Матильде Асенси - Последний Катон
Так как классический и византийский греческий языки довольно сильно отличаются от современного, нам попадалось много слов или целых конструкций, которые я не понимала, поэтому я обратилась за помощью к Фарагу, и вдвоём мы пытались приблизительно перевести то, что появлялось на экране. Наконец, уже около полуночи, в греческом поисковике под названием «Эллас» нам попалась ссылка, которая оказалась ключевой: короткое примечание на виртуальной странице гласило, что больше ссылок не найдено, но есть двенадцать похожих страниц, которые мы можем при желании просмотреть. Конечно, мы согласились. Одной из похожих ссылок оказалась страница, посвящённая красивой византийской церкви, расположенной в сердце Афин и называемой Капникареа. Там было написано, что церковь Капникареа известна под именем церкви Принцессы, потому что её основание приписывали императрице Ирине, правившей в Византии между 797-м и 802 годами нашей эры. Однако в действительности основателем церкви был богатый сборщик податей на недвижимость, который решил дать церкви имя в честь своей прибыльной профессии: «Капникареас», сборщик податей.
У нас были теперь пункт отправления и пункт назначения, оставалось только поехать в Грецию, в прекрасный город Афины, колыбель человеческой мысли. Но это мы сделали на следующий день, после того, как Глаузер-Рёйст всю ночь провисел на телефоне, отдавая указания, запрашивая информацию и организовывая нашу жизнь на ближайшие дни с помощью Священного Синода Греческой Церкви. Мы окончательно покидали территорию, которая ещё могла считаться латинской и католической, чтобы полностью окунуться в мир восточного христианства. Если всё пройдёт так, как ожидалось, после Афин, города, где нам предстояло совершить забег против греха лени, нам предстояло посетить алчный Константинополь, чревоугодническую Александрию и сладострастную Антиохию, именующуюся ныне Антакией.
Перелёт от Тель-Авива до афинского аэропорта Эллиникон на маленьком «Вествинде» «Алиталии» занял у нас неполных три часа, во время которых мы напряжённо занимались подготовкой четвёртого круга, четвёртого уступа Чистилища, находившегося уже на полпути к вершине.
Освобождённый третьим ангелом от очередной буквы «Ρ» Данте Алигьери идёт, сбросив тяжесть греха гнева, и, чувствуя себя облегчённым, испытывает потребность задать своему проводнику массу вопросов. Как и в предыдущем круге, конкретного содержания, относящегося к сущности испытания, здесь минимум, а половина семнадцатой и вся восемнадцатая песнь посвящены решению серьёзных вопросов, связанных с любовью. Вергилий поясняет Данте, что три больших круга, которые они уже прошли — уступы гордыни, зависти и гнева, — это место, где искупаются грехи, приводящие к желанию зла ближнему своему, поскольку все три из них связаны с радостью, вызванной унижением и болью других. Напротив, в трёх оставшихся им кругах, расположенных на маленьких верхних уступах — алчности, чревоугодия и сладострастия, — смываются грехи, в которых вред причиняется самому себе:
«Скажи, какая, — я сказал, — вина
Здесь очищается, отец мой милый?
Твой скован шаг, но речь твоя вольна».
«Любви к добру, неполной и унылой,
Здесь придаётся мощность, — молвил тот. —
Здесь вялое весло бьёт с новой силой».
После этого, бредя по уступу, они заводят ещё одну длинную дискуссию о природе любви и её положительном и отрицательном влиянии на людей и только спустя сорок пять терцетов, после того, как Вергилий закрывает эту тему рассуждением о свободной воле человеческого существа, появляется толпа кающихся ленивцев:
А я, приняв столь ясный и желанный
Ответ на каждый заданный вопрос,
Стоял, как бы дремотой обуянный.
Но эту дрёму тотчас же унёс
Внезапный крик, и показались тени,
За нами обегавшие утёс.
[…] Мгновенно это скопище большое,
Спеша бегом, настигло нас, и так,
Всех впереди, в слезах кричали двое:
«Мария в горы устремила шаг[37],
И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,
В Испанию, где ждал в Илерде враг».
«Скорей, скорей, нельзя любвеобилью
Быть вялым! — сзади общий крик летел. —
Нисходит милость к доброму усилью».
