Эмиль Габорио - Преступление в Орсивале
- Быть не может! - пролепетала она.
От Лекока не укрылось: известие хоть и привело ее и смятение, но не слишком удивило, несмотря на восклицание: «Быть не может!»
- Уверяю вас, очень даже может быть, - отвечал он. - Сейчас граф находится в тюрьме, потом будет предан суду и, по всей видимости, понесет наказание.
Папаша Планта с любопытством смотрел на Дженни. Он ждал взрыва отчаяния, воплей, слез, хотя бы легкого нервического припадка. Ничего подобного.
Фэнси уже не питала к Треморелю ничего, кроме ненависти. Она, которой когда-то нипочем было людское презрение, теперь с трудом несла бремя позора и винила Эктора, совершенно, впрочем, несправедливо, в своем нынешнем падении. Она ненавидела его подло, втайне, как умеют ненавидеть девки: при встрече улыбалась ему в лицо, старалась выманить побольше денег, а втайне призывала на его голову все несчастья.
Поэтому Дженни Фэнси не разразилась слезами, а залилась дурацким смехом.
- Поделом ему! - сказала она. - Не надо было меня бросать. И ей тоже поделом.
- Почему же?
- Неужели непонятно? Зачем она обманывала мужа? Такой был славный человек! Она отбила у меня Эктора. Богатая, замужняя дама! А Эктор - просто негодяй, я всегда это говорила.
- Откровенно говоря, я того же мнения. Человек, который так обошелся с вами, не заслуживает снисхождения.
- Правда?
- Черт возьми! Его поведение вовсе меня не удивляет. Знаете ли, убийство жены - не самое тяжкое из его злодеяний. Он еще попытался свалить свое преступление на неповинного человека.
- Да я от него ничего другого и не ожидала.
- Он обвиняет во всем одного беднягу, который, говорят, совершенно ни при чем, но, по всей видимости, будет приговорен к смертной казни, потому что не может объяснить, где он провел вечер и ночь со среды на четверг.
Лекок произнес эту фразу самым естественным тоном, хотя несколько растягивая слова, чтобы не упустить из виду впечатления, которое она произведет на мисс Фэнси. А впечатление было настолько сильное, что девушка вздрогнула.
- Вы знаете, кто этот человек? - испуганно спросила она.
- В газетах сообщают, что это графский садовник.
- Маленького роста, не правда ли? Тощий, с прямыми черными волосами?
- Совершенно верно.
- И зовут его… Постойте… Его зовут Гепен?
- Ах, так вы его знаете?
Мисс Фэнси колебалась. Ее бил озноб, видно было, что она уже жалеет о своей поспешной откровенности.
- А! - наконец решилась она. - С какой стати скрывать то, что мне известно? Я девушка честная, не то что этот мерзавец Треморель, и не хочу, чтобы ни в чем не повинному бедняге отрубили голову.
- Значит, вам что-то известно?
- Да все, все, как есть, известно. Неделю назад мой дорогой Эктор, который раньше, прямо скажем, видеть меня не желал, прислал мне письмо, в котором назначил свидание в Мелене. Я туда приезжаю, встречаюсь с ним, мы вместе завтракаем. И он начинает рассказывать, что попал в затруднительное положение: его кухарка выходит замуж, но один из слуг до того в нее влюблен, что способен устроить скандал на свадьбе, испортить праздник, а то и устроить чего похуже.
- Так он рассказал вам про свадьбу?
- Вы слушайте. Мой дорогой Эктор не мог придумать, как бы избежать неприятностей, и был этим не на шутку озабочен. Тогда я ему присоветовала услать этого слугу но какому-нибудь делу в день свадьбы. Он подумал и сказал, что это удачная мысль.
«Я знаю, что сделаю, - добавил он. -Не стану предупреждать его загодя, а вечером дам какое-нибудь поручение к тебе и намекну, что оно должно остаться тайной для моей жены. А ты переоденешься горничной, встретишься с ним в кафе на площади Шатле между половиной десятого и половиной одиннадцатого вечера. Чтобы он тебя узнал, сядь за первый столик направо от выхода и положи рядом с собой большой букет цветов. Он отдаст тебе пакет, а ты предложи ему выпить рюмочку, постарайся, по возможности, его напоить и потаскай до утра по городу».
Мисс Фэнси говорила с трудом, запинаясь, подбирая слова; чувствовалось, что она старается припомнить подлинные выражения Тремореля.
- Неужели вы, - перебил Лекок, - поверили в эту басню о ревнивом слуге? Вы же умная женщина!
- Да не то чтобы поверила, а решила, что граф затеял какую-то любовную интрижку и не прочь была ему в этом пособить: я ненавижу его жену, она принесла мне столько горя.
- И вы согласились.
