Падение Ворона - Корецкий Данил Аркадьевич
– На дармовщинку! – хмыкнул Молот.
– Что? – не понял Гангрена.
– У Пита Лисицы такая присказка есть – когда бесплатно что-то выпадает. А у него всегда все бесплатно…
– Ещё один гость на улице остался, – неожиданно сказала Маруся.
Молот понял, что она обежала дом и осмотрела все окрестности.
– Чё вы его на улице держите? – скривился он. – Пусть тоже зайдёт, выпьет! Или вы меня вчетвером не устережете? У вас же пушки под рубашками! А я пустой, как барабан!
Гангрена немного подумал.
– Пусть зайдёт. Пить ему не надо, а пожрать можно. Пойди, позови Каштана! – сказал он Колхознику.
Тот быстро сбегал и привёл немолодого уже мужчину, с широкой вогнутой головой, которая действительно чем-то напоминала каштан.
Маруся вынесла ещё стаканчик, табуретку поставила. Все устроились как положено. И она стала, как и положено хозяйке на подхвате: чуть в стороне, за спинами гостей, чтобы не мешать разговору, руки под фартуком, смотрит – не надо ли ещё чего подать.
Молот открыл бутылку, глянул на Марусю внимательно, едва заметно усмехнулся, разлил в маленькие граненые стаканы. Каштан пить отказался. Видно нельзя ему пить – должен контролировать, сделает ли Гангрена своё дело, или нет. Хотя, уже кому доверять как не проверенному-перепроверенному Гангрене? Но воровской закон прост: вообще никому доверять нельзя.
– Ну, что? – поднял стограммовый стаканчик, наполненный почти до краёв, Гангрена. – За кого пить? За хозяев-то пить надо, а не получается!
– Я не обижусь, если за меня не выпьете, – сказал Молот.
– За тебя нельзя, – кивнул Гангрена. – И за Ворона нельзя. А вот за Марусю – можно!
– За кого хотите, за того и пейте! – сказала Маруся. – Моё дело – бабье.
– А давайте за Марусю!
Гангрена чокнулся с Мясником, чокнулся с Колхозником и потянулся было к Молоту, но Молот свой стаканчик отвел в сторону.
Три мокродела одним длинным глотком опустошили свои посудины. А Молот пить не стал, поставил стаканчик обратно на стол.
– Что, западло с нами пить? – спросил Гангрена, высасывая соленый помидор.
– Повод не тот, – сказал Молот.
– А чё ж тогда затеяли пьянку? Мы-то не просили… Не просили ведь мы, а, пацаны?
– Не-а, – с набитыми ртами замотали головами Мясник с Колхозником.
И вдруг, на лице Гангрены, вместе с накатившей вмиг бледностью, проступило ужасное понимание.
– Отравили, суки! – вскрикнул он и вскочил.
Каштан дёрнулся и сунул руку за спину. Но в это время Маруся вынула руку из-под фартука, а в ней оказался длинный и острый нож, тот самый, которым она так виртуозно умела пластать мясо. Нож описал полукруг и воткнулся Каштану сверху прямо за левую ключицу, провалившись по самую рукоятку. Как будто на лифте съехал прямо в сердце. Тот уронил взведенный «ТТ», кулем свалился с табуретки, несколько раз дернулся и, скрючившись, затих. Молот с неожиданной ловкостью выхватил свой «браунинг», повел слева направо, но он уже не понадобился. Гангрена схватился за горло и во весь рост упал на землю. Колхозник, который жадно ел котлету, подавился и ткнулся лицом в тарелку. Мясник, не понимая в чём дело, вскочил, но тут же ноги подогнулись, и он упал, присоединившись к своим товарищам.
– Хорошо сработала, Маруся! – сказал Молот, пряча непригодившийся пистолетик.
– А ты говорил – зря я эту бутылку держу, – сказала жена. – Вишь, пригодилась! Это меня Машка Скорохватка научила, у неё несколько раз бывало, когда «заряженная» бутылочка помогала…
– А с этими, что делать будем? – спросил Молот.
– Да сейчас я их брезентом накрою, вроде как мешки с картошкой, а ночью надо будет вниз, в лощину стянуть, да в люк сбросить, – сказала Маруся.
