Данил Корецкий - Шпионы и все остальные
Он вытерся, с взлохмаченными волосами вышел на кухню. Марина возилась у плиты.
— Артемка спит?
— Да, набегался сегодня. Есть будешь?
— Нет, я ухожу.
Он взглянул на часы. Остается сорок минут. А на такие встречи опаздывать нельзя.
Марина с досадой выключила газ. Дескать, я старалась, готовила, а ты… Хотя бы предупредил!
Но вслух благоразумно ничего не сказала.
Снайпера у подъезда не оказалось. Евсеев прыгнул в свою машиненку, выехал из двора, прибавил газу. Машины на третьей полосе как по команде взяли правее, освобождая дорогу до самого перекрестка. Красный сигнал светофора вдали растерянно замигал, сменился желтым и зеленым. Зеленый горел, пока Евсеев не пролетел перекресток… И опять машины щемились вправо, подрезая друг друга, будто услышав властный окрик…
Или будто ими управлял единый высший разум. Если так, то Евсеев нисколько не удивился бы.
«Надо будет взять машину помощнее, — подумал он. — На деньги ЦРУ. Все равно они будут проверять, пусть подтвердится жизнь не по средствам!»
«Додж» с помятым крылом прибыл минута в минуту, «Светлана» грациозно выпорхнула из кабины и села к нему на соседнее сиденье. На этот раз она была в неброском черном платье, впрочем, таком же коротком. И духи те же. И улыбка. Вот это нервы!
— Здравствуйте, Юрий! Раз меня не свалили на землю и не забили в рот кляп, значит, вы согласны?
«Откуда она знает про кляп? Действительно, так делают, чтобы не вцепилась зубами в ампулу с цианидом… Впрочем, глупые мысли… Она профессионалка…»
— Это ключ от депозитарной ячейки в московском отделении «Райффайзен-банка». Аренда ячейки оплачена на десять лет вперед. Вся необходимая информация — на брелоке. Номер ячейки, номер договора и так далее.
Она подняла ключ перед собой, удерживая его двумя пальцами. Видимо, предполагалось, что Евсеев подставит ладонь, она разожмет пальчики, и сделка состоится под мелодичный перезвон металла.
Евсеев ладонь не подставил.
— Сколько?
Она удивилась.
— Два миллиона уже заложены, Юрий Петрович. Первоначальный взнос. Потом будут ежемесячные вливания. В любой банк мира. Или наличными. Курьер доставит в удобное вам место.
Он внимательно изучил ее красивое, безмятежное лицо, взглянул на грудь под облегающей блузкой, на ноги с плотно сомкнутыми гладкими коленями. Вчерашнего вожделения не возникло. Вообще никаких эмоций: так разглядывают кусок говяжьей вырезки на витрине. Или симпатичную пушистую кошку.
— Я хочу купить хороший БМВ, — сказал он. — Поэтому первый взнос — три миллиона.
Кончик языка показался на мгновение, быстро облизнул красные губы.
«Если бы она была кошкой, — подумал Евсеев, — сейчас бы нервно била хвостом из стороны в сторону».
— Думаю, это вопрос решаемый!
— И в ячейку я, конечно, не пойду. Подыщите место, заложите тайник, словом, все, как положено…
— Хорошо, — она послушно кивнула.
Евсеев невольно вспомнил расступающиеся перед ним автомобили и услужливо загорающиеся зеленым светофоры. Да, что-то определенно поменялось в мире за последние часы…
— Нужную информацию просто бросите в мой почтовый ящик завтра ровно в двадцать один час.
— Еще пожелания будут? — «Светлана» многозначительно улыбнулась. Круглые коленки заметно разомкнулись.
— Да. Перестаньте нашпиговывать нашего пса микрофонами.
Она изобразила удивление.
— Помилуйте, вы меня демонизируете! И потом, я имела в виду совсем другое…
— Как сексуальный партнер вы меня не интересуете, — высокомерно сказал Евсеев и, возгордившись собой, ядовито добавил: — Тем более что на этот раз вы не использовали себе в помощь аэрозоль афродизиака…
— Наши люди блестяще справились с заданием, — подводил итоги Мел Паркинсон на совещании «русского» отдела. — Мало того что им удалось оставить на месте «патефон», они произвели целевую вербовку контрразведчика, который руководил его поиском! Это открывает блестящие перспективы в будущем… В общем, линия научно-технической разведки дала очередной позитивный результат…
Барнс, который руководил линией НТР, выпрямился и незаметно надул щеки. Когда-то он был похож на дога, теперь это сходство исчезло. Куда-то пропала породистая осанка, прямая спина, гордая посадка головы. А если что-то в нем и напоминало дога, то сильно постаревшего. Впрочем, это касалось всех здесь присутствующих.
