Наталья Солнцева - Золотые нити
Продавщицы в ожидании грозы сбились в стайку за самым дальним прилавком. Но обслуживание клиентов отняло у хозяина столько сил, что он только бросил на них испепеляющий взгляд, махнул рукой и прошествовал обратно в свой кабинет, где продолжил просмотр видеофильма, от которого его так некстати и грубо оторвали.
Влад посмотрел на сияющее счастьем лицо Людмилочки и в очередной раз подумал, что «весь мир несправедлив к женщинам», особенно к хорошим.
Он остановил машину около «Макдональдса», и через пару минут вернулся с двумя пакетами еды и большой бутылкой колы.
– Что-то я проголодался. Жаль, пива нельзя выпить!
Они нашли подходящее место для парковки, вышли на дышащую зноем улицу, нашли лавочку, укрытую жиденькой тенью подстриженных деревьев, и с аппетитом принялись за еду. Людмилочка ела жареную картошку, запивая ее холодной колой, и чувствовала себя такой счастливой, какой бывала в давно забытом детстве, когда пробираясь утром к новогодней елке, с замиранием сердца обнаруживала там подарки.
– А знаете, Влад, у некоторых людей, – не у всех, конечно, – есть тайное имя. У меня есть. А у вас?
– Наверное, тоже есть. – Влад засмеялся. – Со мной происходят такие невероятные вещи, что я готов поверить во что угодно!
– Наш ум воздвигает слишком много барьеров. Мы живем словно за частоколом, а иногда нужно подпрыгивать, чтобы за этой стеной увидеть безбрежный мир. – Людмилочка счастливо вздохнула. – Надо дать своим мыслям уплыть, отпустить их в путешествие по водам иного бытия…И тогда пространство перестает быть безразличным и нейтральным, – оно наполняется энергией, возможностями и любовью. И начинаешь чувствовать себя центром вселенной. С вами бывает такое?
Влад поперхнулся, и ему пришлось откашливаться, прежде чем он смог ответить.
– Центром вселенной?
А что, пожалуй, это ему нравится. Влад жевал, смотрел на снующих туда-сюда людей, и вдруг явственно понял, что между ним и этими людьми образовался некий разрыв, и что этот разрыв постепенно растет. Ему показалось, что он приник к замочной скважине и смотрит на другую реальность, – вот едут машины, продается мороженое, молодежь обнимается, служащие спешат… но все это происходит как бы на другом берегу.
Раздался сигнал телефона, который Влад не стал оставлять в машине, и правильно сделал. Звонил Сиур, он сообщил о неудаче с женой Сташкова и беседе с египтологом.
– Подробности при встрече. А у вас что?
– Все идет по плану. – Влад смотрел на Людмилочку и глупо улыбался. – Сейчас едем к тебе.
В квартиру Сиура никто не входил. Они, уезжая, оставили в двери условный знак. Если бы кто-то посторонний открывал, то это стало бы видно. Условный знак был на месте.
– Проходите.
Влад открыл сложный замок, вошел и отправился на кухню. Людмилочка села на пуфик в прихожей. Они не собирались надолго задерживаться, только взять цветок.
– Идите сюда! – раздался из кухни взволнованный голос молодого человека.
Посреди кухни стоял Влад, уставившись на вазу с лотосом, вместо которого по столу растеклась бесформенная масса зеленовато-розоватого оттенка. Людмилочка медленно подошла. Они молча смотрели на остатки того, что еще вчера было цветком, – во всяком случае, выглядело как цветок.
– Что это значит? Он что, растаял, что ли?
– О, черт! Я говорил, что с этим цветком что-то неладно. Но не до такой же степени?! – Влад пришел в замешательство. – Что с ним случилось? Черт, он действительно растаял… Никогда такого не видел. Обычно увядший цветок совершенно не так выглядит. Вы не находите?
– Нахожу.
Людмилочка обошла вокруг стола, с опаской глядя на остатки лотоса.
– Странно… – Она подняла глаза на Влада. – Что же с ним делать?
– Я бы выбросил эту гадость. Но что скажет шеф?
– Так позвоните ему!
Людмилочка сбегала в прихожую и принесла телефон.
Влад доложил Сиуру и Тине о состоянии цветка и получил указание все оставить так, как есть, и ничего не трогать.
