на затылке. -- Да?
Тот нехотя, через силу ответил:
-- Да.
-- Мне расписываться о приеме где-нибудь нужно?
-- Нет, -- еле выдавил человечек. -- Хозяин верит на слово.
-- У-уровень! -- вздохнул Игорек.
Угрюмые грузчики одними взмахами правых рук с выставленными указательными пальцами пересчитали коробки, кивнули друг другу и унесли со двора свое молчание. Человечек достал из заднего кармана джинсов сплющенную пачку "Мальборо", отыскал в ней более-менее круглую сигарету, а остальные вместе с пачкой выкинул за забор.
-- Так ты не уедешь? -- только теперь понял Санька.
-- Нет. Я же сказал, вы должны в десять вечера быть у хозяина. Вместе с аппаратурой. Привезу я. На этой же машине.
-- Но нам нужно раньше выехать, -- нахмурился Андрей. -- В
восемнадцать ноль-ноль -- начало первого тура конкурса...
-- Значит, поедем раньше, -- безразлично произнес человечек и
щелкнул зажигалкой.
-- С ума сойти! -- долетел к нему от коробок восторг ресторанного гитариста, уже перезнакомившегося с группой. -- Настоящий "Гибсон"! Е-мое! И колки позолоченные! От "Шаллера"! Ну-у, ребята, вы живете! Одна эта гитара стоит дороже, чем весь инструмент моего кабака!
-- Обкатывайте аппаратуру, мужики, -- потребовал Санька. -- А я хоть полчаса посплю. Иначе вообще голос потеряю...
-- Так что, нам без тебя репетировать? -- хмуро спросил Андрей.
-- Пока без меня. Вы новичку ноты "Воробышка" покажите. Он у нас теперь -- сессионный музыкант.
-- У меня руки дрожат! -- напомнил о себе Игорек. -- Это же не бас-гитара! Это -- сокровище! Настоящий бесколковый "Штейнбергер"!
-- Твоего "Штейнбергера" уже давно "Гибсон" поглотил, -- пояснил новичок. -- Так что, считай, у вас теперь в группе два "Гибсона"!
-- Эх, Эразм-Эразм! -- вздохнул Андрей. -- Знал бы он!..
Глава двадцать пятая
ПЕРВЫЙ ТУР КОМОМ
Очередь до группы "Мышьяк" дошла в начале девятого. Изможденное жюри смотрело на сцену, как на огромную плаху, где в конце конкурса они будут все казнены.
Проспав по милости Андрея не час, а целых три, Санька все равно ощущал себя разбитым. Когда его растолкали, аппаратура Букахи уже была более-менее обкатана, а новый гитарист знал наизусть музыку "Воробышка". До отъезда они успели сделать три прогона вместе с Санькой. Вышло на троечку. Но плохого осадка в душе почему-то не осталось. Может, потому что со сна Санька вообще все происходящее ощущал как сквозь пленку.
-- Ты знаешь, как зовут твоего гитариста? -- уже по пути в
Приморск в тряском фургоне Букахи шепотом спросил Андрей.
-- Моего? -- удивился Санька.
-- Ну, нового... ресторанного... Альбертом его зовут...
-- Тогда все идет по схеме, -- улыбнулся Санька. -- Первым был Роберт, вторым Эразм, теперь -- Альберт. Я думаю, что когда мы вернемся в Москву, то обязательно нужно будет разыскать на соло-гитару не меньше чем Бенедикта. Видно, судьба у этой должности такая...
Сейчас же, осматривая мышьяковцев, ждущих своей очереди, Санька убеждался, что спокойнее всех ощущает себя именно Альберт. Таких, как он, в спорте раньше звали подставой, а раскрытие подставы всегда оборачивалось скандалом. Санька не знал, есть ли в регламенте конкурса что-нибудь о замене члена группы, но упорство, с которым Нина предлагала ему ресторанного гитариста, успокоило его.
