Матильде Асенси - Последний Катон
— Седьмое слово «οταν» — «когда», — сказала я, обводя её кругом, — а девятое «ελιος» — «солнце».
— «Хотан хо хелиос…» — с довольным видом произнёс Фараг. — «Когда солнце…» По-моему, мы угадали, Басилея! По крайней мере смысл есть.
— Рано радуетесь, — упрекнул его Глаузер-Рёйст. — Совпадение может быть случайным. Кроме того, эти слова не совпадают со словами перевода.
— Художественный перевод никогда не совпадёт с оригиналом, Каспар. Но эти совпадают с буквальным переводом этой фразы, который звучал бы так: «Так же, как растение бурно растёт, когда хочет солнце».
— В общем, если предположить, что это седьмое и девятое слово каждого предложения, — объявила я, чтобы не дать им снова затеять спор, — следующие слова: «κατεδυ» и «εκ» — «заходить» и «от».
— Вот вам доказательство, Каспар! «Хотан хо хелиос катеди эк…» Или, что то же самое: «Когда солнце зайдёт от…» Это греческое выражение, означающее «на закате». Ну как вам?
Я продолжала отсчитывать и обводить слова, пока в тексте молитвы не было выделено всё послание.
— «Когда солнце зайдёт, — буквально перевела я, закончив свою работу, — от ста и девяноста двух афинян могилы до сборщика податей. Беги и достигни до рассвета. Как проситель ударь семью ударами в дверь».
— Здесь есть смысл! — воскликнул Фараг.
— Вот как? — с издёвкой произнёс Кремень. — Тогда давайте объясните мне его, потому что я его не вижу.
Фараг одним прыжком оказался рядом со мной.
— На закате от могилы ста девяноста двух афинян до сборщика податей. Беги и достигни до рассвета…
— Зачем ты ставишь точки, как в молитве? — вмешалась я. — Если их убрать, фраза выходит лучше.
— Точно. Ну-ка. На закате, гм… На закате беги от могилы ста девяноста двух афинян до сборщика податей и достигни до рассвета. Как проситель ударь семью ударами в дверь. По-гречески «достигать» и «добегать» — одно и то же.
— По-моему, выходит очень хорошо. Перевод совершенно верный, — сказала я.
— Вы уверены, доктор? Потому что я не очень понимаю, как можно бежать от ста девяноста двух афинян до сборщика податей. Если вы, конечно, не будете в обиде на мои слова.
— По-моему, нам нужно выйти поужинать и продолжить чуть позже, — предложил Фараг. — Мы устали, и отдых пойдёт нам на пользу: мы восстановим силы и прочистим мозги разговорами о посторонних вещах. Что скажете?
— Я согласна, — с энтузиазмом присоединилась к нему я. — Пойдёмте, капитан. Пора сделать перерыв.
— Идите сами, — сказал Кремень. — У меня дела.
— Какие это дела? — спросила я, беря с кресла куртку.
— Я мог бы ответить, что это вас не касается, — раздражённо ответил он, — но я хочу поискать информацию об этих афинянах и сборщике податей.
Спускаясь по лестнице в столовую, я не могла не вспомнить всё то, что брат рассказал мне о капитане Глаузер-Рёйсте. Я чуть не рассказала обо всём Фарагу, но подумала, что не стоит этого делать, что лучше не распространять подобные сведения, а если они и будут распространяться, то по крайней мере не через меня. Есть определённые вещи, в которых я предпочитала играть роль конечной, а не транзитной остановки.
Когда, уже сидя за столом, я вышла из раздумий, бирюзово-голубые глаза профессора смотрели на меня так, что я не смогла выдержать его взгляда. На протяжении всего ужина я избегала его глаз, словно они жгли огнём, хотя пыталась, чтобы мой голос и речь были абсолютно нормальными. Однако должна признать, что, несмотря на то, что я боролась с собой всеми силами, в тот вечер он показался мне… очень красивым. Да, именно так. Очень привлекательным. Не знаю, то ли дело в том, как спадали ему на лоб волосы, то ли в том, как он жестикулировал или как улыбался, но что-то в нём такое было… В общем, он был ужасно хорош собой! По дороге назад в кабинет, где нас ожидал милый Глаузер-Рёйст, которому Фараг нёс тарелку с ужином, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги, и захотела убежать, вернуться домой, скрыться и никогда его больше не видеть. Я закрыла глаза, отчаянно пытаясь найти покровительство у Бога, но не смогла.
— С тобой всё в порядке, Басилея?
— Я хочу скорее покончить с этой отвратительной авантюрой и вернуться в Рим! — от всей души воскликнула я.
— Надо же! — В его голосе слышалась грусть. — Такого ответа я ожидал в последнюю очередь!
Когда мы вошли в кабинет, Глаузер-Рёйст быстро барабанил инструкции компьютеру.
— Как дела, Каспар?