— Браво, Дэвид!
Начальник отдела несколько раз свел ладони, будто аплодировал. Сотрудники его поняли и захлопали изо всех сил.
— Вместе с тем, линия ПР[9] у нас провисает. Во всяком случае, ободряющие доклады об успехах Партии маленьких людей закончились ничем…
— «Патефон» сохранили сотрудники агентурно-оперативной службы, — недовольно сказал Алан Фьюжн, который этой службой и руководил. — Отдел НТР тут ни при чем, не считая того, что в нем создан сам «патефон».
Это была чистая правда. Дэвид Барнс несколько скис.
— И как раз сейчас я хотел доложить, что разгон Партии маленьких людей может быть использован в пропагандистско-идеологических целях, — продолжил худощавый негр, который, по словам недоброжелателей, мог так сливаться с кожей черного кресла, что его невозможно было заметить. — Ее председатель Бруно Аллегро сейчас переживает сильнейший кризис, он все потерял, ночует на чердаке и вспоминает, как произносил ярчайшие речи, вел за собой массы и встречался с сильными мира сего…
Несмотря на все свои недостатки: педантичность, переходящую в занудство, медлительность и некоторое тугодумство, Мел Паркинсон умел схватывать перспективные идеи на лету и мгновенно их развивать, по существу перехватывая их авторство. Он поднял руку.
— Значит, надо вывезти этого обиженного политика в США и использовать его в политической игре! Это и будет так необходимый линии ПР козырь! — веско произнес начальник отдела и снисходительно посмотрел на Фьюжна. — Продолжайте, пожалуйста, Алан!
Но продолжать тому было уже нечего. Как нечего делать нападающему, который вывел мяч к штрафной площадке противника, но внезапно остался без него, ибо капитан команды сам забил победный гол.
— Прошу дать санкцию на операцию и соответствующие указания Гранту Лернеру, — промямлил он и замолчал.
— Это будет сделано немедленно! — бодрым тоном произнес Паркинсон.
Анна не понимала, что происходит. Задание было выполнено, но команды на возвращение почему-то не поступало. Грант несколько раз выходил на контакт с местной резидентурой, но ничего не рассказывал, а Анна, естественно, не спрашивала. Они сходили в Малый театр и в «Большой» ресторан, гуляли по Арбату, пили коктейли в баре «Q2» на двенадцатом этаже «Ритц Карлтона», откуда открывался замечательный вид на всю Москву. Кремль был совсем рядом, и каждый взгляд на него приносил удовлетворение, потому что где-то там, в подземных лабиринтах, по-прежнему работал «патефон». Но тогда что они здесь делают? Опыт Анны подсказывал только одно: на них хотят повесить еще одно задание, необходимость в котором появилась неожиданно. Так и оказалось.
— Сегодня у нас мероприятие, — сказал однажды утром Грант. — Собирайся, прогуляемся…
— Это куда?
— Недалеко.
— В Москве не бывает недалеко.
— Ничего, ты девочка выносливая.
Она вздохнула.
— Увы, уже не девочка. Причем ни в каком смысле. А что за мероприятие?
— Смотрины.
Ясно. Им покажут какого-то типа, фигуранта очередной операции. Возможно, это объект для вербовки, возможно… Возможно было все что угодно. Но ей происходящее не очень нравилось. Точнее, совсем не нравилось.
Когда отправляешься на «холод», особенно в Москву, наперед знаешь, что придется рисковать. Такова российская специфика. Много работаешь, в свободное время полагается хорошо выпить и закусить. В первую очередь — выпить, чтобы снять стресс. А когда дело сделано, надо быстро уносить ноги. Очень быстро. Очень! Так летчик, выполнивший смертельный «штопор», переходит в спокойный горизонтальный полет, чтобы отойти от перегрузок, рассеять розовое марево перед глазами, вернуть на место бьющееся в горле сердце… А если ему приходит приказ снова уходить в «штопор»?! Выдержит ли организм? Выдержат ли нервы? Не сломается ли психика?
В этот раз Анна с трудом переживала неожиданную задержку. Может, накопилась общая усталость, может, вымотало задание. Вербовать действующего контрразведчика — все равно что дергать за хвост тигра-людоеда. Она была опустошена и как-то очень быстро утратила интерес ко всему — к работе, к местной кухне, напиткам. Даже к Гранту. Временами он раздражал ее — со своими линзами, которые клал на ночь в стакан с водой, с остающимися на расческе волосами и шампунями против облысения… Похоже, и она его тоже раздражала, во всяком случае, уже несколько дней, а что более удивительно — ночей, он до нее не дотрагивался.