Только за два номера до выхода к "Мышьяку" подошла Нина. Она объявила порядок движения на сцене, хотя и без того было ясно, что гитарист не сядет за барабаны и тарелки, а клавишник не схватит бас-гитару. Говорила она, не обращаясь ни к кому конкретно, но Санька-то хорошо понимал, что на самом деле она объясняла не порядок размещения, а требовала извинений от него. И когда она медленно, с начальственной важностью, вышла из комнаты, он нехотя двинулся за ней.
-- Ты это... Нин... извини, -- пробормотал он ей в спину.
Строгий серый пиджак замер, сделал складку между лопаток, будто слова вонзились туда острым крючком, и Нина все-таки обернулась.
Ее лицо было сухим и бледным. Как простыня в больничной палате.
-- Я не хотел. Водка проклятая...
-- Ничего. Я уже забыла.
-- Серьезно?
Она посмотрела на него с таким видом, будто никогда не думала, что может иметь несерьезный вид.
-- Как там Владимир Захарыч? -- поняв, что именно нужно спросить, задал он вопрос.
-- Уже лучше.
-- Это хорошо.
-- Он просил узнать у вас, как вы оцениваете повышенные меры безопасности во дворце культуры?
-- Мы уже говорим на "вы"?
-- Так что ему передать?
Санька вспомнил мордоворотов у входа во дворец, у входа в зал, на первом ряду слева и справа от жюри, у черного входа и, не зная, какие еще меры предприняты, объявил:
-- Вроде неплохо с безопасностью. Но я не все видел.
-- Хорошо. Я так ему и передам.
-- Значит, мы уже на "ты" не говорим?
-- Не опоздайте на сцену, -- хитро ответила Нина. Опоздать-то ведь мог не только Санька, а и вся группа. -- Члены жюри очень устали, а им еще совещаться после первого тура.
-- А когда объявят результаты?
-- Завтра утром. Список будет висеть в фойе...
-- Санька, нам сказали приготовиться! -- вылетел из комнаты
Андрей.
Вокруг его глаз лежала не замечаемая раньше синева. Глаза будто бы хотели, чтобы их пожалели.
-- Вперед! -- крикнул Санька. -- За орденами!
Когда он обернулся, то невольно вздрогнул. Нины в коридоре не было. Она будто бы испарилась. Во всяком случае, так беззвучно из людей, которых знал Санька, мог перемещаться только человечек Букахи. Но он сейчас сидел в зале и терпеливо ждал конца их выступления, а значит, не мог научить Нину превращаться в невидимку.
-- Ну ты чего? -- одернули его в спину. -- Сам орешь, а не идешь!
-- Да-да, конечно...
Мимо них прозрачным облаком скользнула Жозефина. Зал проводил ее вяло, но у нее все равно было лицо триумфаторши. Остриженные белые волосенки на маленькой головке Жозефины сияли нимбом.
-- Удачьи, ребьята! -- с сильным прибалтийским акцентом выкрикнула она, но Андрей лишь пробурчал:
-- К черту!..
Солист с микрофоном иногда бывает похож на солдата с гранатой, которого послали взорвать вражеский танк. Чем моложе солист и неопытнее, тем сильнее это ощущение.
Санька не был новичком на сцене, но когда он совсем близко увидел угрюмые инквизиторские лица членов жюри, пальцы обжали микрофон как гранату. Сзади, в глубоком тылу, молчали музыканты, и только теперь он понял, что в конкурсе участвует не "Мышьяк", а один Санька. И судьба группы зависела не от общего исполнения, а от того, как он возьмет первую ноту.
Под проигрыш вступления Санька заученно сделал несколько взмахов руками, как матрос-сигнальщик, передающий сообщение флотскими знаками, заметил ехидную улыбку у крайнего члена жюри, длинноволосого, явно отставного рок-музыканта, и его ожгло мыслью, что он одет совсем не по стилю песни. Мелодия лилась из шестидесятых, а то и, может, пятидесятых годов, а его полосатый балахон BAD+BAD был явно из девяностых. Только идиот мог не заметить этого. Получалось примерно, как если бы металлисты вылезли на сцену в рэповских присобраных штанах.