– Зачем возиться? Пусть тут и лежат, прикрой только! – махнул рукой Молот. – Соберись, надо делать ноги. В овраге отсидимся, а ночью уедем в Мурманск. Там есть пара верных корешей… Если живы еще…
– В Мурманск, так в Мурманск! – ответила Маруся. – Все равно тут ловить нечего!
– Ну, принеси тогда чего-нибудь, чтобы я выпить мог за упокой их черных душ! – сказал Молот.
Маруся скрылась в доме и через некоторое время вынесла початую бутылку водки и чистый стакан, сама наполнила его до половины, причем Молот заметил, что руки у нее не дрожат.
Молот поднял водку, подумал, пожевал губами…
– Да нет, не буду я за этих тварей пить! Давай за Константина!
– За Константина и я выпью!
Маруся сбегала ещё за одним стаканом, и, чокнувшись, они выпили за здоровье своего сына.
– Хорошо бы к нему податься, – проговорила она.
– Далеко слишком забрался. Специальные паспорта получать надо. Да и не факт, что выпустят, – мрачно ответил муж.
– Тоже правильно, – покладисто сказала Маруся. Она была хорошей женой и мужу не перечила.
Ночью на вокзале жизнь кипела, как днём. Люди шныряли туда-сюда по освещённым фонарями платформам под звуки объявлений о прибытии и убытии поездов, металлический лязг сцепок и дверей, скрип тормозов и шипение пневматики. Быстроглазые парни рыскали по залу ожидания, разглядывая вещи дремлющих на деревянных лавках пассажиров, нервно переходили с места на место бомжеватые девицы, которые в табеле жриц любви занимали самую нижнюю ступеньку «вокзальных».
Немолодая пара, не задерживаясь, прошла сквозь зал ожидания и вышла на перрон. Мужчина был в мятых рабочих штанах, военном бушлате цвета хаки, маленькой кепочке – восьмиклинке, в руке он держал небольшой допотопный чемоданчик из обшитой дерматином фанеры с металлическими уголками. На женщине – длинный лапсердак неопределенного цвета, верхняя часть туловища и голова замотаны платком, на плече матерчатая сумка. Для бановых [21] они не представляли интереса, тем не менее и востроглазые пацаны, и размалеванные биксы проводили их острыми взглядами.
Они перешли по деревянному настилу через рельсы к третьему пути. Там уже стоял поезд «Тиходонск – Мурманск». У плацкартного вагона под номером «шесть» ожидали начала посадки не больше десяти человек: курортный сезон давно закончился и отдыхающие на югах успели вернулись в свои палестины…
– Уже и не помню, когда я так ездил, – проговорил Молот, сторожко оглядываясь по сторонам. – В основном, в вагонзаках парился, с вологодским конвоем…
– Чего стремаешься? – полюбопытствовала Маруся. – Увидел кого?
– Да нет пока… Просто нас местная шушера в упор рисовала…
Проводница открыла дверь, дождавшись очереди, они поднялись по железным ступеням и заняли свои места – два нижних, в конце почти пустого вагона. Неподалеку устраивались три челночницы с огромными, туго набитыми сумками, впереди весело шумела молодежная компания, двое небритых кавказских мужчин сели на боковые места напротив, но принюхались и, наморщив носы, с возмущением ушли вперед. Надо сказать, что здесь действительно пахло туалетом, но видавшая виды семья Вороновых не обращала внимания на такие мелочи.
Поезд плавно тронулся и начал набирать ход. Проводница растопила титан, и вагон наполнился запахом сгорающих дров. Челночницы собрались ужинать и пришли просить нож – порезать цыпленка.
– Что вы, девчата, откуда у нас ножи? – лучезарно улыбаясь, спросила Маруся. Нож они все же нашли – по вагону потянуло запахом курицы-гриль и соленых огурцов.
– Там ноги не вытянешь, – развалившись, продолжил Молот всплывшую из глубин памяти мысль-воспоминание. – По восемь человек набивали, по десять… Как сельди в бочке…
– Может, больше никого и не будет, вдвоём поедем, как барин с барыней? – загадывала Маруся. – Я слышала, есть такие вагоны, где купе на двоих…
Она не успела закончить фразу, как в проходе возник невысокий мужичок лет сорока, в джинсах, клетчатой рубахе и расстегнутой кожаной куртке, явно турецкого происхождения.
– А вот и я! – заявил он, как будто его здесь с нетерпением ждали. – Чуть не опоздал, пришлось в другой вагон залезть…