- Да. Все было, как предвидел Эктор. Ровнехонько в десять вечера является этот самый слуга, принимает меня за горняшку, отдает пакет. Я, естественно, угощаю его кружкой пива, он выпивает и предлагает угостить меня; я тоже не отказываюсь. Он славный парень, этот садовник, любезный, вежливый; ей-богу, я провела с ним превосходный вечерок. Он знает кучу историй, одна забавнее другой…
- Понятно, понятно. И что вы делали дальше?
- После пива мы пили вино: у этого садовника карманы были набиты деньгами. Потом снова пиво, потом пунш, потом глинтвейн. В одиннадцать он уже изрядно нагрузился и пригласил меня в Батиньоль танцевать кадриль. Я отказалась и говорю ему, что, раз уж он такой галантный кавалер, пускай потрудится проводить меня к хозяйке, которая живет в начале Елисейских полей. И вот мы выходим из кафе и идем по улице Риволи, заходя в каждый кабачок. Короче, к двум часам ночи бедняга был до того пьян, что свалился на скамейку неподалеку от Триумфальной арки и заснул как убитый; там я его и оставила.
- Что вы делали потом?
- Вернулась домой.
- А что сталось с пакетом?
- То-то и оно! Я должна была выбросить его в Сену, но забыла: понимаете, я пила почти вровень с садовником, особенно вначале… Словом, я унесла пакет домой, там он и лежит.
- Но вы его открывали?
- Само собой.
- Что в нем было?
- Молоток, два других инструмента и большой нож.
Теперь невиновность Гепена была очевидна: предвидение сыщика подтвердилось.
- Ну что ж, - проговорил папаша Планта, - наш подопечный спасен, и теперь остается узнать…
Но Лекок перебил его. Теперь он знал все, что хотел, Дженни больше его не интересовала, и он резко изменил тон: вместо медового голоса старого волокиты раздался суровый голос полицейского.
- Ну, вот что, красавица моя, - обратился он к мисс Фэнси, - вы в самом деле спасли сейчас невинного человека: но вам придется повторить все, что вы рассказали мне, следователю в Корбейле. А чтобы вы не заблудились в дороге, я дам вам провожатого.
Лекок подошел к окну, распахнул его и, увидев на противоположной улице корбейльского полицейского, крикнул, явно не беспокоясь о том, что может скомпрометировать мадам Шарман:
- Эй, Гулар! Гулар! Поднимись-ка сюда.
Потом он обернулся к мисс Фэнси, которая была в таком ужасе и смятении, что не смела ни задавать вопросы; ни возмущаться.
- Скажите, - спросил он, - сколько Треморель заплатил вам за эту услугу?
- Десять тысяч франков, сударь, но это мои деньги, клянусь вам, он давно уже обещал мне их, чтобы я могла встать на ноги. Он обязался…
- Хорошо, хорошо, никто их у вас не отнимет.
Он указал ей на вошедшего Гу.тара.
- Отведите этого господина к себе домой. Возьмите пакет, который передал вам Гепен, и сейчас же отправляйтесь в Корбейль. Только без глупостей, - грозно прибавил он, - не то берегитесь.
Привлеченная шумом голосов, в гостиную вошла мадам Шарман - как раз вовремя, чтобы увидеть, как уходит Фэнси, эскортируемая Гуларом.
- Боже мой, что случилось? - испуганно спросила она у Лекока.
- Ничего, сударыня, во всяком случае, ничего такого, что бы касалось вас. Засим до свидания и примите мою признательность, а теперь нам пора.
XXVI
Когда Лекок спешит, он ходит быстро. Вот и сейчас он почти летел по улице Лоретской Богоматери, улице, которую приходится мостить чаще всех улиц в Париже, так что папаша Планта едва поспевал за ним.
Все убыстряя шаг, с головой уйдя в раздумья о том. какие меры принять, чтобы обеспечить наибольший успех своим планам, сыщик продолжал свой монолог, обрывки которого время от времени удавалось уловить старому судье.
- Все идет прекрасно, - бормотал он, - все будет в порядке. Слыханное ли дело, чтобы кампания, начавшаяся столь удачно, не увенчалась успехом! Если Акаб уже в кабачке, если кто-нибудь из моих посланцев принес нужные сведения, нынче же вечером с преступлением в «Тенистом доле» все станет ясно, все определится, а через неделю никто уже не вспомнит об этой истории.
В конце улицы, напротив церкви, сыщик внезапно остановился.
- Прошу прощения, сударь, - обратился он к орсивальскому мировому судье, - что столько времени таскал вас за собой и заставлял делить тяготы моего ремесла, но, не говоря уж о том, что вы могли оказаться мне весьма полезны у мадам Шарман, ваше присутствие становится мне совершенно необходимо теперь, когда мы всерьез беремся за Тремореля.
Они перешли на другую сторону и вошли в кабачок на углу улицы Мучеников.