Как всегда, учитель Вергилий спрашивает у душ, где проход, ведущий к следующему уступу, и одна из них, как и другие, без остановки пробегающая мимо, призывает их бежать за ними, так как, следуя их путём, они найдут проход. Но поэты остаются стоять, удивлённо наблюдая за тем, как души, ленивые при жизни, теперь со скоростью ветра исчезают вдали. Уставший от целого дня ходьбы Данте засыпает глубоким сном, раздумывая об увиденном, и на этом сне, служащем переходом между песнями и кругами, завершается четвёртый уступ «Чистилища».
В аэропорту Эллиникон, куда мы прибыли около полудня, нас ожидал официальный автомобиль его высокопреосвященства архиепископа Афинского Христодулоса Параскевиада, который доставил нас к дверям гостиницы «Гран Бретань», где мы должны были остановиться, на самой площади Платеиа-Синтагматос, рядом с греческим парламентом. Дорога из аэропорта была долгой, а въезд в город поразительным. Афины казались разросшейся старой деревней, которая не желала показывать свой статус исторической и европейской столицы, пока вы не попадали в самое сердце города. Только тогда, когда Парфенон приветствовал путешественника с высоты Акрополя, было видно, что это город богини Афины, город Перикла, Сократа, Платона и Фидия; город, который любили римский император Адриан и английский поэт лорд Байрон. Даже воздух казался другим, наполненным невообразимыми запахами: запахами истории, красоты и культуры, которые набрасывали покров невидимости на все поблекшие и увядшие черты Афин.
Швейцар в зелёной ливрее и фуражке любезно открыл нам дверцы машины и позаботился о нашем багаже. Гостиница была старой, и вид её впечатлял: огромный холл цветного мрамора и серебряные лампы. Нас встретил сам директор, который почтительно провёл нас до зала для совещаний на втором этаже, словно мы крупные государственные деятели, а у его дверей нас уже ожидала большая группа высокопоставленных православных прелатов с длинными бородами и потрясающими крестами на груди. Внутри, удобно усевшись в углу, нас ждал его высокопреосвященство Христодулос.
Меня удивил прекрасный, цветущий внешний вид архиепископа, которому было не больше шестидесяти, и его моложавое лицо. Борода у него была ещё довольно тёмной, а взгляд — внимательным и приветливым. Увидев нас, он сразу встал и, широко улыбаясь, шагнул нам навстречу.
— Я очень рад принять вас в Греции! — выпалил он вместо приветствия на чистейшем итальянском. — Я хотел бы передать вам нашу глубочайшую благодарность за то, что вы делаете для христианских церквей.
Нарушив протокол, архиепископ Христодулос сам представил нам остальных присутствующих священников, среди которых была большая часть членов Синода Элладской Церкви (я осознала своё невежество, поскольку была не в состоянии различить ранги православной иерархии по одежде и нагрудным украшениям): его высокопреосвященство митрополит Стагеса и Метеора Серафим (как оказалось, здесь было не принято называть фамилии священников, занимающих высокие церковные должности); митрополит Кайсариани, Вирона и Химеттуса Даниил; митрополит Месогаии и Лауреотики Агафоник; их высокопреосвященства митрополиты Мегары и Саламины, Халкиды, Фессалиотиды и Фанариоферсалы, Милетен, Эрессоса и Пломариона… Одним словом, длинный перечень почтенных митрополитов, архимандритов и епископов с величественными именами. Если встреча в день нашего приезда в Иерусалим показалась мне преувеличенным результатом любопытства патриархов, встреча в этом зале гостиницы «Гран Бретань» показалась мне ещё более чрезмерной. Сами того не желая, мы превратились в героев.
Присутствующие возлагали на наши действия огромные надежды. Несмотря на наш неоднократный отказ, в конце концов капитану Глаузер-Рёйсту пришлось рассказать о рискованных приключениях, через которые нам приходилось пройти до сих пор, опустив, однако, все важные подробности и всё, что касалось братства ставрофилахов. Мы никому не доверяли, и было бы вовсе не безумием предположить, что в этом приятном обществе находится внедрившийся член секты. Несмотря на многочисленные просьбы, он также ничего не сказал о том, какое именно испытание предстояло нам пройти в Афинах в эту ночь. Во время перелёта в самолёте мы решили, что важно сохранить это в секрете, так как невинное вмешательство какого-нибудь любопытного могло сорвать нам достижение цели. Естественно, его высокопреосвященство Христодулос, а также кое-кто из близких ему в Синоде людей были в курсе, но больше никто не должен был знать, что на закате этого дня трое странных бегунов, по крайней мере двое из которых больше походят на библиотекарей, чем на атлетов, оросят потом землю Аттики, чтобы получить право и дальше рисковать жизнью.