…Огромные чернокожие рабы бегом несут роскошные носилки. Плотные шторки закрыты, мягкие подушки внутри располагают к приятной лени. Тийна пытается ни о чем не думать, – и не может. Слышно, как шуршит песок под ногами рабов…
Она не определила бы, сколько прошло времени. Ход носилок замедлился и вскоре остановился. Высокий человек, с ног до головы закутанный в темное покрывало, протянул ей сильную руку, помог сойти на землю. Через пару шагов она ощутила под ногами ровную гладкую поверхность. Глаза еще не привыкли к темноте, поэтому ей приходится полагаться только на своего спутника.
Прохладный ночной воздух сменился сухим, более теплым, наполненным ароматами дорогих заморских курений. Она молча шла по бесчисленным переходам за высокой фигурой. Наконец, они очутились в полукруглом помещении, обставленном просто, но очень уютно.
В стенной нише стоял алебастровый светильник на искусно выкованной подставке. Чуть слышно шипело горящее, терпко пахнущее масло. Этот единственный источник света оставлял половину комнаты в полумраке. Вместо кресел – большие подушки, покрытые леопардовыми шкурами, на низеньких столиках – изысканные драгоценные сосуды, золотые статуэтки и полированные ларчики.
Входной проем бесшумно закрылся, слившись со стеной, покрытой росписью. Выступающие с царственной важностью быки, стайки гусей и журавлей, тонконогие цапли, яркие бабочки, грациозная дикая пятнистая кошка, девушки, плетущие гирлянды, – все изображено горделивыми и плавными, мягкими линиями.
– Вереницы живых существ движутся в вечность…
Мужчина сбросил окутывающее его покрывало, под которым засиял белоснежный с золотом наряд жреца.
– Как мимолетное, изменчивое и неустойчивое, – он показал жестом на стену, – сделать отвечающим идее постоянства?
– Прекрасная работа, – Тийна не могла оторвать восхищенного взора от росписи.
Верховный Жрец усмехнулся.
– Все самое интересное этого мира скрыто от глаз. Не так ли?
– Так. Зачем ты звал меня? Ночью опасно выходить из храма. Боги гневаются. Кто-то принес скорпиона в святилище Изиды. Я едва избежала ужасной смерти.
Красивое лицо Сехера исказилось, он хотел сказать что-то, но передумал. Он осознал вдруг, что его учили обретать Силу, и, став сильным, он стал способным испытывать сильные чувства.
– Я думал, что после того, как я увидел самую сущность жизни и смерти, не осталось ничего такого, с чем я не мог бы справиться.
Он медленно приблизился к женщине и остановился рядом, его одежда соприкасалась с ее одеянием, и дыхания их тоже соприкасались, смешиваясь с тонким запахом курений…
– Безумством было предполагать, что я смогу справиться с моими чувствами к тебе.
Она ощущала его рядом с собой, и нереальность происходящего повергала ее в гипнотическое состояние. «Не подчиняйся ничьим желаниям, кроме своих собственных» – Тийна вспомнила эту фразу старой наставницы, и Жрец тут же уловил ее. Не надо было произносить вслух. Он чувствовал эту женщину как самого себя.
– Иногда в жизни сильного человека наступает момент, когда он просто знает, что не может продолжать быть рабом, – Сехер взял ее за плечи и посмотрел в ее лицо. – Рабом чего бы то ни было – чужого мнения, собственных ошибочных или недостаточно зрелых решений, запретов культа или сана, обычаев страны… Никогда не позволяй себе отказаться от своих чувств, превратить себя в жертву условностей. Чего стоит жизнь, если ты проведешь ее в оковах? Неважно, сама ли ты надела их на себя, или это сделали другие!
Она ощущала его твердое тело через одежду, его жар и сдерживаемую страсть. Его ласки были неуловимы и вместе с тем властны, каждое движение рук или губ непохоже на предыдущее. Он легко поднял ее, опустил на мягкие, приятно пахнущие благовониями шкуры… Сехер слишком хорошо знал, как доставить удовольствие женщине, он не думал о себе, он не думал ни о чем, кроме нее.
– Знаешь, иногда ночами мне снится далекая оранжевая звезда… И еще там я любил тебя. Я не боюсь показаться глупым. Я не знаю страха с детства. Но сегодня я был близок к панике, когда почувствовал, что могу снова потерять тебя. Я не вынесу этого. Я всегда слышал твой зов, когда смотрел на звездное небо. Иногда мне казалось, что я схожу с ума – и я прятал мысль о тебе в самом далеком уголке сознания. Но я никогда не хотел избавиться от нее.
Его ласки были ни на что не похожи, – он то замедлял их до судорожного замирания во всем теле, то ускорял; поцелуи его, мягкие и нежные, длящиеся бесконечно, плавно переходили один в другой, сладостным дурманом заполняя сознание…
