Лорел Гамильтон - Торговля кожей
Белая тигрица в моей голове зарычала, расхаживая перед стальной преградой. Она обнажила сверкающие клыки, зарычав на меня. Этот звук эхом прошелся по моему позвоночнику, словно тигрица превратила меня в некий камертон размером с человека.
— Я слышу твой зов, — в ее голосе сквозила напряжение.
— Но я ничего не делаю, — возразила я.
Я вновь нажала на звонок, но теперь мне все было понятно. Шоу, или кто-нибудь еще, наблюдал за нами. Они хотели посмотреть, что произойдет, если я останусь здесь подольше. Если я и впрямь перекинусь, я потеряю значок. Моей единственной надеждой было то, что я обладала несколькими типами ликантропии, и они не могли доказать, что я настоящий оборотень. Шоу был бы в восторге, сумей он это доказать. Меня не просто отстранят от этого дела — меня отстранят насовсем.
— Ты зовешь на помощь. Это крик отчаяния, но лишь наша королева способна на столь громкий зов.
Я попыталась утихомирить рычащую во мне тигрицу, но ей все было нипочем. Она продолжала звать на помощь. Чтоб ей пусто было.
— Как мне заставить ее замолчать? — спросила я.
— Я могу помочь тебе утихомирить ее, но для этого мне нужно будет прикоснуться к тебе.
— Плохая мысль, — предостерег меня Эдуард, придвинувшись ко мне на шаг ближе.
Я покачала головой, посмотрев на него:
— А если она может мне помочь?
— А если она только хуже сделает? — не сдавался он.
Мы уставились друг на друга. Тут из размещенного в комнате переговорного устройства раздался голос:
— Какого черта вы там устроили, Блейк? Тигры в соседних комнатах сходят с ума.
— Выпустите меня, — потребовала я, — и все пройдет.
— Тебе не справиться с этим самой, — обратилась ко мне Паола.
— Отвали, — огрызнулась я.
— Позволь мне успокоить тебя. Тигры всегда помогают юным и неопытным собратьям успокоиться.
Криспин меня уже один раз успокоил, тогда дела обстояли намного хуже. Но… я не настолько хорошо ее знала, к тому же, она была главным увлечением погибшего преступника. Поможет ли она мне или только навредит?
— Позволь помочь тебе, маршал. Один из наших людей напал на тебя, и за это весь наш клан в долгу перед тобой.
— Но на меня ведь не белый тигр напал, — отпиралась я, тем не менее отступив от двери и двинувшись к столу.
— Анита, — позвал Эдуард, протягивая руку, но затем опустив ее. — Ты уверена, что стоит это делать?
— Нет, — ответила я, продолжая идти к ней.
— Если это был не белый тигр, то кто же тогда на тебя напал? — изумилась она.
— Желтый, — ответила я, встав рядом с ней, глядя в эти голубые глаза.
От одного этого взгляда тигрица во мне перестала кричать. Как будто близкое присутствие другого белого тигра успокоило моего зверя.
— Желтый тигр, — повторила она, нахмурившись.
Я кивнула.
— Желтый клан вымер много столетий назад. Их не осталось.
— Та тигрица была подвластным зверем одного очень старого вампира.
— Что с ней случилось? — спросила Паола.
— Она умерла.
— Тебе пришлось ее убить, — предположила она.
Я кивнула.
— Но ведь на тебя напал желтый тигр, — удивилась она.
— Ты говоришь так, словно в этом есть какая-то разница. Не все ли равно, какого цвета был тигр, напавший на меня?
— Желтый, или золотой клан главенствовал над всеми остальными. Он правил миром и всей энергией в нем, в том числе энергией других кланов.
— Впервые слышу, — ответила я.
Она пожала плечами, насколько позволяли ей наручники:
— Какой смысл говорить о том, что давно исчезло? Но если на тебя напал желтый тигр, тогда это объясняет, откуда в тебе столько силы.
— Она было желтой, — сказала я, поворачиваясь к Эдуарду. Он знал, что я от него хотела, мне даже не пришлось лишний раз спрашивать.
— Она был бледно-желтой с темными полосами.
— И вы там были? — обратилась к нему Паола.
— Был, — подтвердил он.
— Кто-нибудь еще был ранен? — спросила она.
— Да, но в его крови ликантропия не выявлена. Можно сказать, я единственная, кому повезло, — съязвила я.
Просто стоя рядом с ней, мне было намного легче дышать. Возможно, мысль о том, что я неспособна путешествовать без сопровождения своего личного штата оборотней, была не совсем верной. Может, я вообще никогда не смогу путешествовать в одиночку. Вот блин! Если это на самом деле так, мне придется в любом случае отказаться от федерального значка. Какая польза от истребителя, который не может ездить туда, где плохие ребята совершают свои грязные делишки?