— Кое-что есть… — процедил он сквозь зубы, не отводя взгляда от экрана. — Просмотрите-ка эти бумаги. Вам понравится.
Я взяла стопку бумаги, лежавшую в поддоне принтера, и начала читать заголовки: «Марафонская усыпальница», «Изначальный марафонский маршрут», «Забег Фидипида», «Местечко Пикерми» и, к моему удивлению, две страницы на греческом: «Тимбос Маратонос» и «Маратонас».
— Что всё это значит? — встревожилась я.
— Это значит, что в Греции, доктор, вам придётся пробежать марафон.
— Пробежать сорок два километра? — Мой голос перешёл на визг.
— На самом деле нет, — сказал Кремень, морща лоб и сжимая губы. — Только тридцать девять. Я обнаружил, что забег, который делают сейчас, не отвечает тому, который совершил Фидипид в 490 году до нашей эры, чтобы сообщить афинянам о победе над персами на Марафонской равнине. Согласно данным Международного олимпийского комитета, опубликованным на одной из его веб-страничек, современная дистанция в сорок два километра была введена в 1908 году, на Олимпийских играх в Лондоне, это расстояние между Виндзорским замком и стадионом в Уайт-Сити, на западе города, где проводились игры. Между деревней Марафон и Афинами всего тридцать девять километров.
— Не хочу вас расстраивать, — заговорил Фараг, к которому снова вернулся явный арабский акцент, почти пропавший за последние недели, — но, кажется, этот самый Фидипид, принеся хорошую весть, сразу умер.
— Да, но не из-за бега, профессор, а из-за полученных в битве ран. Судя по всему, Фидипид несколько раз пробегал сто шестьдесят шесть километров, которые отделяют Афины от Спарты, доставляя сообщения из города в город.
— Ладно, но давайте подумаем… Как всё это связано со ста девяноста двумя афинянами?
— В Марафоне стоят два гигантских кургана с захоронениями, — пояснил Кремень, заглядывая в новые страницы, выползающие из принтера. — В этих захоронениях, похоже, находятся тела погибших в этой знаменитой битве воинов: шести тысяч четырехсот персов с одной стороны и ста девяноста двух афинян с другой. Именно эти цифры приводит Геродот. Согласно этим данным, нам нужно на закате отправиться от захоронения афинян и до рассвета прибыть в город Афины. Но я до сих пор не выяснил место назначения в Афинах: сборщик податей.
— То есть разгадка иерусалимского испытания — это подсказка к испытанию в Афинах.
— Да, доктор. Поэтому Данте сплавляет оба круга в середине семнадцатой песни.
— И нас не пометят крестом?
— Об этом не беспокойтесь. Это они сделают.
— Значит, мы бежим в Грецию? — засмеялся Фараг.
— Как только догадаемся, кто такой сборщик податей.
— Этого я и боялась, — проворчала я, садясь в кресло и пролистывая остававшиеся у меня в руках бумаги. Зная капитана, попрощаться с братом мне не удастся.
— Каспар, вы пробовали искать слово, обозначающее сборщика податей на греческом языке?
— Нет. Мне не позволяет клавиатура компьютера. Нужно скачать какую-нибудь новую версию браузера, где можно будет писать в строке поиска буквами других алфавитов.
Какое-то время он корпел над этой проблемой, потихоньку расправляясь с принесённым нами ужином. За это время мы с Фарагом прочли распечатанные страницы о марафонском забеге. Я, которая никогда не занималась никакими физическими упражнениями, которая вела самый сидячий образ жизни в мире и никогда не интересовалась никаким видом спорта, теперь внимательно изучала подробности исторического забега, который мне вскоре предстояло осуществить. «Но я же не умею бегать! — с тоской повторяла я. — Безмозглые ставрофилахи! Как они могут требовать, чтобы я пробежала тридцать девять километров за одну ночь! Да ещё в темноте! Они что, думают, что любой может стать Абебе Бикилем[36]? Скорее всего я умру на каком-нибудь пустынном холме под холодным светом луны, и рядом со мной не будет никого, кроме диких зверей. И всё это ради чего? Чтобы заполучить новый красивый шрамчик на тело?»
Наконец капитан заявил, что он готов ввести греческий текст в работающие с ним поисковые системы интернета, так что я подошла к компьютеру и села на его место. Писать было непросто, потому что латинские буквы, которые я нажимала, не совсем совпадали с виртуальными греческими, появлявшимися на экране, но скоро я овладела премудростями и смогла писать достаточно свободно. Я понятия не имела, что делаю, потому что, как только я набирала «καπνικαρειας» («капникареиас»), капитан прогонял меня с кресла и снова усаживался за компьютер; но поскольку я всё равно была ему нужна, чтобы разобраться в том, что написано на появлявшихся на мониторе страницах, в результате начало казаться, что мы играем в игру «займи стул».