Интерком вновь ожил:
— Другие тигры успокоились. Чем вы там занимаетесь, Блейк? — как я и догадывалась, это был Шоу. Мне было жаль, что жена ушла от него, да еще и к оборотню, но моей вины в этом не было.
Эдуард подошел к переговорному устройству и заговорил:
— Мы лишь снизили тигриную энергию, только и всего.
— А чем занимается Блейк? — не унимался Шоу.
— Своей работой, — ответил Эдуард, убирая палец с кнопки интеркома.
Я заглянула в эти странные успокаивающие тигриные глаза на женском лице:
— Ты знаешь, чем занимался Мартин?
Она удивленно моргнула. Ее лицо ничего мне не сказало, но ее рот чуть приоткрылся, дыхание ускорилось. Было ли это вызвано тем, что она что-то знала, или тем, что я упомянула ее парня? Или все дело в том, что ей приходилось отвечать на вопросы полиции, будучи закованной в цепи с ног до головы? Обычно это заставляет людей волноваться, реагировать на происходящее чересчур остро. Эта одна их причин, почему я предпочитаю опрашивать людей у них дома или в более привычном для них месте. Но сегодня не время для этого. Не время для многого.
Я пристально вглядывалась в ее глаза, когда она сказала «нет». Я не поверила ей. Не знаю почему, но глядя в эти бледно-голубые кошачьи глаза, я знала, что она лжет. Это не были метафизические силы. Эта была присущая всем копам реакция, которая вырабатывается со временем. Это знание просто появляется. Что ж, может, она врала не из стремления что-нибудь скрыть. Может, она врала потому, что была напугана, или просто потому, что ей так хотелось. Люди врут по самым дурацким причинам. Но я пришла к выводу, что она врет, чтобы что-то от нас скрыть. Она лгала потому, что обладала необходимой нам информацией. Полезной информацией. Той информацией, которая наведет нас на след и на нового подозреваемого. Это даст нам что-нибудь, что пригодится при расследовании всех новых смертей, которые я видела сегодня. Если Паоле Чу что-то известно, то, возможно, те офицеры, что погибли, и те спецназовцы, что находились сейчас в критическом состоянии в больнице… Может, это все было не зря.
И тут, глядя в ее лживые глаза, я осознала, что сама больше в это не верю. Даже если ей известно все, — да хоть главный секрет под соусом из тайны — и она расскажет нам все от начала и до конца, — это уже не важно. Это не имеет никакого значения для семей тех офицеров, что были жестоко убиты. И это не имеет никакого значения для тех оперативников, которые, возможно, никогда уже не встанут на ноги, даже если и проснутся. А вот что имеет значение, так это та ложь, которую мы воздвигли вокруг себя, чтобы жить дальше, не пытаясь засунуть себе в рот дуло пистолета.
«Катарсис» — это слово используют психотерапевты, чтобы убедить вас в том, что боль уйдет; что наказав плохого парня или выявив причины того, что произошло, вы вновь обретете душевный покой. Катарсис — это самая чудовищная ложь из всех.
— Анита, — раздался голос Эдуарда, — ты в порядке?
Он стоял возле нас с Паолой, гораздо ближе ко мне, чем раньше. А я даже не услышала, не почувствовала, вообще не заметила, как он подошел.
Я встряхнула головой:
— Нет, не в порядке, — огрызнулась я, подумав про себя, что выхожу из игры. Да что это со мной?!
Эдуард взял меня за руку, оттаскивая от женщины. Чем дальше он меня оттаскивал, тем яснее я соображала, но тигрица все еще была во мне, затаившаяся по ту сторону металлической стены в моей голове. Она лежала на земле, и лишь подрагивание черного кончика ее хвоста выдавало, как сильно она злилась на меня.
Открылась дверь и в комнату, улыбаясь, вошел старший детектив Эд Морган. Он разыгрывал из себя эдакого симпатягу с большими карими глазами, и, надо признать, у него неплохо получалось. Он прямо таки излучал обаяние. Ах, да, мы же его только и ждали. Разве Шоу не запретил нам задавать вопросы, напрямую относящиеся к преступлению, пока не появится детектив Морган? Похоже на то. Ну и черт с ним.
— Добрый день, Паола, вы не против, если я буду называть вас Паолой? Я Эд, — сказал он, с улыбкой усаживаясь на мой стул, попутно раскладывая на столе папки. Словно нас с Эдуардом тут и не было. — Дальше я сам, маршалы. Шериф Шоу хотел бы перекинуться с вами парой слов.
Морган сверкнул настолько широкой улыбкой, что у него на щеках проступили ямки, но в глубине его карих глаз затаился враждебный огонек. Видать, нам предстоит не самый приятный разговор с Шоу. Гадство.
